Сучок
- Да ты кто?
- Господский рыболов.
- Как же это ты рыболов, а лодка у тебя в такой неисправности?
- Да в нашей реке и рыбы то нету.
- Скажи, пожалуйста, - начал я, - давно ты здесь рыбаком?
- Седьмой год пошел, - отвечал он, встрепенувшись.
- А прежде чем ты занимался?
- Прежде ездил кучером.
- Кто ж тебя из кучеров разжаловал?
- А новая барыня.
- Какая барыня?
- А что нас то купила. Вы не изволите знать: Алена Тимофеевна, толстая такая… немолодая.
- С чего ж она вздумала тебя в рыболовы произвести?
- А Бог ее знает. Приехала к нам из своей вотчины, из Тамбова, велела всю дворню собрать, да и вышла к нам. Мы сперва к ручке, и она ничего: не серчает… А потом и стала по порядку нас расспрашивать: чем занимался, в какой должности состоял? Дошла очередь до меня; вот и спрашивает: «Ты чем был?» Говорю: «Кучером». - «Кучером? Ну, какой ты кучер, посмотри на себя: какой ты кучер? Не след тебе быть кучером, а будь у меня рыболовом и бороду сбрей. На случай моего приезда к господскому столу рыбу поставляй, слышишь?..» С тех пор вот я в рыболовах и числюсь. «Да пруд у меня, смотри, содержать в порядке…» А как его содержать в порядке?
- Чьи же вы прежде были?
- А Сергея Сергеича Пехтерева. По наследствию ему достались. Да и он нами недолго владел, всего шесть годов. У него то вот я кучером и ездил… да не в городе - там у него другие были, а в деревне.
- И ты смолоду все был кучером?
- Какое все кучером! В кучера то я попал при Сергее Сергеиче, а прежде поваром был, - но не городским тоже поваром, а так, в деревне.
- У кого ж ты был поваром?
- A y прежнего барина, у Афанасия Нефедыча, у Сергея Сергеичина дяди. Льгов то он купил, Афанасий Нефедыч купил, а Сергею Сергеичу именье то по наследствию досталось.
- У кого купил?
- А у Татьяны Васильевны.
- У какой Татьяны Васильевны?
- А вот, что в запрошлом году умерла, под Волковым… то бишь под Карачевым, в девках… И замужем не бывала. Не изволите знать? Мы к ней поступили от ее батюшки, от Василья Семеныча. Она таки долгонько нами владела… годиков двадцать.
- Что ж, ты и у ней был поваром?
- Сперва точно был поваром, а то и в кофишенки попал.
- Во что?
- В кофишенки.
- Это что за должность такая?
- А не знаю, батюшка. При буфете состоял и Антоном назывался, а не Кузьмой. Так барыня приказать изволила.
- Твое настоящее имя Кузьма?
- Кузьма.
- И ты все время был кофишенком?
- Нет, не все время: был и ахтером.
- Неужели?
- Как же, был… на кеятре играл. Барыня наша кеятр у себя завела.
- Какие же ты роли занимал?
- Чего изволите с?
- Что ты делал на театре?
- А вы не знаете? Вот меня возьмут и нарядят; я так и хожу наряженный, или стою, или сижу, как там придется. Говорят: вот что говори, я и говорю. Раз слепого представлял… Под каждую веку мне по горошине положили… Как же!
- А потом чем был?
- А потом опять в повара поступил.
- За что же тебя опять в повара разжаловали?
- А брат у меня сбежал.
- Ну, а у отца твоей первой барыни чем ты был?
- А в разных должностях состоял: сперва в казачках находился, фалетором был, садовником, а то и доезжачим.
- Доезжачим?.. И с собаками ездил?
- Ездил и с собаками, да убился: с лошадью упал и лошадь зашиб. Старый то барин у нас был престрогий; велел меня выпороть да в ученье отдать в Москву, к сапожнику.
- Как в ученье? Да ты, чай, не ребенком в доезжачие попал?
- Да лет, этак, мне было двадцать с лишком.
- Какое ж тут ученье в двадцать лет?
- Стало быть, ничего, можно, коли барин приказал. Да он, благо, скоро умер, - меня в деревню и вернули.
- Когда же ты поварскому то мастерству обучился?
Сучок приподнял свое худенькое и желтенькое лицо и усмехнулся.
- Да разве этому учатся?.. Стряпают же бабы!
- Ну, - промолвил я, - видал ты, Кузьма, виды на своем веку! Что ж ты теперь в рыболовах делаешь, коль у вас рыбы нету?
- А я, батюшка, не жалуюсь. И слава Богу, что в рыболовы произвели. А то вот другого, такого же, как я, старика - Андрея Пупыря - в бумажную фабрику, в черпальную, барыня приказала поставить. Грешно, говорит, даром хлеб есть… А Пупырь то еще на милость надеялся: у него двоюродный племянник в барской конторе сидит конторщиком: доложить обещался об нем барыне, напомнить. Вот те и напомнил!.. А Пупырь в моих глазах племяннику то в ножки кланялся.
- Есть у тебя семейство? Был женат?
- Нет, батюшка, не был. Татьяна Васильевна покойница - царство ей небесное! - никому не позволяла жениться. Сохрани Бог! Бывало, говорит: «Ведь живу же я так, в девках, что за баловство! чего им надо?»
- Чем же ты живешь теперь? Жалованье получаешь?
- Какое, батюшка, жалованье!.. Харчи выдаются - и то слава тебе, Господи! много доволен. Продли Бог века нашей госпоже!
И. С. Тургенев «Записки охотника. Льгов»
- Господский рыболов.
- Как же это ты рыболов, а лодка у тебя в такой неисправности?
- Да в нашей реке и рыбы то нету.
- Скажи, пожалуйста, - начал я, - давно ты здесь рыбаком?
- Седьмой год пошел, - отвечал он, встрепенувшись.
- А прежде чем ты занимался?
- Прежде ездил кучером.
- Кто ж тебя из кучеров разжаловал?
- А новая барыня.
- Какая барыня?
- А что нас то купила. Вы не изволите знать: Алена Тимофеевна, толстая такая… немолодая.
- С чего ж она вздумала тебя в рыболовы произвести?
- А Бог ее знает. Приехала к нам из своей вотчины, из Тамбова, велела всю дворню собрать, да и вышла к нам. Мы сперва к ручке, и она ничего: не серчает… А потом и стала по порядку нас расспрашивать: чем занимался, в какой должности состоял? Дошла очередь до меня; вот и спрашивает: «Ты чем был?» Говорю: «Кучером». - «Кучером? Ну, какой ты кучер, посмотри на себя: какой ты кучер? Не след тебе быть кучером, а будь у меня рыболовом и бороду сбрей. На случай моего приезда к господскому столу рыбу поставляй, слышишь?..» С тех пор вот я в рыболовах и числюсь. «Да пруд у меня, смотри, содержать в порядке…» А как его содержать в порядке?
- Чьи же вы прежде были?
- А Сергея Сергеича Пехтерева. По наследствию ему достались. Да и он нами недолго владел, всего шесть годов. У него то вот я кучером и ездил… да не в городе - там у него другие были, а в деревне.
- И ты смолоду все был кучером?
- Какое все кучером! В кучера то я попал при Сергее Сергеиче, а прежде поваром был, - но не городским тоже поваром, а так, в деревне.
- У кого ж ты был поваром?
- A y прежнего барина, у Афанасия Нефедыча, у Сергея Сергеичина дяди. Льгов то он купил, Афанасий Нефедыч купил, а Сергею Сергеичу именье то по наследствию досталось.
- У кого купил?
- А у Татьяны Васильевны.
- У какой Татьяны Васильевны?
- А вот, что в запрошлом году умерла, под Волковым… то бишь под Карачевым, в девках… И замужем не бывала. Не изволите знать? Мы к ней поступили от ее батюшки, от Василья Семеныча. Она таки долгонько нами владела… годиков двадцать.
- Что ж, ты и у ней был поваром?
- Сперва точно был поваром, а то и в кофишенки попал.
- Во что?
- В кофишенки.
- Это что за должность такая?
- А не знаю, батюшка. При буфете состоял и Антоном назывался, а не Кузьмой. Так барыня приказать изволила.
- Твое настоящее имя Кузьма?
- Кузьма.
- И ты все время был кофишенком?
- Нет, не все время: был и ахтером.
- Неужели?
- Как же, был… на кеятре играл. Барыня наша кеятр у себя завела.
- Какие же ты роли занимал?
- Чего изволите с?
- Что ты делал на театре?
- А вы не знаете? Вот меня возьмут и нарядят; я так и хожу наряженный, или стою, или сижу, как там придется. Говорят: вот что говори, я и говорю. Раз слепого представлял… Под каждую веку мне по горошине положили… Как же!
- А потом чем был?
- А потом опять в повара поступил.
- За что же тебя опять в повара разжаловали?
- А брат у меня сбежал.
- Ну, а у отца твоей первой барыни чем ты был?
- А в разных должностях состоял: сперва в казачках находился, фалетором был, садовником, а то и доезжачим.
- Доезжачим?.. И с собаками ездил?
- Ездил и с собаками, да убился: с лошадью упал и лошадь зашиб. Старый то барин у нас был престрогий; велел меня выпороть да в ученье отдать в Москву, к сапожнику.
- Как в ученье? Да ты, чай, не ребенком в доезжачие попал?
- Да лет, этак, мне было двадцать с лишком.
- Какое ж тут ученье в двадцать лет?
- Стало быть, ничего, можно, коли барин приказал. Да он, благо, скоро умер, - меня в деревню и вернули.
- Когда же ты поварскому то мастерству обучился?
Сучок приподнял свое худенькое и желтенькое лицо и усмехнулся.
- Да разве этому учатся?.. Стряпают же бабы!
- Ну, - промолвил я, - видал ты, Кузьма, виды на своем веку! Что ж ты теперь в рыболовах делаешь, коль у вас рыбы нету?
- А я, батюшка, не жалуюсь. И слава Богу, что в рыболовы произвели. А то вот другого, такого же, как я, старика - Андрея Пупыря - в бумажную фабрику, в черпальную, барыня приказала поставить. Грешно, говорит, даром хлеб есть… А Пупырь то еще на милость надеялся: у него двоюродный племянник в барской конторе сидит конторщиком: доложить обещался об нем барыне, напомнить. Вот те и напомнил!.. А Пупырь в моих глазах племяннику то в ножки кланялся.
- Есть у тебя семейство? Был женат?
- Нет, батюшка, не был. Татьяна Васильевна покойница - царство ей небесное! - никому не позволяла жениться. Сохрани Бог! Бывало, говорит: «Ведь живу же я так, в девках, что за баловство! чего им надо?»
- Чем же ты живешь теперь? Жалованье получаешь?
- Какое, батюшка, жалованье!.. Харчи выдаются - и то слава тебе, Господи! много доволен. Продли Бог века нашей госпоже!
И. С. Тургенев «Записки охотника. Льгов»