Быль
Однажды, возвращаясь на перекладных (на четырех электричках) из дальних гостей - от подруги, жившей в другом городе, я на последней на моем пути пересадочной станции случайно села не в ту электричку. Это я сейчас знаю, что не та, а тогда не знала, поэтому, усевшись, сразу принялась дочитывать прерванный пересадкой рассказ Дины Рубиной, а рассказывала она мне о своей соседке:
«Она жила у нас во дворе, опустившаяся мальвина. Была простой милой женщиной. Убирала "по людям". Вымоет одну квартиру, получит рубль, вымоет вторую - второй рубль, вот она и счастлива. Выпьет бормотухи и "выступает". Буквально, не в переносном смысле: любила выступать.
Пела высоким ломким голосом романсы и советские песни, особенно, Пахмутовой. Для этого выбирала возвышение - интуитивно понимала, что номер требует сцены.
Обычно это бывало крыльцо нашего подъезда или ступени гастронома в доме напротив.
Иногда она взбиралась "на фонарь" - посреди двора стоял деревянный столб с несколькими железными скобами. ТетьГаля залезала на две-три скобы (это было достаточно высоко и опасно, спьяну можно было грохнуться и кости переломать), одной рукой держалась за железную скобу, другую простирала к зрителям, широко поводила ею в такт мелодии… А любимый номер был: "ласточка".
Выходила в центр двора или на площадку перед гастрономом, или даже на проезжую часть дороги, и делала "ласточку": стоя на одной тощей ноге, поднимала другую, наклоняла корпус, разводила в стороны прямые руки, гордо, как флагман нового мира, задирала голову со свалявшимися кудряшками…ну, это известная гимнастическая фигура.
Однажды я заступилась за честь тетьГали. Она, помню, напилась, и выступала на проезжей части оживленного шоссе, делала "ласточку" меж двумя потоками несущихся на большой скорости машин. По сторонам шоссе собралась толпа, люди показывали пальцами, хлопали, смеялись. По испитому лицу тетьГали видно было, что она счастлива, она - настоящая артистка, успех, успех! Какая-то приличная женщина в пальто из шерсти модной в том сезоне ламы, остановилась рядом со мной, вздохнула, покачала головой:
- Ну, до чего люди бессовестные, безжалостные. Над больным человеком смеются.
- Она не больная! - огрызнулась я.
- Как не больная! - ахнула дама. - Настоящая душевнобольная. Сумасшедшая.
- Кто - сумасшедший? - спросила я оскорбленно. - Она сумасшедшая!? Да она поумнее вас будет.
Тогда я, конечно, не догадывалась, что во мне взмыло и затрепетало чувство цеховой солидарности.
Господи, знала бы давно покойная тетьГаля, как часто вспоминает ее хмурая девочка из третьего подъезда. Ведь мне, на моих "выступлениях", бывает, и петь приходится, если, конечно, песня попадается в тексте рассказа.
А может, на старости лет я и до" ласточки" доживу? Кстати, довольно живо себе это представляю.
Теть Галя, добрая, пьяная мальвина, заступись там за меня, на своих - не сомневаюсь - райских подмостках!»
То, что электричка неправильная, и еду я совершенно в другую сторону, я к счастью поняла именно на этом месте рассказа, а не в самом его конце, и через пять минут (две станции электричка-негодяйка проскочила без остановки) вылетела наружу. Вылетела я на какой-то заброшенный и безлюдный полустанок: никого и ничего - только лес, забитое досками здание вокзала довоенных лет, стеклянная будка (как на автобусных остановках) и - слава Богу! - расписание. Я подошла к расписанию, и как по волшебству над ним зажегся фонарь. Это было очень кстати, так как дело было вечером, и было уже темно, не так темно как ночью, но достаточно темно для того, чтобы почувствовать некоторую неловкость и даже страх (я не очень смелая и рисковая женщина). Теперь, с фонарем, стало светло, и я осмотрелась - довольно далеко за полем мерцали огоньки маленького поселка. И то хорошо… Расписание поделилось со мной не очень радостной, но все-таки обнадеживающей информацией - следующий (единственный и последний в этот вечер!) поезд будет только через час с небольшим, и на нем я могу доехать обратно до точки, где я так непонятно ошиблась (я начала злиться на себя и на железную дорогу: ведь точно помню, как перед тем как сесть в электричку, сверила номер платформы)… Вдруг фонарь качнулся, свет на секунду погас и одновременно, просто синхронно совпав с возникшей полной темнотой, сбоку от меня и откуда-то снизу раздался хрипло-резкий, очень громкий и короткий звук (вскрик-всхлип-всплач)… От неожиданности я содрогнулась и сжалась: что это? Или кто это? Как будто дверь ржавая пожаловалась на что-то, но не своим голосом, а голосом именно живого существа… Думать в этом направлении не очень хотелось, хотелось домой и поскорее, но реальность была таковой, что прятаться и бежать было некуда, пришлось прислушиваться - полная тишина. Ну и ладно… Надо было чем-то заняться этот час, стоять было холодно, поднялся ветер, и от этого холода, ветра и неприятного царапающего ощущения от звука как-то само собой в теле (без каких-либо моих мысленных вкладов) родилось четкое намерение двигаться, да еще не просто двигаться, а в определенном направлении - через поле. К огонькам, названным мною «поселком». Намерение ни на секунду не задержалось в стадии обдумывания, а сразу перешло в стадию действия. Ноги просто взяли и сами пошли. Ну раз так, только и успела подумать я, значит так надо, значит для меня там есть какое-то послание… Эта внезапная мысль про послание с каждым шагом становилась все более четкой и плотной и почему-то совсем не удивляла и не настораживала, а просто радовала и согревала меня. И, как ни странно, уверенность, что я это послание обязательно найду, тоже выглядела вовсе не прозрачной и чахлой (как могут предположить все более или менее нормальные, не склонные к мистике люди, к которым я и себя до этого момента относила), а вполне себе осязаемой и мускулистой. Я шла через поле по тропинке, иногда с трудом - рискуя упасть, потеряв равновесие, иногда легко - вприпрыжку, когда вдруг огоньки «поселка» один за другим (их и было-то немного) постепенно стали гаснуть или тускнеть, как будто бы людям завтра рано-рано на работу, и они ложатся спать или задвигают занавески. Ярким оставался только один огонек. Он был как-то сбоку, напротив «поселка». По мере приближения я поняла, что обижала его таким пренебрежительным названием «огонек» - это скорее всего было большое световое пятно, которое потом прорисовалось в широкое окно и в конце пути окончательно оформилось в светлый прямоугольник, похожий на витрину. По всей поверхности витрины, казалось, был нанесен узор темными изогнутыми линиями, пятнами и точками… Я шла и шла (периодически, разумеется, поглядывая на часы, я же не сошла с ума, как ночная бабочка на свет лететь! - времени до обратного поезда у меня было достаточно). Витрина оказалась, действительно, небольшой витриной перед входом в магазинчик при маленьком цехе-мастерской бронзовых дел мастера, скульптора-литейщика с явно буддийскими настроениями. Мастерская располагалась на отшибе «поселка» на другой стороне дороги. Узоры оказались не узорами, а расставленными по полочкам скульптурками. В основном это были Будды, Шивы, другие индийские боги, слоны, змеи и прочее восточно-философское богатство. Осмотрев довольно внимательно все фигуры и скульптуры, я заглянула в себя и… не увидела и не почувствовала ни-че-го. Все во мне было ровно и спокойно… Я с уважением отношусь к Востоку, его философии, искусству и религии, к бронзе и к скульптуре, наконец. Но где послание? Для чего я вместо того, чтобы уже подходить к теплому дому с мужем и детьми, приехала на этот полустанок, содрогаюсь тут от нечеловеческих криков и хожу по полям в темноте? Может быть, оно не здесь, в витрине, а где-то дальше? За мастерской-цехом? Я прошла за угол, там в темноте здание продолжалось, уходило вглубь, и двор вокруг него был обнесен высоким забором. И правильно! Ходят тут всякие ночные путешественники с мыслями и без мыслей, мало ли что - согласилась я с забором и, привыкая к темноте, стала всматриваться, что там за ним - … на меня скакали кони! Огромные, решительные и тяжелые, но совершенно беззвучно. Вздрогнув от неожиданности (не так сильно, как недавно на платформе - дело привычки!), я включила логику и поняла - скульптуры, точно такие же как на Большом театре или на Аничковом мосту… Ощущения, что кони - это послание, не было, и я, немного разочарованная, но с чувством исполненного долга решила идти назад. Спасибо большое, все было очень даже вкусно, неординарно, красиво и местами таинственно… Все-таки не зря сходила, прогулялась, культурно развлеклась и не замерзла, ветер стих, на электричку успеваю, все хорошо, мистики нет, муж не будет смеяться... Но тут что-то опять потянуло меня к витрине - ладно, иду-иду, но уж сейчас напоследок (когда еще попаду темным вечером одна в такое безлюдное место!) немного поиграю. И я для заключительного аккорда моей импровизированной пьески (надо будет потом ее как-нибудь ее назвать, что-то типа «Дорожная» или «Записки путешественницы (или сумасшедшей?)», но никак не «Колыбельная») решила сделать несколько шагов в полной темноте с закрытыми глазами, открыв их только перед самой витриной. Для уверенности я расправила руки в стороны - никто же не видит (так им и надо!). Интересно, что увижу в первую очередь? Будду, Шиву, слона или черепаху (надо будет потом дома побольше почитать про все это хозяйство, а то у меня в голове никаких системных знаний про религии Востока, безобразие!). Шагать в незнакомой местности в темноте с закрытыми глазами было щекотно-боязно, но любопытно и приятно: все тело мобилизовалось, ожило, налилось, работали все органы чувств (Внезапно пришло в голову неадекватное с голосом Левитана: «Работают все радиостанции Советского Союза». Глупость какая!). Так…, лбом в стекло я удариться не должна - не ударилась… все - на счет «три» открываю глаза! Открыла и сразу увидела справа между слоном и Шивой фигурку женщины, стоявшей на одной ноге и вытянувшей руки в стороны - она как будто бы только что научилась делать «ласточку». Поверхность фигурки была грубоватая, необработанная, лицо не пролеплено, только чуть обозначено, но - движение и состояние! Легкость (рожденная упражнениями) и вместе с ней упругая напряженность позы, запечатленный в металле процесс полного растворения в равновесии через непрерывный поиск-нахождение-потерю-поиск-нахождение баланса - это чувствовалось сразу… Вот оно, послание!
Я выдохнула, повернулась к витрине спиной и не заметила, как через несколько минут, оказалась на платформе. Там по-прежнему никого не было. Фонарь, поддерживая ритм моей пьески, то потухал, то включался. Голова моя была по-хорошему пуста, а тело - приятно уставшим. То, что электричка не опоздает, я ни капельки не сомневалась, в груди разлилась теплая уверенность: у моей пьески будет спокойный и красивый конец…
Фонарь качнулся, хриплый крик… и на платформу из кустов вышел громадный белый спелый гусь. Живой. Раскрыл крылья, вытянул шею, прочистил горлышко, но кричать передумал... Посмотрел на меня внимательно и спрыгнул под платформу…
Подошла электричка.
«Она жила у нас во дворе, опустившаяся мальвина. Была простой милой женщиной. Убирала "по людям". Вымоет одну квартиру, получит рубль, вымоет вторую - второй рубль, вот она и счастлива. Выпьет бормотухи и "выступает". Буквально, не в переносном смысле: любила выступать.
Пела высоким ломким голосом романсы и советские песни, особенно, Пахмутовой. Для этого выбирала возвышение - интуитивно понимала, что номер требует сцены.
Обычно это бывало крыльцо нашего подъезда или ступени гастронома в доме напротив.
Иногда она взбиралась "на фонарь" - посреди двора стоял деревянный столб с несколькими железными скобами. ТетьГаля залезала на две-три скобы (это было достаточно высоко и опасно, спьяну можно было грохнуться и кости переломать), одной рукой держалась за железную скобу, другую простирала к зрителям, широко поводила ею в такт мелодии… А любимый номер был: "ласточка".
Выходила в центр двора или на площадку перед гастрономом, или даже на проезжую часть дороги, и делала "ласточку": стоя на одной тощей ноге, поднимала другую, наклоняла корпус, разводила в стороны прямые руки, гордо, как флагман нового мира, задирала голову со свалявшимися кудряшками…ну, это известная гимнастическая фигура.
Однажды я заступилась за честь тетьГали. Она, помню, напилась, и выступала на проезжей части оживленного шоссе, делала "ласточку" меж двумя потоками несущихся на большой скорости машин. По сторонам шоссе собралась толпа, люди показывали пальцами, хлопали, смеялись. По испитому лицу тетьГали видно было, что она счастлива, она - настоящая артистка, успех, успех! Какая-то приличная женщина в пальто из шерсти модной в том сезоне ламы, остановилась рядом со мной, вздохнула, покачала головой:
- Ну, до чего люди бессовестные, безжалостные. Над больным человеком смеются.
- Она не больная! - огрызнулась я.
- Как не больная! - ахнула дама. - Настоящая душевнобольная. Сумасшедшая.
- Кто - сумасшедший? - спросила я оскорбленно. - Она сумасшедшая!? Да она поумнее вас будет.
Тогда я, конечно, не догадывалась, что во мне взмыло и затрепетало чувство цеховой солидарности.
Господи, знала бы давно покойная тетьГаля, как часто вспоминает ее хмурая девочка из третьего подъезда. Ведь мне, на моих "выступлениях", бывает, и петь приходится, если, конечно, песня попадается в тексте рассказа.
А может, на старости лет я и до" ласточки" доживу? Кстати, довольно живо себе это представляю.
Теть Галя, добрая, пьяная мальвина, заступись там за меня, на своих - не сомневаюсь - райских подмостках!»
То, что электричка неправильная, и еду я совершенно в другую сторону, я к счастью поняла именно на этом месте рассказа, а не в самом его конце, и через пять минут (две станции электричка-негодяйка проскочила без остановки) вылетела наружу. Вылетела я на какой-то заброшенный и безлюдный полустанок: никого и ничего - только лес, забитое досками здание вокзала довоенных лет, стеклянная будка (как на автобусных остановках) и - слава Богу! - расписание. Я подошла к расписанию, и как по волшебству над ним зажегся фонарь. Это было очень кстати, так как дело было вечером, и было уже темно, не так темно как ночью, но достаточно темно для того, чтобы почувствовать некоторую неловкость и даже страх (я не очень смелая и рисковая женщина). Теперь, с фонарем, стало светло, и я осмотрелась - довольно далеко за полем мерцали огоньки маленького поселка. И то хорошо… Расписание поделилось со мной не очень радостной, но все-таки обнадеживающей информацией - следующий (единственный и последний в этот вечер!) поезд будет только через час с небольшим, и на нем я могу доехать обратно до точки, где я так непонятно ошиблась (я начала злиться на себя и на железную дорогу: ведь точно помню, как перед тем как сесть в электричку, сверила номер платформы)… Вдруг фонарь качнулся, свет на секунду погас и одновременно, просто синхронно совпав с возникшей полной темнотой, сбоку от меня и откуда-то снизу раздался хрипло-резкий, очень громкий и короткий звук (вскрик-всхлип-всплач)… От неожиданности я содрогнулась и сжалась: что это? Или кто это? Как будто дверь ржавая пожаловалась на что-то, но не своим голосом, а голосом именно живого существа… Думать в этом направлении не очень хотелось, хотелось домой и поскорее, но реальность была таковой, что прятаться и бежать было некуда, пришлось прислушиваться - полная тишина. Ну и ладно… Надо было чем-то заняться этот час, стоять было холодно, поднялся ветер, и от этого холода, ветра и неприятного царапающего ощущения от звука как-то само собой в теле (без каких-либо моих мысленных вкладов) родилось четкое намерение двигаться, да еще не просто двигаться, а в определенном направлении - через поле. К огонькам, названным мною «поселком». Намерение ни на секунду не задержалось в стадии обдумывания, а сразу перешло в стадию действия. Ноги просто взяли и сами пошли. Ну раз так, только и успела подумать я, значит так надо, значит для меня там есть какое-то послание… Эта внезапная мысль про послание с каждым шагом становилась все более четкой и плотной и почему-то совсем не удивляла и не настораживала, а просто радовала и согревала меня. И, как ни странно, уверенность, что я это послание обязательно найду, тоже выглядела вовсе не прозрачной и чахлой (как могут предположить все более или менее нормальные, не склонные к мистике люди, к которым я и себя до этого момента относила), а вполне себе осязаемой и мускулистой. Я шла через поле по тропинке, иногда с трудом - рискуя упасть, потеряв равновесие, иногда легко - вприпрыжку, когда вдруг огоньки «поселка» один за другим (их и было-то немного) постепенно стали гаснуть или тускнеть, как будто бы людям завтра рано-рано на работу, и они ложатся спать или задвигают занавески. Ярким оставался только один огонек. Он был как-то сбоку, напротив «поселка». По мере приближения я поняла, что обижала его таким пренебрежительным названием «огонек» - это скорее всего было большое световое пятно, которое потом прорисовалось в широкое окно и в конце пути окончательно оформилось в светлый прямоугольник, похожий на витрину. По всей поверхности витрины, казалось, был нанесен узор темными изогнутыми линиями, пятнами и точками… Я шла и шла (периодически, разумеется, поглядывая на часы, я же не сошла с ума, как ночная бабочка на свет лететь! - времени до обратного поезда у меня было достаточно). Витрина оказалась, действительно, небольшой витриной перед входом в магазинчик при маленьком цехе-мастерской бронзовых дел мастера, скульптора-литейщика с явно буддийскими настроениями. Мастерская располагалась на отшибе «поселка» на другой стороне дороги. Узоры оказались не узорами, а расставленными по полочкам скульптурками. В основном это были Будды, Шивы, другие индийские боги, слоны, змеи и прочее восточно-философское богатство. Осмотрев довольно внимательно все фигуры и скульптуры, я заглянула в себя и… не увидела и не почувствовала ни-че-го. Все во мне было ровно и спокойно… Я с уважением отношусь к Востоку, его философии, искусству и религии, к бронзе и к скульптуре, наконец. Но где послание? Для чего я вместо того, чтобы уже подходить к теплому дому с мужем и детьми, приехала на этот полустанок, содрогаюсь тут от нечеловеческих криков и хожу по полям в темноте? Может быть, оно не здесь, в витрине, а где-то дальше? За мастерской-цехом? Я прошла за угол, там в темноте здание продолжалось, уходило вглубь, и двор вокруг него был обнесен высоким забором. И правильно! Ходят тут всякие ночные путешественники с мыслями и без мыслей, мало ли что - согласилась я с забором и, привыкая к темноте, стала всматриваться, что там за ним - … на меня скакали кони! Огромные, решительные и тяжелые, но совершенно беззвучно. Вздрогнув от неожиданности (не так сильно, как недавно на платформе - дело привычки!), я включила логику и поняла - скульптуры, точно такие же как на Большом театре или на Аничковом мосту… Ощущения, что кони - это послание, не было, и я, немного разочарованная, но с чувством исполненного долга решила идти назад. Спасибо большое, все было очень даже вкусно, неординарно, красиво и местами таинственно… Все-таки не зря сходила, прогулялась, культурно развлеклась и не замерзла, ветер стих, на электричку успеваю, все хорошо, мистики нет, муж не будет смеяться... Но тут что-то опять потянуло меня к витрине - ладно, иду-иду, но уж сейчас напоследок (когда еще попаду темным вечером одна в такое безлюдное место!) немного поиграю. И я для заключительного аккорда моей импровизированной пьески (надо будет потом ее как-нибудь ее назвать, что-то типа «Дорожная» или «Записки путешественницы (или сумасшедшей?)», но никак не «Колыбельная») решила сделать несколько шагов в полной темноте с закрытыми глазами, открыв их только перед самой витриной. Для уверенности я расправила руки в стороны - никто же не видит (так им и надо!). Интересно, что увижу в первую очередь? Будду, Шиву, слона или черепаху (надо будет потом дома побольше почитать про все это хозяйство, а то у меня в голове никаких системных знаний про религии Востока, безобразие!). Шагать в незнакомой местности в темноте с закрытыми глазами было щекотно-боязно, но любопытно и приятно: все тело мобилизовалось, ожило, налилось, работали все органы чувств (Внезапно пришло в голову неадекватное с голосом Левитана: «Работают все радиостанции Советского Союза». Глупость какая!). Так…, лбом в стекло я удариться не должна - не ударилась… все - на счет «три» открываю глаза! Открыла и сразу увидела справа между слоном и Шивой фигурку женщины, стоявшей на одной ноге и вытянувшей руки в стороны - она как будто бы только что научилась делать «ласточку». Поверхность фигурки была грубоватая, необработанная, лицо не пролеплено, только чуть обозначено, но - движение и состояние! Легкость (рожденная упражнениями) и вместе с ней упругая напряженность позы, запечатленный в металле процесс полного растворения в равновесии через непрерывный поиск-нахождение-потерю-поиск-нахождение баланса - это чувствовалось сразу… Вот оно, послание!
Я выдохнула, повернулась к витрине спиной и не заметила, как через несколько минут, оказалась на платформе. Там по-прежнему никого не было. Фонарь, поддерживая ритм моей пьески, то потухал, то включался. Голова моя была по-хорошему пуста, а тело - приятно уставшим. То, что электричка не опоздает, я ни капельки не сомневалась, в груди разлилась теплая уверенность: у моей пьески будет спокойный и красивый конец…
Фонарь качнулся, хриплый крик… и на платформу из кустов вышел громадный белый спелый гусь. Живой. Раскрыл крылья, вытянул шею, прочистил горлышко, но кричать передумал... Посмотрел на меня внимательно и спрыгнул под платформу…
Подошла электричка.