Бабушкины истории - Батя
Своего прадедушку я не застала в живых, а прабабушку знаю только очень старенькой, когда она уже только по двору с клюкой ходила, да кур непоседливых гоняла. О их жизни знаю лишь то, что поведала моя бабушка, их дочка, а это совсем немного. И всё-таки, собрав воедино разрозненные кусочки её кратких устных повестей, расскажу о них то малое, что известно. В чём-то я могу, безусловно, ошибаться. Но если не придираться к подробностям, думаю что можно представить образы людей, о котором пойдёт речь.
Отца своего бабушка звала всегда только «батей». Приехал он на Ставрополье в начале прошлого двадцатого века на волне Столыпинской реформы, когда украинским казакам стали давать в безвозмездное пользование наделы бескрайней благодатной южной земли. Я не историк и мне трудно судить о всей сути этой реформы - пошла она на пользу людям или нет. Для меня лично она оказалась благом, приманив на место моего рождения предка по материнской линии. Многие люди приезжали, налаживали тут быт, хозяйство, женились, рожали и воспитывали детей - укоренялись одним словом.
Не стал исключением и Николай. Приглянулась ему здесь местная девушка Аня. Он посватался, и та согласилась, хотя и не сразу. Любила она другого - местного парня на селе. Тайно и безответно. Хотела за него замуж, но он не то, что не брал, но даже в сторону её не смотрел. Замуж же выходить надо было. С малолетства росла сиротой при двоюродной тётушке, рано познала нужду и совсем не детскую ответственность. Любовь конечно дело хорошее, но когда голод не тётка, а мать родная, выбирать не приходится. Присмотрелась к Николаю - парень он добрый, сметливый и очень работящий. Да и на вид не урод - статный, чернявый, глаза ясный и язык острый.
- Выходи. Стерпится-слюбится, - посоветовала ей, давно ставшая родной тётушка.
И она послушалась. Сыграли простенькую свадьбу и зажили вместе - мирно да ладно. Когда стали рождаться первые дети, полюбила Анна в ответ заботливого и хозяйственного мужа. С самого начала она была мужней женой. Слушалась его во всём и никогда не перечила.
Каждые два года после свадьбы молодая семья разрасталась ещё на одного человечка. Первой родилась девочка, которую назвали простым, почти монашеским именем Ефросинья. Когда она стала подрастать, то почему-то невзлюбила, когда её ласково Фросей кликали, и стала для всех Фридой на немецкий лад. Росла она скромной, податливой и ласковой. Вторым ребёнком в семье появилась Мария - моя будущая бабушка. Вслед за ней третья дочка - боевая и задорная Надя. Всегда она была первой во всех ребячьих забавах на деревенской улице, бегала наравне с мальчишками и носила озорную кепку. Три сестры очень дружили меж собой, да и вся семья жила в согласии. Ни батя, ни мамка никого никогда не выделяли как любимчика, но и обделённых в чём-то тоже не было.
Уже после сестёр, два брата в этот мир пришли. Первого наследника назвали в честь отца - Николаем, а второго Лёнькой. Николенька был озорной - танцевать любил и петь. Частенько в кругу на селе первым плясуном был, такие коленца выделывал, что все ахали. Бывало, так вьюном завертится, что только одни пятки в воздухе сверкают. Никто его этому не учил, сам как-то навострился.
А Ленька, как самый младшенький, был у сестёр самым любимым. Все они по очереди о нём заботились, нянчили и холили, в то время как мамка по хозяйству управлялась, да на дойке в колхозе трудилась. Больше всех с Леней Мария была, на руках его носила и ни в чём не отказывала. Самый лучший кусок от себя отрывала и братишку подкармливала. Он хорошеньким рос. Милый тихий пухлячок, глазки-пуговки, нос курносый и маленький. Тихий и молчаливый.
Хозяйство небольшое, да справное. Корова - кормилица, которую берегли. Куры, гуси, утки, пара свиней, да козёл с козочкой. В саду были посажены и быстро разрослись абрикосы, груши, яблоки и вишни. И, разумеется, огород - картошка, помидоры, огурцы, кукуруза, перцы, лук, укроп, сорго и даже арбузы с дынями. Для коровы каждый год сеяли два поля травы-суданки, да на своих лугах сено заготавливали.
Вся семья от мала до велика трудилась. Каждый вносил свой вклад в общий котёл, каждый под себя - под семью добро грёб. Батя в колхозе работал, да в селькоме числился как активист, а мамка на дойке с утра до вечера. Дети по дому сами в основном справлялись. Старшие за младшими приглядывали. Жили безмятежно. С соседями особо не дружили, но и не ссорились. И можно даже было сказать, что счастье было хоть и не большим, но зато постоянным и почти не замечалось, как не видится обыкновенно то, что правильно и естественно. Звёзд с неба не хватали, но радовались даже малому, из того, что имели.
Батя оказался не просто хорошим мужем и отцом, он и человек был хоть куда. Многие в деревне его уважали, часто приходили за советом, помощи просили. Он никогда не отказывал, всех привечал. Дом порой был полон незваных гостей, которых его Анна добросердечно потчевала. Ни разу не роптала и слова худого от неё нельзя было услышать. Слушалась своего мужа во всём, потому что любила и верила ему безгранично.
Однако, со временем стал Николай всё чаще и чаще из дому отлучаться. Вроде бы по делам, да только сердце Анны чувствовало, что неладное творится. То на полчаса позже обыкновенного домой с работы придёт, то на час-другой, а потом и вовсе по нескольку часов стал пропадать. Она ни о чём не спрашивала, а он и не рассказывал, будто всё по-прежнему. Приходил домой радостный, веселый, как и прежде, поднимал малого Лёньку на руки, подкидывал и угощал конфетами. Тот пихал конфету за щёку и убегал в дальний угол грызть лакомство. Николай рассказывал, как он день провёл. Про работу, про то, как после работы к друзьям-товарищам в гости заскочил. Вроде всё на виду, а всё равно сердце у Анны щемило от незримой беды. Да и семейная копилка неожиданно стала пустеть.
Правду ей соседи сказали. Нашлись, как оказалось, люди, которые решили воспользоваться добросердечностью Николая. Познакомились с ним через его бывалых товарищей, да в доверие стали втираться. Обхаживали, самогоном да салом угощали, в кабаки водили за свой, а потом за его счёт. Он и так разговорчивым был, а под хмельком так и вовсе язык развязывался. Те «товарищи» и выведывали у него под шумок про селькомовские дела, да про селян - кто, чем живёт, да как дышит. Николая знало почти всё село - знали и любили как хорошего и умелого крестьянина и простого честного человека, но при этом очень мудрого. Все с ним горестями и радостями своими делились, рассказывали многое из того, что только близким людям говорят.
Неизвестно что именно Николай выболтал и неизвестно, что это за люди были, да только уехали они скоро, когда мамка тревогу забила и стала всё выяснять. Она ходила буквально по дворам и уже планомерно расспрашивала, где её муж был, да кто его напаивал. Высказала Николаю всё в лицо, что она об этих людях думала и попросила держаться от них подальше. Он то ли не поняла её, то ли не захотел понимать, но защищал «товарищей». Однако семья важнее "друзей" и быстро всё это закончилось.
Но не успело всё войти в нормальное русло, как начался искусственно созданный непонятно кем голод. В зиму ушёл из жизни их старший сын - танцор Коленька. Некогда было горевать, нужно было всю семью спасать. И все они в беде сплотились, выстояли, сумели сохранить и приумножить то духовное богатство, что всю жизнь по крупицам собирали.
А потом и вовсе страшная беда пришла. Как-то ночью в дверь постучали. Анна сонная дверь открыла. На пороге знакомые красноармейцы с оружием наизготовку.
- Николай дома?
- Дома. А что случилось?
- Пусть собирается. Пойдёт с нами.
- Куда? Зачем?
- На допрос.
Анна как стояла, так и села.
- Так что ж он такого сделал то?
- Вот на месте и разберёмся.
Но собраться Николаю не дали. Увидев его, когда он на голоса вышел, подхватили под грудки, и повели восвояси. В чём был, в том и забрали. Анна только и успела ему в последний момент телогрейку с шапкой накинуть, да поцеловать на прощанье. С тех пор она его не видела.
Какое-то время его ещё содержали в сельском комиссариате под стражей, куда свозили всех «врагов народа», коих тогда оказалась треть взрослого мужского населения. Как ни просила Анна, повидаться с мужем, её не пускали. Ни деньги не помогли, ни мольбы и слёзы, ни даже четверо детей не разжалобили строгих людей в серых шинелях. Им был дан приказ, и они его исполняли. А потом приехали машины, всех арестантов погрузили и увезли в неизвестном направлении. Каземат опустел, а с этим осиротели многие семьи.
Нужно было привыкать жить по-новому - без бати, без любимого мужа. Трудно им всем пришлось долгие годы после этого, но даже в отсутствие главы семьи, остались все они добросердечными, честными и порядочными. Не озлобились, не перестали отвечать добром на зло, не перестали привечать гостей. Да только гостей с тех пор поубавилось. Все же шли к Николаю за поддержкой, а теперь его семья сама нуждалась в помощи.
Мамка ни разу не сдавалась. Даже не было мыслей хмурых. Она бодрилась, собою пример детям хороший продолжала подавать. Днём работа и хлопоты по хозяйству, а ночью носки вязала, и продавала их потом. Когда спала, никто не знает.
Спустя несколько лет Анна узнала, что увезли её мужа куда-то в Сибирь в лагеря. Ездила туда, хотела его найти и повидать. Нашла могилу.
Спустя более, чем полвека уже я, её правнучка найду в интернете об этом коротенькую справку:
Киян Николай Никифорович. Родился в 1898 г.; русский; малограмотный; б/п; колхозник. Проживал: с. Дмитриевского. Арестован 27 января 1938 г. Приговор: 10 лет лагерей. Источник: Книга памяти Ставропольского края
Вот и всё. Но за этим - целая жизнь.
Отца своего бабушка звала всегда только «батей». Приехал он на Ставрополье в начале прошлого двадцатого века на волне Столыпинской реформы, когда украинским казакам стали давать в безвозмездное пользование наделы бескрайней благодатной южной земли. Я не историк и мне трудно судить о всей сути этой реформы - пошла она на пользу людям или нет. Для меня лично она оказалась благом, приманив на место моего рождения предка по материнской линии. Многие люди приезжали, налаживали тут быт, хозяйство, женились, рожали и воспитывали детей - укоренялись одним словом.
Не стал исключением и Николай. Приглянулась ему здесь местная девушка Аня. Он посватался, и та согласилась, хотя и не сразу. Любила она другого - местного парня на селе. Тайно и безответно. Хотела за него замуж, но он не то, что не брал, но даже в сторону её не смотрел. Замуж же выходить надо было. С малолетства росла сиротой при двоюродной тётушке, рано познала нужду и совсем не детскую ответственность. Любовь конечно дело хорошее, но когда голод не тётка, а мать родная, выбирать не приходится. Присмотрелась к Николаю - парень он добрый, сметливый и очень работящий. Да и на вид не урод - статный, чернявый, глаза ясный и язык острый.
- Выходи. Стерпится-слюбится, - посоветовала ей, давно ставшая родной тётушка.
И она послушалась. Сыграли простенькую свадьбу и зажили вместе - мирно да ладно. Когда стали рождаться первые дети, полюбила Анна в ответ заботливого и хозяйственного мужа. С самого начала она была мужней женой. Слушалась его во всём и никогда не перечила.
Каждые два года после свадьбы молодая семья разрасталась ещё на одного человечка. Первой родилась девочка, которую назвали простым, почти монашеским именем Ефросинья. Когда она стала подрастать, то почему-то невзлюбила, когда её ласково Фросей кликали, и стала для всех Фридой на немецкий лад. Росла она скромной, податливой и ласковой. Вторым ребёнком в семье появилась Мария - моя будущая бабушка. Вслед за ней третья дочка - боевая и задорная Надя. Всегда она была первой во всех ребячьих забавах на деревенской улице, бегала наравне с мальчишками и носила озорную кепку. Три сестры очень дружили меж собой, да и вся семья жила в согласии. Ни батя, ни мамка никого никогда не выделяли как любимчика, но и обделённых в чём-то тоже не было.
Уже после сестёр, два брата в этот мир пришли. Первого наследника назвали в честь отца - Николаем, а второго Лёнькой. Николенька был озорной - танцевать любил и петь. Частенько в кругу на селе первым плясуном был, такие коленца выделывал, что все ахали. Бывало, так вьюном завертится, что только одни пятки в воздухе сверкают. Никто его этому не учил, сам как-то навострился.
А Ленька, как самый младшенький, был у сестёр самым любимым. Все они по очереди о нём заботились, нянчили и холили, в то время как мамка по хозяйству управлялась, да на дойке в колхозе трудилась. Больше всех с Леней Мария была, на руках его носила и ни в чём не отказывала. Самый лучший кусок от себя отрывала и братишку подкармливала. Он хорошеньким рос. Милый тихий пухлячок, глазки-пуговки, нос курносый и маленький. Тихий и молчаливый.
Хозяйство небольшое, да справное. Корова - кормилица, которую берегли. Куры, гуси, утки, пара свиней, да козёл с козочкой. В саду были посажены и быстро разрослись абрикосы, груши, яблоки и вишни. И, разумеется, огород - картошка, помидоры, огурцы, кукуруза, перцы, лук, укроп, сорго и даже арбузы с дынями. Для коровы каждый год сеяли два поля травы-суданки, да на своих лугах сено заготавливали.
Вся семья от мала до велика трудилась. Каждый вносил свой вклад в общий котёл, каждый под себя - под семью добро грёб. Батя в колхозе работал, да в селькоме числился как активист, а мамка на дойке с утра до вечера. Дети по дому сами в основном справлялись. Старшие за младшими приглядывали. Жили безмятежно. С соседями особо не дружили, но и не ссорились. И можно даже было сказать, что счастье было хоть и не большим, но зато постоянным и почти не замечалось, как не видится обыкновенно то, что правильно и естественно. Звёзд с неба не хватали, но радовались даже малому, из того, что имели.
Батя оказался не просто хорошим мужем и отцом, он и человек был хоть куда. Многие в деревне его уважали, часто приходили за советом, помощи просили. Он никогда не отказывал, всех привечал. Дом порой был полон незваных гостей, которых его Анна добросердечно потчевала. Ни разу не роптала и слова худого от неё нельзя было услышать. Слушалась своего мужа во всём, потому что любила и верила ему безгранично.
Однако, со временем стал Николай всё чаще и чаще из дому отлучаться. Вроде бы по делам, да только сердце Анны чувствовало, что неладное творится. То на полчаса позже обыкновенного домой с работы придёт, то на час-другой, а потом и вовсе по нескольку часов стал пропадать. Она ни о чём не спрашивала, а он и не рассказывал, будто всё по-прежнему. Приходил домой радостный, веселый, как и прежде, поднимал малого Лёньку на руки, подкидывал и угощал конфетами. Тот пихал конфету за щёку и убегал в дальний угол грызть лакомство. Николай рассказывал, как он день провёл. Про работу, про то, как после работы к друзьям-товарищам в гости заскочил. Вроде всё на виду, а всё равно сердце у Анны щемило от незримой беды. Да и семейная копилка неожиданно стала пустеть.
Правду ей соседи сказали. Нашлись, как оказалось, люди, которые решили воспользоваться добросердечностью Николая. Познакомились с ним через его бывалых товарищей, да в доверие стали втираться. Обхаживали, самогоном да салом угощали, в кабаки водили за свой, а потом за его счёт. Он и так разговорчивым был, а под хмельком так и вовсе язык развязывался. Те «товарищи» и выведывали у него под шумок про селькомовские дела, да про селян - кто, чем живёт, да как дышит. Николая знало почти всё село - знали и любили как хорошего и умелого крестьянина и простого честного человека, но при этом очень мудрого. Все с ним горестями и радостями своими делились, рассказывали многое из того, что только близким людям говорят.
Неизвестно что именно Николай выболтал и неизвестно, что это за люди были, да только уехали они скоро, когда мамка тревогу забила и стала всё выяснять. Она ходила буквально по дворам и уже планомерно расспрашивала, где её муж был, да кто его напаивал. Высказала Николаю всё в лицо, что она об этих людях думала и попросила держаться от них подальше. Он то ли не поняла её, то ли не захотел понимать, но защищал «товарищей». Однако семья важнее "друзей" и быстро всё это закончилось.
Но не успело всё войти в нормальное русло, как начался искусственно созданный непонятно кем голод. В зиму ушёл из жизни их старший сын - танцор Коленька. Некогда было горевать, нужно было всю семью спасать. И все они в беде сплотились, выстояли, сумели сохранить и приумножить то духовное богатство, что всю жизнь по крупицам собирали.
А потом и вовсе страшная беда пришла. Как-то ночью в дверь постучали. Анна сонная дверь открыла. На пороге знакомые красноармейцы с оружием наизготовку.
- Николай дома?
- Дома. А что случилось?
- Пусть собирается. Пойдёт с нами.
- Куда? Зачем?
- На допрос.
Анна как стояла, так и села.
- Так что ж он такого сделал то?
- Вот на месте и разберёмся.
Но собраться Николаю не дали. Увидев его, когда он на голоса вышел, подхватили под грудки, и повели восвояси. В чём был, в том и забрали. Анна только и успела ему в последний момент телогрейку с шапкой накинуть, да поцеловать на прощанье. С тех пор она его не видела.
Какое-то время его ещё содержали в сельском комиссариате под стражей, куда свозили всех «врагов народа», коих тогда оказалась треть взрослого мужского населения. Как ни просила Анна, повидаться с мужем, её не пускали. Ни деньги не помогли, ни мольбы и слёзы, ни даже четверо детей не разжалобили строгих людей в серых шинелях. Им был дан приказ, и они его исполняли. А потом приехали машины, всех арестантов погрузили и увезли в неизвестном направлении. Каземат опустел, а с этим осиротели многие семьи.
Нужно было привыкать жить по-новому - без бати, без любимого мужа. Трудно им всем пришлось долгие годы после этого, но даже в отсутствие главы семьи, остались все они добросердечными, честными и порядочными. Не озлобились, не перестали отвечать добром на зло, не перестали привечать гостей. Да только гостей с тех пор поубавилось. Все же шли к Николаю за поддержкой, а теперь его семья сама нуждалась в помощи.
Мамка ни разу не сдавалась. Даже не было мыслей хмурых. Она бодрилась, собою пример детям хороший продолжала подавать. Днём работа и хлопоты по хозяйству, а ночью носки вязала, и продавала их потом. Когда спала, никто не знает.
Спустя несколько лет Анна узнала, что увезли её мужа куда-то в Сибирь в лагеря. Ездила туда, хотела его найти и повидать. Нашла могилу.
Спустя более, чем полвека уже я, её правнучка найду в интернете об этом коротенькую справку:
Киян Николай Никифорович. Родился в 1898 г.; русский; малограмотный; б/п; колхозник. Проживал: с. Дмитриевского. Арестован 27 января 1938 г. Приговор: 10 лет лагерей. Источник: Книга памяти Ставропольского края
Вот и всё. Но за этим - целая жизнь.