Бабушкины истории - Голодомор
Всем рассказам бабушки о своей жизни всегда верила настолько, что даже мысли не закрадывалось, что она может что-то приукрасить или приврать. Как рассказывала, так всё и было. Однако в этой истории многое в моей голове просто не укладывается. Ну не могу я до сих пор поверить в такую человеческую жестокость и равнодушие, хотя знаю, что всё поведанное бабушкой - чистая правда. Это ж кем надо быть, чтобы у братьев своих и сестёр человеческих, отнимая последнее, намеренно морить их голодом?
- Бабушка, ну не может такого быть! Не могли они всё забирать, вы бы с голоду умерли, - возмущалась я, когда бабушка рассказывала о голодоморе.
- И всё-таки забирали. Ходили вооружённые продотряды из комсомольцев по дворам и еду искали. Всё, что находили, изымали. Хоть горсточка зерна, что муки, хоть буряк, ничего не оставляли. Время такое было. Забирали у всех подряд, в подвалах и погребах тоже шукали.
- А люди разве не возмущались, не протестовали? Это же их добро! Никто не имел права так с ними поступать!
- Их никто и не спрашивал. Если кто сопротивлялся, то того убивали или с собой забирали, и он уже не возвращался.
- За еду!?
- Получается что так, - вздыхала бабушка.
Да, тяжёлое было время и тем, кто его не пережил трудно наверное понять как такое вообще могло быть, когда на дворе зима и в доме ни крошки хлеба и даже негде его ни купить ни раздобыть. А если эта крошка и появится, то тут же придут хмурые дядьки и её заберут.
Каждый изловчался, как мог. Одни варили корни лопухов, выковырянные из мёрзлой земли, и искали другую полусъедобную растительную поживу, другие выменивали одежду и скарб на крохи еды, а третьи лизоблюды, прислуживая начальству, получали законные хлебные пайки. Народу в ту зиму полегло в могилы много, умирали целыми семьями - в основном обычные трудяги, которые хитрить не привыкли и не умели.
Семья у Марии большая - два брата и две сестры, да батя с мамкой - всего семеро. Попробуй всех прокормить в такое время. Но повезло то, что батя не только работяга, но и раздобытной оказался. Он ухитрялся как-то доставать еду. То ли выменивал её, то ли батрачил за кусок хлеба, кто знает - он никогда не рассказывал. Пойдёт утром до центра, а к полудню уже что-то съедобное приносит. Если это несколько картофелин, то все они варятся и делятся поровну между всеми, даже сытная юшка. Ничего не выбрасывалось, и очистки шли в дело.
Раньше, ещё с осени отъёмы продовольствия у населения были добровольные и означали, что люди просто отдают излишки продуктов в колхоз для перераспределения между нуждающимися. Всё было ещё тихо, мирно и никто худого не чуял. Но уже тогда батя с мамкой смекнули, что дело это нечисто и решили подстраховаться. В безлунную облачную ночь они с Марией и Фридой выкопали два вместительных бурта на задах огорода и сложили там стратегические запасы к зиме - картошку, буряки, морковь и зерно. Всю ночь трудились, и к утру падали от усталости, но радовались - дело сделано.
В то время, как другие тревожились за будущую зиму, в семье Марии царило спокойствие, потому что про драгоценный бурт знала вся семья, включая даже младшенького Лёньку. Но перед соседями, они для виду конечно волновались и возмущались, особенно когда еду стали уже принудительно изымать, что батя и предсказывал.
Бурт берегли и ходили туда очень редко и только по ночам. Однако, соседи их выследили и однажды ночью выкопали оба бурта и всё оттуда унесли. А следы специально натоптали в другую сторону, там же и колоски покидали, будто они ни при чём. Батя с мамкой обо всём конечно догадались, однако виду не подали. По прежнему здоровались с ворами и «дружили» по-соседски. Нельзя было даже намекнуть, что они что-то прятали, иначе забрали бы в лагеря всю семью. Такие случаи уже были.
Горевать было некогда, нужно было дальше жить - выживать. Мамка была более осторожной, чем её муж и не такая простодушная и открытая для чужих людей. Она тоже сделала осенью схрон еды, но не стала даже в семье собственной об этом болтать. Знали об этом двое - она, да Мария. Не в собственном огороде они еду запрятали, а под самым носом у комсомольских полицаев - в лесополосе на краю колхозного поля. Шли с Марией, будто на работу в колхоз трудиться, а сами тихонько шмыг в лесок. Одна снаружи сторожила, а другая к схрону. В пазуху еду прятали и домой приносили, говоря, что заработали её. Никто этот схрон так и не обнаружил, всё сами съели. Жаль только, что маленький он был, и как мамка его не растягивали, кончился и он. Вот если бы бурты все целыми остались, тогда не случилось бы в семье несчастье.
До весны умер от голода старший братишка Коленька. Мамка почти не горевали, надо было о живых детях думать. Мимо ехала подвода, на которую мертвецов собирали каждый день. Положили туда и Колю. Мамка одна из семьи пошла за ней до конца и потом рассказала, что покидали всех в общую яму и просто зарыли. Ни креста, ни могилы, никакого другого обозначения. Потом то место бурьянами поросло, и никто из шалящей спустя годы детворы, конечно, не знал, над, чем они в прятки играют среди дерезы.
Как известно, беда не приходит одна. Стала помирать и младшая сестрёнка Надя. Опухла вся от голода, не могла вставать, ходить и даже разговаривать. Лишь лежала на печке и стонала. Мамка поняли, что она уже не жилец и сказала Марии, чтоб та ей мешковину какую-нибудь сшила для смерти, потому что платье на ней хорошее, кто-нибудь из сестёр ещё поносить успеет. Мария любила и жалела сестру, но помочь ей ничем не могла. Прорезала в мешке дырки для головы и рук, вот и получился саван.
Не только батя в семье еду раздобывал. Каждый все, что находил съестного, в дом нёс, чтоб между всеми поровну разделить. Мария не была исключением. Несмотря на наказ мамки, оставила Надю одну помирать на печке, а сама по селу пошла шукать, где и чем поживиться. Повезло ей, набрела на открытое окошко, в котором стояло несколько кувшинов сметаны. Так жили те, кто доносчиком был, и у кого корова цела осталась.
Мария хвать один кувшин, тот, что побольше и задами, огородами, дерезой домой побежала, только бы никто по дороге не встретился, да добро не отобрал. Прибежала, запыхавшись, поставила кувшин на стол, платком прикрыла и обратно - за следующим кувшином. Но опоздала, видать обнаружили пропажу, потому что ставни уже закрыты оказались. Опечаленная пошла домой, но ликовала, что хоть один кувшин удалось принести, надолго этой сметаны всем хватит. Думала так, мечтала, как батю с мамкой порадует, но облизнулась. На столе стоял тот же кувшин, так же прикрыт платком, а вместо сметаны - вода. И никого ведь постороннего в хате не было. Ну не могла же Надя сама слезть с печки и всё съесть! Или могла?
Мария полезла на печку тормошить умирающую. Смотрит, а у той всё лицо в сметане и дышит она тяжело - переела с голодухи. Марии обидно до слёз. Она ведь для всех эту сметану несла.
- Зачем ты это сделала? Тебе же уже всё равно помирать. Что мы теперь есть буедем?
Надя в ответ только помычала. Она по-прежнему не разговаривала, сил не было. Потом пришли мамка, Мария ей пожалилась. Но что сделано, то сделано. Была сметана и нет её.
И как только Надя при смерти смогла увидеть кувшин, понять, что в нём, самостоятельно слезть, достать тяжеленный сосуд, всё из него вылакать, а потом ещё и воды догадаться туда налить и поставить всё как было - для всех так и осталось загадкой. Видать, как жить захочешь и не то сделаешь. И правда, сметана та была не даром съедена - выздоровела Надя, и мешок с дырками не понадобился.
Всему приходит конец, даже голоду - пришла весна, полезли росточки разные к теплу и солнышку. Люди стали есть зелень и поправляться. Однако, были и те, кто, пережив зимний голод и холод, уже в окружение еды умерли - от переедания. Никто же тогда не знал, что после длительного голода надо очень умеренно кушать. На самом деле голодом лечат практически все болезни, включая рак, а тогда был не голод, а сильное-пресильное недоедание. Если бы люди знали правду о голоде, очень многие остались бы живыми.
Бабушка пережила непростое время, но не стала жадиной и обжорой. Наоборот, всегда со всеми делилась, а в еде осталась непривередливой и экономной. Ела как птичка, а трудилась словно вол. При этом никогда ничего не выкидывала. Чёрствый хлеб у нас шёл на сухари, который мы сами и ели. А то, что не съедали, зимой размачивали и птичек за окном кормили. Летом часть сухарей отвозили в деревню для свиней. То же и с обильным урожаем яблок, груш, слив и алычи - бабушка делала сухофрукты, пастилу и варенье. Для сравнения: у многих всё это добро пропадало - падало переспевшим и сгнивало на земле. Даже очистки от картошки и лука и прочие растительные отходы мы до сих пор не выкидываем, а складываем в отдельное ведро,. Добро это потом идёт на компост в палисадник.
Попробуйте задуматься, почему в деревнях сейчас в принципе отсутствует служба вывоза мусора, и при этом нет таких свалок, какие присутствуют в городе?
Бабушка часто говаривала, что мусор - это то, чему вы не нашли применения.
P.S. На фото бабушкин брат Лёня много позже рассказанных событий. Фото голодных лет не было вовсе. Не до того людям было.