Продолжение темы "За что бороться" (копипаст) Стачка: прошлое, настоящее, будущее. Часть 2
ублицист Дмитрий Жвания продолжает авторское освещение дебатов «Стачка: прошлое, настоящее, будущее», недавно состоявшихся в Петербурге. Во второй части статьи он предлагает оригинальный взгляд на причины пассивности современных российских рабочих и тактику новых профсоюзов.
Зарубежные временщики
В прошлом землячества, с одной стороны, помогали рабочим быстро организоваться для оказания сопротивления хозяевам, а то и властям, но, с другой стороны, - земляческий принцип разобщал рабочий класс.
«Самыми отсталыми рабочими были кочегары из паровозных бригад и чернорабочие. Сначала все они были из крестьян Псковской губернии, пока старший кочегар-псковитянин не был заменён крестьянином из Витебской губернии. Под его руководством псковичи были после жестоких драк вытеснены как своего рода нежелательные иностранцы крестьянами из Витебской губернии. И псковичи, и витебские мало отличались друг от друга. Все они представляли собой людей, только что оторванных от сохи, очень выносливых, приехавших в Питер, чтобы подработать немного денег, необходимых в крестьянском хозяйстве. Прожив год-два в Питере, приобретя костюм-тройку, сапоги с лакированными блестящими голенищами, пунцовую рубаху с поясом, гармошку “тальянку” он возвращался в деревню», - рассказываетАлександр Шаповалов, рабочий-металлист, в 90-е годы XIX века - активист народовольческой «Рабочей группы», а затем - социал-демократического«Союза борьбы за освобождение рабочего класса». За участие во всеобщей забастовке 1896 года он два года отсидел в Петропавловской крепости.
Если в конце XIX пролетариат Петербурга и других крупных городов Российской империи формировался за счёт внутренней миграции - из крестьян ближайших губерний, то сейчас во многом за счёт иммиграции внешней, что создаёт ещё большие проблемы, чем «внутривидовая» борьба в рабочем классе сто с лишним лет назад.
В дебатах «Стачка: прошлое, настоящее, будущее» участвовал молодой мужчина, который долгое время работал на полиграфическом производстве. По его словам, на его предприятии профсоюз создать было нереально из-за расколотости рабочего коллектива на национальные общины.«А таджиков и узбеков работодателю приходилось ставить в разные смены - иначе бы они поубивали друг друга. И всё равно постоянно происходили конфликты на межэтнической почве. Между узбеками и таджиками жуткая вражда. Объединить их в один профсоюз было бы нереально», - рассказал полиграфист.
Видимо, этот фактор и принимает в расчёт работодатель, беря на своё предприятие иммигрантов. Если бы в России производственное пространство расширялось, не исключено, что противоречия между различными общинами иммигрантов, а заодно и «местными», постепенно сходили бы на нет, как растворялась в крупных цехах вражда между псковскими, вятскими, ярославскими, тверскими и прочими мужиками на дореволюционных заводах. Однако в современной России производственное пространство, что бы ни говорили власть предержащие о реиндустриализации и импортозамещении, сужается. Иммигранты работают в основном в сфере обслуживания, на стройках, в ЖКХ, в основном чернорабочими, напоминая, скорее, неорганизованный торгово-ремесленный люд дореволюционного Петербурга, нежели «питерских рабочих».
Многие иммигранты, как и те русские крестьяне, что приезжали в Петербург на заработки в конце XIX века, чтобы потом вернуться в деревню в пунцовой рубахе и с «тальянкой», не связывают своё будущее с той профессиональной средой, в которой они вынуждены вращаться на чужбине. А значит, идея создания профсоюза - последнее, что придёт им в голову. Это не значит, что они не способны на протест. Мы знаем несколько случаев в России, когда рабочие-иммигранты бунтовали из-за невыплаты обещанного им заработка. Но это даже не исключения, которые подтверждают правило. Эти бунты и есть проявление правила. Иммигранты решают лишь тактические задачи: они взбунтовались - им заплатили. Или депортировали.
Иммигрантам нужно заработать быстро и желательно много. В этой связи они согласны на любой труд. Не случайно в основном они используются в роли штрейкбрехеров во время тех редких забастовок, которые случаются в России. Российские граждане тоже согласились бы стать штрейкбрехерами, просто им работодателю пришлось бы платить больше. Вот он и нанимает дешёвые рабочие руки.
Рабочие-иммигранты понимают, что находятся в чужой стране, где местное население часто воспринимает их враждебно, и в их планы не входит какая-либо ассимиляция. Они вовсе не «оккупанты», как утверждают националисты. Они хотят заработать денег и уехать обратно, чтобы сносно жить какое-то время дома, в родной стране, где нет работы. Речь сейчас идёт, конечно же, о тех рабочих, что приезжают в Россию из Средней Азии. Во Франции и Западной Европе в целом ситуация с иммиграцией несколько иная. В богатые страны люди приезжают, чтобы остаться в них навсегда, а потом и родственников подтянуть. Можно сколько угодно кричать о солидарности с иммигрантами, но она не проявится, пока в реальной жизни для этой солидарности не будут созданы условия, а условия эти лишь разрушаются.
Слово «мигрант» указывает лишь на то, что человек приехал в Россию из другой страны, а не на его униженный социальный статус. После развала СССР в России появилась иммигрантская буржуазия, которая весьма неплохо наживается на труде земляков. На рынке труда идёт жёсткая конкуренция между различными иммигрантскими общинами, доходя порой до войн за передел сфер, например, на рынке перевозок или в ЖКХ. И в этих войнах вертикальные национальные связи оказываются прочней и важней для их участников, чем профессиональные горизонтальные связи. Проще говоря, дворник-таджик будет на стороне таджикского «бригадира», наживающегося на его труде, а не на стороне такого же дворника, но узбека. Ведь он обязан своим землякам за то, что они его приняли на чужбине, обеспечили работой.
Выигрывают от увеличения числа иммигрантов явно не рабочие, это точно. И те, кто пытается помочь рабочим саморганизоваться, должны чётко заявить, что иммиграция ничего хорошего не несёт ни местным рабочим, ни самим рабочим-иммигрантам. Иммиграция - вредное явление. От увеличения числа приезжих усиливается конкуренция между бедными, а страны - поставщики иммигрантов вырождаются, теряя всякие перспективы для развития. Посмотрите, например, на Румынию, откуда после вступление этой страны в ЕС огромное число работоспособного населения уехало в Италию. Румыния обезлюдела.
Отрицательное отношение к иммиграции не должно, конечно, переноситься на иммигрантов. Врагами русских рабочих являются не они, а те, кто наживается на их труде и бесправии. И этим делягам очень выгодно, чтобы были такие люди - бесправные и готовые на всё.
Слабаков бьют
Но даже если депортировать всех иммигрантов из России, далеко не факт, что наши рабочие тут же приступят к созданию профсоюзов. Некоторым нашим рабочим профсоюз может лишь усложнить жизнь на производстве.
«Профсоюз в сознании рабочих ассоциируется с требованием “сделать всё по закону”, а по закону сами рабочие жить-то и не хотят. Им это не надо. Одной даме из общепита я пытался доказать, что она должна потребовать от работодателя оплатить ей сверхурочные. На что она мне ответила: “Я потребую с начальства оплаты моих сверхурочных, а они потребуют с меня оплатить всю еду, которую я здесь съедаю - и на хрен мне нужна такая работа в общепите?!”», - рассказывает бывший профсоюзный организатор.
Проще говоря, у нас работает принцип «ты мне - я тебе»: рабочие соглашаются не отстаивать свои трудовые права, а начальство закрывает глаза на их грешки: опоздания, не слишком производительный труд, лишние перекуры, брак… А если создать профсоюз, начальство начнёт мстить! Штрафовать за опоздания, подсчитывать число перекуров и походов по нужде, придираться по другим мелочам. Это как в советской армии, где многие предпочитали внеуставные отношения соблюдению устава. Многим советским солдатам легче было помыть полы за «старослужащего», нежели бегать марш-броски и бесконечное число раз учиться отражать атаки предполагаемого противника. Вот и на нашем производстве утвердился такой же подход.
Так что главный враг русского рабочего - не иммигрант, не власть с её «национальной гвардией» и даже не хищный работодатель, а он сам. Русский рабочий - сам себе враг! И делает его врагом себе - его трусость. Именно на это качество современного русского рабочего сетуют наши немногочисленные профсоюзные активисты.
«На самом деле главное препятствие для развития в России рабочего и профсоюзного движения - это сами наши рабочие. Не готовы они пока идти на риск, - говорит Дмитрий Трудовой, председатель Межрегионального профсоюза «Рабочая ассоциация» в Калуге. -Взвешивая на весах, что для них важней: светлое будущее или спокойное настоящее, они чаще всего делают выбор в пользу спокойного настоящего: “пусть я буду в нищете, пусть меня будет давить, гнобить руководство, но мне будет спокойней”. Они делают консервативный выбор: добьёмся мы чего-нибудь с профсоюзом или нет - не понятно, но совершенно точно понятно, что борьба за светлое будущее создаёт проблемы в настоящем - и в будущем может стать ещё хуже, чем сейчас. Так они рассуждают. И они делают выбор: пусть будет плохо, но привычно».
«Сегодняшние наши рабочие разобщены и позволяют собой манипулировать. Конечно, это - беда и боль наша,- считает лидер Межрегионального профсоюза «Рабочая ассоциация» Алексей Этманов.По его мнению,«одна из причин того, что у нас так и нет рабочего движения, заключается в том, что все социальные завоевания нашим рабочим достались на халяву - остались от советского времени. Одно отберут, другое - человек думает: “И ладно, как-нибудь перебьюсь”».
Последний пример того, что наши рабочие идти на риск не готовы - история с созданием ячейки МПРА на заводе «Мобис». Больше месяца недовольные рабочие этого предприятия советовались с профсоюзом, как им быть. Решили учредить на «Мобисе» отделение МПРА. Учредили, заявили об этом. А на следующий день новоявленные активисты профсоюза, включая председателя ячейки, написали заявление о выходе из него. Что случилось? В нашем распоряжении оказалась переписка одного рабочего, один день пробывшего в профсоюзе, с профсоюзным организатором.
«В общем, как всё прошло. С одной стороны - хорошо. Мы добились, чего хотели, а именно - диалога с руководством. Но... с маленькой для нас (и огромной для вас) поправкой. А именно - диалог будет только без профсоюза. Большинством голосов было принято решение о выходе из профсоюза. Было также оговорено с руководством о то, что, если они нарушают договоренности с нами, то мы вольны делать то, что захотим. И директор был напуган не письмом от МПРА и не речами HR-персонала, а письмом с “Хендай”, в котором сказано, что “Хендай” готов прекратить закупать бамперы и консоли у “Мобис-СПб” в случае возникновения профсоюза на нашем заводе. И закупать их на “Мобис-Словакия”»,- написал этот рабочий.
Чего здесь больше: глупости или трусости? И того и другого достаточно. Ведь рабочие же могли побороться, заставить начальство соблюдать закон, который карает за противодействие профсоюзной деятельности. 30-я статья Конституции Российской Федерации провозглашает:«Каждый имеет право на объединение, включая право создавать профессиональные союзы для защиты своих интересов. Свобода деятельности общественных объединений гарантируется».
Они могли записать разговор с руководством, передать запись в СМИ… Борьба была бы тяжёлой, неравной, но на их стороне был бы закон, целая Конституция, а это немало. Но они ничего этого не сделали. Испугались. Перед их носом помахали морковкой - «ребята, всё будет хорошо, но без профсоюза» - и они сдулись. А главное, их всё равно уволят. Поздно или рано. Начальство найдёт повод. За проходной - огромная резервная армия. И тех, кто позволил усомниться в своей благонадёжности, заменят теми, кто готов работать, не задавая лишних вопросов - теми же иммигрантами. И когда их будут увольнять, за них никто не заступится - профсоюз-то они сами его распустили в прагматической надежде решить все вопросы полюбовно. Но полюбовно такие вопросы не решаются. Слабаков бьют.
Нужна своя идея
Участники обсуждения «Стачка: прошлое, настоящее, будущее», решали, что же надо предложить нашим рабочим, чтобы их зажечь? И пришли к заключению, что рабочим нужно предложить новый смысл. Одна из ошибок профсоюзов (речь, естественно, о самодеятельных профсоюзах) - излишний прагматизм. Они в попытке расшевелить людей «конкретной идеей» постоянно осаживают себя, дабы не показаться солидным отцам и матерям семейств неисправимыми романтиками. Напрасно они это делают.
«Никто не отдаст себя на заклание ради, скажем, расширения местного самоуправления или иной, хотя бы и наиполезнейшей частной реформы,- верно подметил идеолог Партии социалистов-революционеров (ПСР) Виктор Чернов в работе «Конечный идеал социализма и повседневная борьба». -Но тысяча людей шли на вольную смерть, когда в их душе вспыхивала вера, что счастье человечества будет куплено этой ценою».
За примерами того, о чём пишет Чернов, далеко ходить не надо. Их полно в истории русского рабочего движения. Те рабочие, что 9 января 1095 года вышли на демонстрацию в Петербурге, знали, что солдаты в них будут стрелять, а казаки - рубить их шашками. Но это их не останавливало. Вот письмо одного участника гапоновской рабочей организации, кузнеца Ивана Васильева, адресованное жене. Он написал его накануне «кровавого воскресенья»:
«Нюша, если я не вернусь и не буду жив, то, Нюша, ты не плачь, как-нибудь первое время проживёшь, а потом поступи на фабрику и работай, расти Ванюру и говори ему, что я погиб мученической смертью за свободу и счастье народа. Я погиб, если это будет верно, и за ваше счастье. Расти и развивай его лучше, чтобы и он был такой же, как отец. Нюша, если я уже не вернусь, то сохрани записку и храни её: Ваня вырастет, я его благословляю. Скажи ему, чтобы он не забыл тебя. Пусть поймёт отца, что отец погиб за благо всего народа, за рабочих. Целую вас. Ваш горячо любящий отец и муж Ваня».
Русский рабочий Иван Васильев не кривлялся, играя в героя. Его действительно убили 9 января - первым залпом у Нарвских ворот. Он шёл на смерть явно не ради выгодного коллективного договора.
«“Идём! Идём!” - раздалось вокруг меня, где стояло несколько девушек и несколько пожилых женщин… А девушка, стоявшая подле меня, обратилась к подруге в сильном возбуждении, говоря: “Пойди, скажи маме, я пойду. Всё равно, убьют, так убьют. Что же это. Одних будут убивать, другие воспользуются - это нехорошо. Все, все должны идти”»,- вспоминает Лев Гуревич, участник рабочего собрания, прошедшего накануне 9 января на Васильевском острове.
Старый рабочий социализм был проникнут ощущением конца времён - рабочие ждали последнего и решительного боя. Это ожидание вне рамок здравого смысла. А сегодня правит бал потребительский прагматизм: лучше синица в руках, чем журавль в небе. И профсоюзы, те самые самодеятельные профсоюзы, созданные снизу инициативными рабочими, часто подыгрывают этой самой прагматике, объясняя, как хорошо работается на предприятиях, где между трудовым коллективом работодателем заключён достойный коллективный договор. Но прагматики всё равно предпочитают не высовываться по тем самым причинам, что обозначил Дмитрий Трудовой.
В начале ХХ века французский социалист Густав Эрве доказывал:«Массы консервативны, мирно настроены, любят свой отдых и свою безопасность, не хотят рисковать; из своего обычного состояния они выходят только под влиянием страстных меньшинств. Меньшинство должно понять, что оно может быть только меньшинством. Чтобы вызвать массы из их состояния заплесневения, нужны примеры безумной смелости, революционного романтизма, народной поэзии, без которой массы никогда не вдохновляются на абстрактную идею».
Самодеятельным профсоюзам пора выйти за рамки прагматизма. Не работает он. Им следует обращаться не к массе, которая в период упадка и разложения всегда предпочитает идти по пути наименьшего сопротивления, а к тем единицам, к той горстке рабочих, которые готовы пожертвовать спокойным настоящим ради обретения смысла своего существования. А жизнь насыщает смыслом борьба.
Те, кто несколько лет назад боролся на заводе «Антолин», с прагматической точки зрения не добились ничего. Некоторые из них порвали с рабочим классом. Но, так или иначе, в их жизни будет это событие - забастовка. Может быть, она будет самым их ярким переживанием и воспоминанием их жизни. А что есть в жизни тех, кто предпочёл сидеть тихо? Работа от звонка до звонка и летний отдых на побережье Крыма, а то и в садоводстве Пупышево? Не богато… И скучно.
Самодеятельным профсоюзам нужно не размахивать шаблонами коллективного договора, а огласить идею нового общества. Нужно дать понять рабочим, что боевой профсоюз - это не лавочка по раздаче путёвок и нехитрых благ, не контора сутяжников, а эмбрион ячейки трудового строя будущего. У профсоюзов должна быть своя идеология. Ни марксистская, ни анархистская, ни националистическая. Своя.
“Vivos voco!” («Зову живых!») - таким быть девиз «Колокола» Герцена и Огарёва - первых русских социалистов. Этот клич надо принять самодеятельным профсоюзам. Нужно обращаться к живым, к тем, кто готов рисковать и жертвовать, дабы обрести смысл своего бытия. А мёртвые… они не воскреснут.
Дмитрий Жвания
Подробнее:https://mpra.su/news/russia/2037-Stachka-proshloe-nastoiashee-budushee-CHast-II