Люди Нью-Йорка
- Подстриглись? Вам идет! - Говорит офицер на паспортном контроле. Через минуту я уже учу его, как сказать по-русски “Отпечаток пальца”. Впрочем, “большой палец” он учить отказался, слишком сложно. Поставил печать, распрощались друзьями. Виза заканчивается в марте, но я могла бы тусить в Америке до июля.
Это одна из вещей, за которые я обожаю Нью-Йорк и Америку в целом. Так легко разговаривать с людьми! На этот раз мне показалось, что улыбок и дружелюбия было чуть меньше. Но, думаю, дело в промозглом январе.
Продавщица в обувном, из которого я запрещаю себе выходить без покупок, говорит Лильке:
- Ну, что вы. Это же обувь, она должна быть statement!
И Лилька, потрясенная, уходит с парой ботинок, которые мерила для мечты, а не для жизни. А продавщица рассказывает мне, как в прошлом она любила пойти и проплясать всю ночь, но теперь как-то предпочитает просидеть весь вечер дома в одиночестве. Под это дело она рассказывает, сколько ей лет, и мы окончательно офигеваем - эта шикарная латиноамериканская красотка уж точно не выглядит старше меня!
А с продавщицей белья мы сходимся в сетованиях на курс валюты (“знаете, какой курс у нашего песо?”) и на сложность с размерами (“да в Америке тоже повсюду только маленькие” - “Но тут-то у вас красота” - “Даа, это мое королевство!”). И она заканчивает своим кредо: белье - это investment.
На обзорной площадке нового здания ВТЦ проходят краткие шоу - бодрые ведущие в окружении экранов на фоне Нью Йорка с высоты ста этажей рассказывают про город самые разные факты. Исторические, туристические, какие мероприятия проходят в ближайшее время, где можно поесть. Один из них сначала с необыкновенной искренней гордостью рассказывает о том, как дивно воспрял этот район в последнее время, потом - про то, какие самые дорогие квартиры выставлены сейчас на продажу в Нью-Йорке, а потом легко перескакивает на то, что все обычные нью-йоркцы вроде него живут, конечно, в каком-нибудь Бруклине и каждый день добираются на метро. После шоу он долго и старательно отвечает на наш вопрос, где можно круто поесть.
Там вообще чудесные экскурсоводы и прочие служащие, ориентированные на рассказ о достопримечательностях. Создается впечатление, что все, что они показывают, для них очень личное, они правда гордятся, или радуются, или огорчены.
Женщина-рейнджер на Острове Свободы была низкой, в рейнджерской шляпе с огромными полями, говорила быстро и воодушевленно. Про историю создания, про хитрого Пулитцера, про то, как первое мощное выступление за права женщин произошло в день, когда открывался памятник самой знаменитой Леди. И тут же, с горящими глазами, про то, как и лично для нее Леди Либерти стала символом исполнения мечты. Она никогда не думала, что такое возможно, просто промелькнувшая мечта, но - увольнение, случайная вакансия, и вот она работает здесь и счастлива, как никогда.
Я так и не поняла, зачем со мной встречался Роберт, который отказал мне в комнате на айрбнб. Невысокий, в трениках и кепке, не дождался даже, пока я допью свой шоколад - а я была такой сонной и обескураженной, что не смогла и внятно что-нибудь сказать, ни понять, что он говорит. А вот Бенджамин оказался прекрасным. Мы офигенно поболтали с ним, а потом он - так вышло - показал мне, где тут поблизости есть бдсм-данж… Впрочем, это совершенно отдельная история. Это знакомство я продолжила бы с радостью, если бы не некоторые сопутствующие обстоятельства.
А пару дней спустя за стойкой совсем другого бара я поговорила с пожилым джентльменом, который уже энный вечер проводил в обществе виски и местных официанток. Он не всегда меня понимал, и говорил поначалу вежливо, но самую малость свысока своего возраста, знания жизни и языка. Когда же, не желая прекращать разговор, я была вынуждена заказать еще один сидр по-нижнеистсайдски (рекомендую), он уже признавался, что он, конечно, социалист, в юности участвовал в антивоенных демонстрациях, а сейчас занимается айти-секьюрити закупками для правительства. Когда я собралась уходить, он к моему удивлению (ведь мы уже зафрендились в фб) протянул мне визитку и вдруг как будто немного смущаясь сказал - мол, я все понимаю, вы молоды, я стар, но каждому бывает нужно человеческое общение. Если вдруг…
Это было очень трогательно. Но я не стала ему звонить на следующий день. На следующий день я рассказывала смотрителю в Музее современного искусства, как сказать по-русски “Please, don’t touch it”.
Таксист с доминиканскими корнями рассказывает, что живет в Вильямсбурге. Модное местечко, комментирую я. Да нет, говорит он, наша семья там испокон века. Когда я был ребенком, этот район был совсе-ем не модным. А офигенный молодой певец джаза оказывается с Филиппин. Не помню, что он мне отвечал, но я, зачем-то, рассказывала ему, как в детстве иногда с грустью думала, как круто быть евреем. Что это было? Зачем? Затемнение.
Когда сознание возвращается, мы сидим в машине местной русской звезды по имени Барон (житель Манхэттена на машине? Вот это да). Он везет нас по хайвэю мимо ночных огней Манхэттена и Квинса и рассказывает, что у них с друзьями есть в горах кооперативный домик, куда они ездят кататься на лыжах. Да, конечно, дружит он только с русскоязычными, остальные все какие-то не свои, не интересные.
В мой последний вечер в Нью-Йорке Ли приводит меня на Верхний Вестсайд, где в модном доме работает швейцаром ее друг Юра. У Юры полно седых волос, но сколько бодрости! Мы приносим ему еды из ближайшего передвижного ларька с халяльными шашлыками, а он рассказывает мне про дом, жителей, окружающие дома, город - и здоровается с каждым проходящим мимо жителем дома как-то по-своему. Через несколько часов мы сидим за столиком в полутемном ресторане. Перед нами на сцене смеются, перехватывая друг у друга мелодию, музыканты джаз-бэнда. У них за спинами - панорамное окно в центральный парк и небоскребы Мидтауна.
А потом мы с Юрой идем оттуда, и он показывает - в этом доме я ремонтировал квартиру нашего земляка-миллиардера. А в этом здании была студия радио “Свобода”. Я там однажды был, в гостях у приятеля. Он, кстати, недавно книжку выпустил, и про меня там тоже есть пара строчек. Это я тот человек, который прилетел в Нью-Йорк в девяносто первом с пятью долларами и велосипедом.
Это одна из вещей, за которые я обожаю Нью-Йорк и Америку в целом. Так легко разговаривать с людьми! На этот раз мне показалось, что улыбок и дружелюбия было чуть меньше. Но, думаю, дело в промозглом январе.
Продавщица в обувном, из которого я запрещаю себе выходить без покупок, говорит Лильке:
- Ну, что вы. Это же обувь, она должна быть statement!
И Лилька, потрясенная, уходит с парой ботинок, которые мерила для мечты, а не для жизни. А продавщица рассказывает мне, как в прошлом она любила пойти и проплясать всю ночь, но теперь как-то предпочитает просидеть весь вечер дома в одиночестве. Под это дело она рассказывает, сколько ей лет, и мы окончательно офигеваем - эта шикарная латиноамериканская красотка уж точно не выглядит старше меня!
А с продавщицей белья мы сходимся в сетованиях на курс валюты (“знаете, какой курс у нашего песо?”) и на сложность с размерами (“да в Америке тоже повсюду только маленькие” - “Но тут-то у вас красота” - “Даа, это мое королевство!”). И она заканчивает своим кредо: белье - это investment.
На обзорной площадке нового здания ВТЦ проходят краткие шоу - бодрые ведущие в окружении экранов на фоне Нью Йорка с высоты ста этажей рассказывают про город самые разные факты. Исторические, туристические, какие мероприятия проходят в ближайшее время, где можно поесть. Один из них сначала с необыкновенной искренней гордостью рассказывает о том, как дивно воспрял этот район в последнее время, потом - про то, какие самые дорогие квартиры выставлены сейчас на продажу в Нью-Йорке, а потом легко перескакивает на то, что все обычные нью-йоркцы вроде него живут, конечно, в каком-нибудь Бруклине и каждый день добираются на метро. После шоу он долго и старательно отвечает на наш вопрос, где можно круто поесть.
Там вообще чудесные экскурсоводы и прочие служащие, ориентированные на рассказ о достопримечательностях. Создается впечатление, что все, что они показывают, для них очень личное, они правда гордятся, или радуются, или огорчены.
Женщина-рейнджер на Острове Свободы была низкой, в рейнджерской шляпе с огромными полями, говорила быстро и воодушевленно. Про историю создания, про хитрого Пулитцера, про то, как первое мощное выступление за права женщин произошло в день, когда открывался памятник самой знаменитой Леди. И тут же, с горящими глазами, про то, как и лично для нее Леди Либерти стала символом исполнения мечты. Она никогда не думала, что такое возможно, просто промелькнувшая мечта, но - увольнение, случайная вакансия, и вот она работает здесь и счастлива, как никогда.
Я так и не поняла, зачем со мной встречался Роберт, который отказал мне в комнате на айрбнб. Невысокий, в трениках и кепке, не дождался даже, пока я допью свой шоколад - а я была такой сонной и обескураженной, что не смогла и внятно что-нибудь сказать, ни понять, что он говорит. А вот Бенджамин оказался прекрасным. Мы офигенно поболтали с ним, а потом он - так вышло - показал мне, где тут поблизости есть бдсм-данж… Впрочем, это совершенно отдельная история. Это знакомство я продолжила бы с радостью, если бы не некоторые сопутствующие обстоятельства.
А пару дней спустя за стойкой совсем другого бара я поговорила с пожилым джентльменом, который уже энный вечер проводил в обществе виски и местных официанток. Он не всегда меня понимал, и говорил поначалу вежливо, но самую малость свысока своего возраста, знания жизни и языка. Когда же, не желая прекращать разговор, я была вынуждена заказать еще один сидр по-нижнеистсайдски (рекомендую), он уже признавался, что он, конечно, социалист, в юности участвовал в антивоенных демонстрациях, а сейчас занимается айти-секьюрити закупками для правительства. Когда я собралась уходить, он к моему удивлению (ведь мы уже зафрендились в фб) протянул мне визитку и вдруг как будто немного смущаясь сказал - мол, я все понимаю, вы молоды, я стар, но каждому бывает нужно человеческое общение. Если вдруг…
Это было очень трогательно. Но я не стала ему звонить на следующий день. На следующий день я рассказывала смотрителю в Музее современного искусства, как сказать по-русски “Please, don’t touch it”.
Таксист с доминиканскими корнями рассказывает, что живет в Вильямсбурге. Модное местечко, комментирую я. Да нет, говорит он, наша семья там испокон века. Когда я был ребенком, этот район был совсе-ем не модным. А офигенный молодой певец джаза оказывается с Филиппин. Не помню, что он мне отвечал, но я, зачем-то, рассказывала ему, как в детстве иногда с грустью думала, как круто быть евреем. Что это было? Зачем? Затемнение.
Когда сознание возвращается, мы сидим в машине местной русской звезды по имени Барон (житель Манхэттена на машине? Вот это да). Он везет нас по хайвэю мимо ночных огней Манхэттена и Квинса и рассказывает, что у них с друзьями есть в горах кооперативный домик, куда они ездят кататься на лыжах. Да, конечно, дружит он только с русскоязычными, остальные все какие-то не свои, не интересные.
В мой последний вечер в Нью-Йорке Ли приводит меня на Верхний Вестсайд, где в модном доме работает швейцаром ее друг Юра. У Юры полно седых волос, но сколько бодрости! Мы приносим ему еды из ближайшего передвижного ларька с халяльными шашлыками, а он рассказывает мне про дом, жителей, окружающие дома, город - и здоровается с каждым проходящим мимо жителем дома как-то по-своему. Через несколько часов мы сидим за столиком в полутемном ресторане. Перед нами на сцене смеются, перехватывая друг у друга мелодию, музыканты джаз-бэнда. У них за спинами - панорамное окно в центральный парк и небоскребы Мидтауна.
А потом мы с Юрой идем оттуда, и он показывает - в этом доме я ремонтировал квартиру нашего земляка-миллиардера. А в этом здании была студия радио “Свобода”. Я там однажды был, в гостях у приятеля. Он, кстати, недавно книжку выпустил, и про меня там тоже есть пара строчек. Это я тот человек, который прилетел в Нью-Йорк в девяносто первом с пятью долларами и велосипедом.