О романе Эдуарда Веркина "Звездолет с перебитым крылом"
k-frumkin пишет в своём посте.
1. В основе романа вполне структуралистское противопоставление трех вселенных: "идеальной благополучной"- и "идеальной неблагополучной" и "реальной благополучной"- точнее "Мира Подня", "Мира Парня из преисподней" и позднесоветской эпохи. Как и положено: люди Полдня физически сильнее и боеспособнее людей из преисподней (ну, как Максим Камерер), а люди из преисподней сильнее и боеспособнее советских.
2. Веркин эксплуатирует эстетику "советского детского детектива" (условно - "Кортика") и этим напоминает "Живые и взрослые" Кузнецова.
3 Но в чем молодец Веркин - в который раз разрабатывая "мир советского детства", он наконец выпячивает вперед его важнейшее свойство, как правило утаенное в других литературных источниках - скуку. Вообще советская история - прекрасная иллюстрация мысли Шопенгауэра, что у человека две главных альтернативы - страдание или скука. И фантастическая Аня, явившаяся двум советским подросткам - в некотором смысле их галлюцинация от скуки. Во всяком случае она связана с миром научной фантастики (и по сути, и в тексте романа), которая тогда была главной реакцией на скуку.
4. Конвертация булычевской Алисы в Аню - возможно аллюзия на аналогичную конвертацию имен при переводе "Алисы в стране чудес" Набоковым.
5. Еще о связи с Булычевым: если писать рецензию на "Звездолет", то ее можно озаглавить "Девочка, с которой уже все случилось".
6. Зашифрованная в тексте романа мысль, что космическое будущее наступит, если будет достаточное количество людей, которые в нее верят, и спасая мальчика, верящего в научную фантастику, Аня из будущего открывает дорогу для "Мира Полдня" слишком воняет ностальгически-совковым "но зато мы верили". Вера , конечно горы движет, но пока ни одна не сдвинулась. Впрочем, как говорит замполит у Пелевина ,всякая душа - вселенная, и надо найти хоть одну такую вселенную, в которой "мы" победим. Так что вторая, "Полуденная" часть романа - в некотором смысле галлюцинация спасенного в первой части любителя фантастики Дюши.
7. Мне лично первая часть романа была гораздо интереснее второй, но думаю для большинства читателей наоборот.
1. В основе романа вполне структуралистское противопоставление трех вселенных: "идеальной благополучной"- и "идеальной неблагополучной" и "реальной благополучной"- точнее "Мира Подня", "Мира Парня из преисподней" и позднесоветской эпохи. Как и положено: люди Полдня физически сильнее и боеспособнее людей из преисподней (ну, как Максим Камерер), а люди из преисподней сильнее и боеспособнее советских.
2. Веркин эксплуатирует эстетику "советского детского детектива" (условно - "Кортика") и этим напоминает "Живые и взрослые" Кузнецова.
3 Но в чем молодец Веркин - в который раз разрабатывая "мир советского детства", он наконец выпячивает вперед его важнейшее свойство, как правило утаенное в других литературных источниках - скуку. Вообще советская история - прекрасная иллюстрация мысли Шопенгауэра, что у человека две главных альтернативы - страдание или скука. И фантастическая Аня, явившаяся двум советским подросткам - в некотором смысле их галлюцинация от скуки. Во всяком случае она связана с миром научной фантастики (и по сути, и в тексте романа), которая тогда была главной реакцией на скуку.
4. Конвертация булычевской Алисы в Аню - возможно аллюзия на аналогичную конвертацию имен при переводе "Алисы в стране чудес" Набоковым.
5. Еще о связи с Булычевым: если писать рецензию на "Звездолет", то ее можно озаглавить "Девочка, с которой уже все случилось".
6. Зашифрованная в тексте романа мысль, что космическое будущее наступит, если будет достаточное количество людей, которые в нее верят, и спасая мальчика, верящего в научную фантастику, Аня из будущего открывает дорогу для "Мира Полдня" слишком воняет ностальгически-совковым "но зато мы верили". Вера , конечно горы движет, но пока ни одна не сдвинулась. Впрочем, как говорит замполит у Пелевина ,всякая душа - вселенная, и надо найти хоть одну такую вселенную, в которой "мы" победим. Так что вторая, "Полуденная" часть романа - в некотором смысле галлюцинация спасенного в первой части любителя фантастики Дюши.
7. Мне лично первая часть романа была гораздо интереснее второй, но думаю для большинства читателей наоборот.