Анна Андреевна

[kleovelikaj]

       Не секрет, я очень люблю не только творчество Ахматовой, но и тот образ который она настойчиво продвигала.
Её изысканность и величавость проникают всюду!!!
Вот несколько зарисовок, которые я собрала из воспоминаний её современников, какой её видели и запомнили.
Опять таки я уверена, что нам есть чему поучиться у гениальной поэтессы.

• "Прошло два-три года, и в ее глазах, в осанке, и в ее обращении с людьми наметилась одна главнейшая черта ее личности: величавость. Не спесивость, не надменность, не заносчивость, а именно величавость "царственная", монументально важная поступь, нерушимое чувство уважения к себе, к своей высокой писательской миссии. С каждым годом она становилась величественнее. Нисколько не заботилась об этом, это выходило у нее само собой. За все полвека, что мы были знакомы, я не помню у нее на лице ни одной просительной, заискивающей, мелкой или жалкой улыбки. При взгляде на нее мне всегда вспоминалось некрасовское

Есть женщины в русских селеньях
С спокойною важностью лиц,
С красивою силой в движеньях,
С походкой, со взглядом цариц...

• Даже в позднейшие годы, в очереди за керосином, селедками, хлебом, даже в переполненном жестком вагоне, даже в ташкентском трамвае, даже в больничной палате, набитой десятком больных, всякий, не знавший ее, чувствовал ее "спокойную важность" и относился к ней с особым уважением, хотя держалась она со всеми очень просто и дружественно, на равной ноге."

• В характере Ахматовой было немало разнообразнейших качеств, не вмещающихся в ту или иную упрощенную схему. Ее богатая, многосложная личность изобиловала такими чертами, которые редко совмещаются в одном человеке.Порою, особенно в гостях, среди чужих, она держала себя с нарочитою чопорностью, как светская дама высокого тона, и тогда в ней чувствовался тот изысканный лоск, по которому мы, коренные петербургские жители, безошибочно узнавали людей, воспитанных Царским Селом. Такой же, кстати сказать, отпечаток я всегда чувствовал в голосе, манерах и жестах наиболее типичного из царскоселов Иннокентия Анненского. Приметы этой редкостной породы людей: повышенная восприимчивость к музыке, поэзии и живописи, тонкий вкус, безупречная правильность тщательно отшлифованной речи, чрезмерная (слегка холодноватая) учтивость в обращении с посторонними людьми, полное отсутствие запальчивых, необузданных жестов, свойственных вульгарной развязности.

• Ахматова прочно усвоила все эти царскосельские качества. В двадцатых ; тридцатых годах среди малознакомых людей, в театре или на парадном обеде, она могла показаться постороннему глазу даже слишком высокомерной и чинной.Верная царскосельским традициям, навеки связавшая свое имя и судьбу с Ленинградом, с его каналами, улицами, дворцами, музеями, кладбищами, она представляется многим воплощением северной русской культуры.

• Это "скорбное и скромное величие" Ахматовой было - повторяю - ее неотъемлемым свойством. Она оставалась величественной всегда и везде, во всех случаях жизни - и в светской беседе, и в интимных разговорах с друзьями, и под ударами свирепой судьбы, - "хоть сейчас в бронзу, на пьедестал, на медаль"!

• "Беда Цветаевой, если это беда, что она не создала себе позы, как Анна Ахматова. Та сознательно и неуклонно изображала великую поэтессу, Цветаева ею была", - записывает в свой Дневник 17 апреля 1982 года Юрий Нагибин. Тут много намешано, в том числе и неверного. И у Марины Цветаевой была своя поза, причем с самого начала ее стихотворчества. Упрощенно: горняя, неземная, бунтующая и героическая душа (влияние образов Наполеона, Лермонтова, народовольцев - и дурного воспитания), обреченная страданиям в мире обычных людей, ничтожных обывателей и мещан, достойных только презрения: "Был бы щит, начертала бы "Ne daigne" (фр. "Не снисхожу"). Всю жизнь она горделиво презирала обыденность и обычных людей, но "по иронии судьбы", по общему ходу дел - всегда была погружена в них ("не бытие - быт"): семья, пеленки, кастрюли, щи да каши. Спасалась от них - в воздушных замках своей гордой героической поэзии, и всех встречных звала туда, заговаривала, завораживала: стихами, экстазными письмами, пылкими речами. Но смотреть в лицо собеседнику не решалась: вероятно, это разрушало иллюзия слияния в горнем. Что и говорить? Наполеонов да Лермонтовых - кот наплакал, а в основном - обычные люди, и хорошо еще не владиславы ходасевичи, насмешливые, холодные, недоверчивые проницательные, на губах которых, близоруко вглядевшись, можно увидеть вдруг ироническую усмешку (Владислава Ходасевича и Анна Ахматова не жаловала: умен шибко).

• Внешность дается нам не с потолка - по ней можно читать будущее, как по линиям судьбы на ладонях. Всякий взглянувший на нас - дарит нам нашу самооценку. Их сумма дает результат, который и на "вольво" не объедешь. Какой видели Ахматову с ранней юности? Перечитаем: "При первой же встрече, - вспоминает О.А. Федотова, - меня поразила внешность Ани: что-то было очень оригинальное, неповторимое, во всем ее облике. Как-то Инна мне сказала: "Обрати внимание на Анин профиль - такого носика и с такой горбинкой ни кого больше нет". И действительно, ее изящные черты лица, носик с "особенной" горбинкой придавали ей какой-то гордый и даже дерзкий вид. Но когда она разговаривала, впечатление менялось: большие живые глаза и приветливая улыбка делали ее простой, славной девочкой". - Гордый и дерзкий вид отталкивал от нее многих сверстников и был одной из причин ее одиночества в юности и молодости. Но этот же ее облик, вкупе с высокой, стройной, гибкой фигурой - магически притягивал к ней мужчин: для них она была сплошной экзотикой. В Париже, позднее, "все на улице заглядывались на нее" (Н.Г. Чулкова). Но разве она была красавицей? Нет: "Назвать нельзя ее красивой…" (Н. Гумилев).

• А любовное колдовство - до самой смерти. Волновала - уже старуха! - молодых (Бобышев, Найман) и зрелых музей. И в 70, и в 75 кокетничала напропалую - с женщинами, с мужчинами, с юношами, с детьми. И добивалась своего: волновала, умиляла, трогала, восхищала. Теперь мне становится ясен смысл ее странного афоризма, записанного Наталией Роскиной: "Климакс это вопрос интеллекта"… Может быть, не столько интеллекта самого по себе, а - духовной жизни, творческого напряжения и возбужденности, встающих на пути либидного угасания человека.
• Могла и напугать внезапным появлением…Первая, дарованная самой природой, поза (гордый и дерзкий вид) с годами обернулась внешней величавостью, труднопереносимой в быту, с которой многим близким приходилось "брать свои меры". Писатель-юморист Виктор Ардов, в квартире которого на Ордынке Ахматова чаще всего жила, наезжая в Москву, с целью "снижения" величавости именовал Ахматову: "m-me Цигельперчик", "жиличка", "командировошная из Ленинграда", "отец благочинный", - она все сносила "с благосклонной улыбкой" (Л. Чуковская).

• С близкими она не чинилась; люди же не- или мало-знакомые столбенели перед ее "королевством". "У нее дар совершенно непринужденного и в высшей мере убедительного величия, - писала Лидия Гинзбург. - Она держит себя, как экс-королева на буржуазном курорте". Подобных высказываний можно назвать десятки. Отсюда и родилось мнение, что Ахматова "изображала великую поэтессу" (Ю. Нагибин), "еще при жизни стала собственным монументом" (Ариадна Эфрон). Это все равно что осуждать офицера за хорошую выправку в мирное время, - неизвестно ведь, каким он будет в бою. Подобным критикам, вероятно, хотелось, чтобы Ахматова была маленькой, сухонькой, всем виновато улыбающейся, с кривыми ногами и, желательно, с горбом. Вот тогда для звания "великой поэтессы" не было бы препятствий.
• …Рассказывают, что однажды она проходила мимо бильярдной комнаты в Доме литераторов, - мужчины, как по команде, опустили кии и зачарованно смотрели ей вслед…Александр Твардовский, "первый поэт республики" (Б. Ахмадуллина), звоня ей по телефону впервые и называя себя, добавлял после короткой паузы: "Редактор "Нового мира": может, она, небожительница, как поэта его и не знает совсем… может, не знает еще, что он - редактор лучшего в России литературного журнала…Только пьяные мужики не боялись этой величавой старухи, смело приставали на Невском: "Девочки, пойдемте…"