внутренний мир как пищеварение
В комментариях у christa_eselin люди объясняют, за что любят литературных и киношных сыщиков.
Одно объяснение замечательно иллюстрирует идею, которую ковал философ там, на Фонтанке. О желании спрятаться от сложности, о суррогате гармонии, об обществе потребления комфорта - в этом обществе цель политкорректного, приятного искусства сводится к функции аниматора на курорте: "на тебе мячик, поиграй". О редуцированной душе.
О зрителях постмодерна.
Отзыв о ленфильмовском Холмсе:
"Никакой концентрации на пафосном превозмогании внутренних конфликтов:) Никто не мучается вопросом "хочу ли? могу ли я? магнолия?". У главного героя ни наркомании, ни невроза, ни нишшшастной лювби, ни проблем с родственниками, ни даже внутреннего дворца с парой-тройкой прикованных в подвале маньяков, и родственниками-знакомыми, постоянно бьющими герою морду лица. С внутренним миром тут все как с пищеварением - пока с ним все в порядке, никто о нем и не задумывается:) Все заинтересованы чем угодно, кроме себя самих - Холмсу интересно разгадывать загадки и помогать людям, Ватсону интересен Холмс, Лестрейду интересно повышать раскрываемость преступлений, а Майкрофту - заниматься политикой и светскими интригами. Вектор движения каждого направлен наружу, а не внутрь."
Две цитаты из философа, одна - со слуха, по памяти:
"Фаустовская цивилизация избегает прямого контакта с Другим. Её герой (например) Шерлок Холмс, доверяет вещам больше, чем людям и предпочитает иметь дело с уликами (они не обманут), исследуя и описывая 137 сортов сигарного пепла.
..."где можно обойтись без человеческой речи - надо обойтись"...
Само слово "душа" произносить уже неловко, приличнее: "психика". А где же: "я-душа" говорит с "я-душой"? - это опасно, потому что тогда неизвестно, сохранится ли тело."
Из интервью (болд мой):
некоторые персонажи, которых можно назвать архетипами, просимволами или просто образами, - они, безусловно, актуализуют мысль. Фауст, Одиссей, Прометей, князь Мышкин и даже Форрест Гамп - каждый по-своему может оказаться чрезвычайно значимой площадкой сборки, проясняющей кое-какие вещи.
В последнее время меня задевает великое заочное противостояние, с одной стороны это доктор Фауст и его ипостаси, такие как доктор Фрейд, Шерлок Холмс, доктор Хаус - очень разнородные, как реально жившие, так и созданные художниками, но они все принадлежат к фаустовской цивилизации. Всем им приятно и удобно иметь дело с вещами и очень тягостно - с живыми людьми.
С другой стороны, князь Мышкин как некий человек, который готов иметь дело с идеей в ее телесном воплощении, с любыми оппонентами, он не боится телесного присутствия индивида. Я считаю, что здесь находится важная развилка.
Аутизм - это, конечно, особая, очень большая тема. Думаю, что это осадочная порода всей нашей современности, результат неизбежного и несчастного упрощения способа сборки субъекта. Таких одномерных субъектов становится все больше. Но в каком-то смысле именно они есть производная фаустовской цивилизации, работы нарастающего одиночества, неумения общаться.
Что касается другого варианта, скажем, восстановления органической государственности или открытости режиму истины, то тут, у нас еще нет такого осадочного итогового продукта. Меня все время интересовало, появятся ли экзистенциальные наследники князя Мышкина? Носители новой, неизбежной простоты и безыскусности, но в отличие от аутистов, наделенные бесстрашием в общении.
- Что для вас сейчас самое интересное, что вам не дает покоя?
- Наверное, это сокращение прежних возможностей реализации субъекта и выход на новую площадку тотальной транспарации, всеобщей подконтрольности, когда некие глубины бессознательного бытия исчезают.
Стоит ли, например, жалеть о постепенной утрате двусмысленности, об исчезновении искривленных и пунктирных траекторий желания?
Психоаналитику, по сути дела, не над чем больше работать, потому что прежнего загадочно затаенного подсознательного уже и не найти.
Мы видим и радикальное упрощение авторствования, когда исчезает многие уловки и прихоти художественной воли. Решительно торжествует вторичное авторствование, схемы перепоста, системы кодировок, где вообще можно осуществлять лишь выборку уже готового. Ну, и так повсюду.
Странным образом возникает ощущение, что для того, чтобы в этом прозрачном, адаптированном мире жить (и не тужить), совершенно ни к чему обладать всеми субъектными глубинами, всем этим несчастным сознанием и расколотым желанием, достаточно быть встроенным агентом, наподобие того же Форреста Гампа.
И в то же время, конечно же, величайший человеческий драйв требует именно такого присутствия в мире.
Очень интересно, каким образом мы сможем отыскать новую площадку для реализации, для восполнения недостающей массы, нехватки мерности, нехватки измерений.
- И как же вновь обрести эту полноту присутствия?
- Это, на самом деле, не гарантировано.
Существуют, как отвлекающий маневр, уже фальсифицированные коридоры для таких поисков. Отсюда, например, проблема порабощенного воображения, поскольку оно оккупировано консьюмеризмом потребительской цивилизации, и соблазнено ее гламурными авангардами, где уже предписано, что бы ты хотел пожелать и мог бы пожелать для достижения счастья, престижа. В общем, все витрины этим забиты, все глянцевые журналы тоже. Объекты желаний размещены на специально подобранных дистанциях разной степени удаленности и это, пожалуй, высшее достижение капитализма.
Ибо когда власть формирует лишь систему наказаний, ассоциируясь с правом наказывать, всегда есть возможность сохранить мерность субъекта.
Когда же власть распоряжается самими удовольствиями (на что указал еще Мишель Фуко), порабощает не труд, а воображение, и гораздо сложнее это сделать.
Вот почему на повестке дня траектория нового эскапизма, поиск некой среды обитания, где мерность субъекта, полнота присутствия могли бы возобновиться. Пока эта ниша творческого нестяжательства только складывается, она присутствует лишь на горизонте желания и воображения - но это правильные, неподдельные горизонты.
Одно объяснение замечательно иллюстрирует идею, которую ковал философ там, на Фонтанке. О желании спрятаться от сложности, о суррогате гармонии, об обществе потребления комфорта - в этом обществе цель политкорректного, приятного искусства сводится к функции аниматора на курорте: "на тебе мячик, поиграй". О редуцированной душе.
О зрителях постмодерна.
Отзыв о ленфильмовском Холмсе:
"Никакой концентрации на пафосном превозмогании внутренних конфликтов:) Никто не мучается вопросом "хочу ли? могу ли я? магнолия?". У главного героя ни наркомании, ни невроза, ни нишшшастной лювби, ни проблем с родственниками, ни даже внутреннего дворца с парой-тройкой прикованных в подвале маньяков, и родственниками-знакомыми, постоянно бьющими герою морду лица. С внутренним миром тут все как с пищеварением - пока с ним все в порядке, никто о нем и не задумывается:) Все заинтересованы чем угодно, кроме себя самих - Холмсу интересно разгадывать загадки и помогать людям, Ватсону интересен Холмс, Лестрейду интересно повышать раскрываемость преступлений, а Майкрофту - заниматься политикой и светскими интригами. Вектор движения каждого направлен наружу, а не внутрь."
Две цитаты из философа, одна - со слуха, по памяти:
"Фаустовская цивилизация избегает прямого контакта с Другим. Её герой (например) Шерлок Холмс, доверяет вещам больше, чем людям и предпочитает иметь дело с уликами (они не обманут), исследуя и описывая 137 сортов сигарного пепла.
..."где можно обойтись без человеческой речи - надо обойтись"...
Само слово "душа" произносить уже неловко, приличнее: "психика". А где же: "я-душа" говорит с "я-душой"? - это опасно, потому что тогда неизвестно, сохранится ли тело."
Из интервью (болд мой):
некоторые персонажи, которых можно назвать архетипами, просимволами или просто образами, - они, безусловно, актуализуют мысль. Фауст, Одиссей, Прометей, князь Мышкин и даже Форрест Гамп - каждый по-своему может оказаться чрезвычайно значимой площадкой сборки, проясняющей кое-какие вещи.
В последнее время меня задевает великое заочное противостояние, с одной стороны это доктор Фауст и его ипостаси, такие как доктор Фрейд, Шерлок Холмс, доктор Хаус - очень разнородные, как реально жившие, так и созданные художниками, но они все принадлежат к фаустовской цивилизации. Всем им приятно и удобно иметь дело с вещами и очень тягостно - с живыми людьми.
С другой стороны, князь Мышкин как некий человек, который готов иметь дело с идеей в ее телесном воплощении, с любыми оппонентами, он не боится телесного присутствия индивида. Я считаю, что здесь находится важная развилка.
Аутизм - это, конечно, особая, очень большая тема. Думаю, что это осадочная порода всей нашей современности, результат неизбежного и несчастного упрощения способа сборки субъекта. Таких одномерных субъектов становится все больше. Но в каком-то смысле именно они есть производная фаустовской цивилизации, работы нарастающего одиночества, неумения общаться.
Что касается другого варианта, скажем, восстановления органической государственности или открытости режиму истины, то тут, у нас еще нет такого осадочного итогового продукта. Меня все время интересовало, появятся ли экзистенциальные наследники князя Мышкина? Носители новой, неизбежной простоты и безыскусности, но в отличие от аутистов, наделенные бесстрашием в общении.
- Что для вас сейчас самое интересное, что вам не дает покоя?
- Наверное, это сокращение прежних возможностей реализации субъекта и выход на новую площадку тотальной транспарации, всеобщей подконтрольности, когда некие глубины бессознательного бытия исчезают.
Стоит ли, например, жалеть о постепенной утрате двусмысленности, об исчезновении искривленных и пунктирных траекторий желания?
Психоаналитику, по сути дела, не над чем больше работать, потому что прежнего загадочно затаенного подсознательного уже и не найти.
Мы видим и радикальное упрощение авторствования, когда исчезает многие уловки и прихоти художественной воли. Решительно торжествует вторичное авторствование, схемы перепоста, системы кодировок, где вообще можно осуществлять лишь выборку уже готового. Ну, и так повсюду.
Странным образом возникает ощущение, что для того, чтобы в этом прозрачном, адаптированном мире жить (и не тужить), совершенно ни к чему обладать всеми субъектными глубинами, всем этим несчастным сознанием и расколотым желанием, достаточно быть встроенным агентом, наподобие того же Форреста Гампа.
И в то же время, конечно же, величайший человеческий драйв требует именно такого присутствия в мире.
Очень интересно, каким образом мы сможем отыскать новую площадку для реализации, для восполнения недостающей массы, нехватки мерности, нехватки измерений.
- И как же вновь обрести эту полноту присутствия?
- Это, на самом деле, не гарантировано.
Существуют, как отвлекающий маневр, уже фальсифицированные коридоры для таких поисков. Отсюда, например, проблема порабощенного воображения, поскольку оно оккупировано консьюмеризмом потребительской цивилизации, и соблазнено ее гламурными авангардами, где уже предписано, что бы ты хотел пожелать и мог бы пожелать для достижения счастья, престижа. В общем, все витрины этим забиты, все глянцевые журналы тоже. Объекты желаний размещены на специально подобранных дистанциях разной степени удаленности и это, пожалуй, высшее достижение капитализма.
Ибо когда власть формирует лишь систему наказаний, ассоциируясь с правом наказывать, всегда есть возможность сохранить мерность субъекта.
Когда же власть распоряжается самими удовольствиями (на что указал еще Мишель Фуко), порабощает не труд, а воображение, и гораздо сложнее это сделать.
Вот почему на повестке дня траектория нового эскапизма, поиск некой среды обитания, где мерность субъекта, полнота присутствия могли бы возобновиться. Пока эта ниша творческого нестяжательства только складывается, она присутствует лишь на горизонте желания и воображения - но это правильные, неподдельные горизонты.