немое море слов
Ранние проявления детской депрессии, обнаруживающиеся даже у трехмесячных младенцев, случаются прежде всего у потомства депрессивных матерей. Такие дети не улыбаются и склонны отворачивать головку ото всех, включая родителей; им бывает спокойнее не смотреть ни на кого, чем смотреть на свою депрессивную мать.
Особая форма депрессии, называемая анаклитической депрессией, наблюдается во второй половине первого года у младенцев, которые перенесли длительную разлуку с матерью. Симптомы, в разных комбинациях и с разной степенью тяжести, включают в себя настороженность, тоскливость, плаксивость, отторжение окружения, замкнутость, задержку умственного развития, ступор, отсутствие аппетита, бессонницу, несчастное выражение лица. Анаклитическая депрессия может начиная с пяти-шести лет перейти в "спад жизнедеятельности"; дети с таким недугом имеют слабую эмоциональную реакцию и плохо контактируют. К пяти или шести годам они становятся крайне капризны и раздражительны, плохо спят, плохо едят. Они не заводят друзей, и у них неоправданно низкая самооценка. Устойчивое ночное недержание мочи указывает на беспокойство. Одни замыкаются в себе, другие становятся еще более капризными и вредными.
Поскольку дети не склонны задумываться о будущем на манер взрослых и не организовывают свою память столь ясно, бессмысленность жизни их занимает редко. Не имея абстрактных чувств, дети не ощущают беспомощности и отчаяния, характерных для взрослой депрессии, но могут страдать устойчивым негативным отношением к жизни.
Обследовать детей методом опроса гораздо труднее, чем взрослых. Во-первых, вопросы должны быть сформулированы так, чтобы не диктовать "желательных" ответов; психотерапевты должны быть достаточно смелыми, чтобы спрашивать о самоубийстве, не подавая его как возможную альтернативу. Один врач сформулировал это так: "Ладно, раз ты так ненавидишь все это, ты иногда задумываешься, как можно сделать так, чтобы тебе уже никогда здесь не быть?" Одни дети отвечают: "Что за глупый вопрос!" - другие говорят "да" и приводят подробности, а некоторые замолкают и задумываются.
Терапевту необходимо следить за мимикой и жестами ребенка - языком тела, и он должен убедить ребенка, что готов выслушать всё, что угодно. В таких обстоятельствах дети с действительно серьезной депрессией станут говорить о самоубийстве.
Я познакомился с одной депрессивной женщиной, которая старалась держать лицо перед детьми, и она рассказала о своем отчаянии, когда пятилетний сын сказал ей: "Знаешь, мам, жизнь такая противная, мне часто и жить-то не хочется". К двенадцати годам он успел совершить серьезную попытку самоубийства.
"Они заговаривают о встрече с кем-то, может быть, с родственником, который уже умер, - говорит Парамджит Т. Джоши, возглавляющий отделение детской психиатрии в клинике Университета Джонса Хопкинса. - Говорят, что хотят навсегда уснуть; иные пятилетки так и говорят: "Хочу умереть, лучше бы я не рождался". А потом на место слов приходят действия. Мы видим детей, которые выпрыгивают из окна второго этажа. Некоторые принимают пять таблеток тайленола и думают, что этого достаточно, чтобы умереть. Другие пытаются резать себе вены, или удушиться, или повеситься. Многие маленькие дети вешаются в стенном шкафу на своем ремне.
Некоторые из них заброшены или подвергаются издевательствам, но другие делают это без всякой видимой причины.
Слава Богу, они редко бывают достаточно умелыми, чтобы все-таки совершить самоубийство!"
На самом деле они могут быть на удивление умелыми; самоубийства в возрастной группе 10-14 лет с начала 80-х до середины 80-х годов участились на 120%, а те, у кого получается, используют по большей части агрессивные методы: 85% стреляются или вешаются. Эти цифры растут по мере того, как дети вслед за родителями испытывают все больший стресс.
Депрессивным детям также требуется психотерапия. "Непременно надо показать им, что ты тут, с ними, - говорит Дебора Кристи, консультант клиники Университетского колледжа Лондона. - Необходимо добиться, чтобы они тоже были с тобой.
Депрессивные дети не знают, что сказать и с чего начать...
Одна девочка была настолько депрессивна, что не могла даже говорить, но могла писать, и она она наугад записывала всякие слова на клеющихся листочках и налепляла их на меня, так что к концу сеанса я уже была настоящим морем слов, которые она хотела до меня донести.
Я заговорила ее языком и тоже стала писать слова на листочках и налеплять на нее, и так мы проломили стену молчания".
(Э. Соломон, "Демон полуденный")