Кость мертвеца
И. У. Таркетти
Кость мертвеца
Я предоставляю моим читателям право оценки того необъяснимого факта, о котором я собираюсь рассказать.
В 1855 г. я поселился в Павии и начал изучать рисунок в частной школе этого города. Через несколько месяцев я познакомился с неким Федерико М., профессором патологии в университетской клинике, который умер от апоплексического удара через несколько месяцев после нашего знакомства. Он был человеком влюбленным в науку, и особенно в свою, - обладал необычными моральными достоинствами и большим умом, но, как и все анатомы и медики в целом, он был глубоким и неизлечимым скептиком по своим убеждениям, и я никогда не мог склонить его на свою сторону, как ни старался изо всех сил в наших ежедневных страстных и горячих дискуссиях на эту тему. Тем не менее - и я бы хотел отдать должное его памяти - он всегда проявлял терпимость к чужим убеждениям; и я, и те, кто его знал, мы бережно храним самые сокровенные воспоминания о нем. За несколько дней до своей смерти он посоветовал мне посетить его уроки анатомии, аргументируя это тем, что я извлек бы из них немало полезных знаний для своего искусства рисования: я согласился, хотя и с неудовольствием; и, движимый тщеславным желанием показаться ему менее трусливым, чем был, я попросил у него несколько человеческих костей, которые он дал мне и которые я положил на каминную полку в своей комнате. После его смерти я перестал посещать анатомические курсы, а позже даже отказался от изучения рисунка. Тем не менее, я хранил эти кости еще многие годы, и привычка видеть их сделала меня почти к ним равнодушным, но в течение последних нескольких месяцев меня внезапно охватил страх, и я решил похоронить их, оставив лишь только коленную чашечку. Этой сферической и гладкой косточке я из-за ее формы и малых размеров предназначил с первого момента, когда она у меня появилась, выполнять роль пресс-папье. Не возбуждая у меня никаких жутких чувств, она лежала у меня на столе уже одиннадцать лет, когда я ее лишился совершенно необъяснимым образом, о котором я собираюсь рассказать.
Прошлой весной я встретил в Милане одного гипнотизера, известного среди любителей спиритизма, и обратился с просьбой принять участие в одном из его сеансов. Вскоре после этого я получил приглашение на сеанс и пошел туда, взволнованный столь грустными предчувствиями, что несколько раз по пути почти собирался отказаться от этой встречи. Упрямство моего самолюбия склонило меня преодолеть страхи. Я не буду здесь обсуждать ужасающие заклинания, свидетелем которых я был: достаточно сказать, что я был поражен ответами, которые мы услышали от некоторых духов, и мой разум был настолько поражен этими чудесами, что, преодолевая все страхи, у меня возникло желание вызвать одного из моих знакомых и задать ему несколько вопросов, которые я уже обдумывал и разбирал в своем уме. Когда я высказал это желание, меня ввели в укромную комнату, где меня оставили одного; и поскольку нетерпение и желание призвать множество духов одновременно заставили меня колебаться по поводу выбора, и моим планом было расспросить вызванный дух о человеческой судьбе и духовной стороне нашей природы, мне вспомнился доктор Федерико М., с которым при жизни я вел оживленные дискуссии на эту тему, и я решил вызвать его. Сделав этот выбор, я сел за маленький столик, положил перед собой лист бумаги, окунул перо в чернильницу, настроился на писательский лад, сконцентрировался насколько возможно на этой мысли и собрал всю свою силу воли, направив ее на эту цель, и стал ждать, когда придет дух доктора.
Долго ждать не пришлось. После нескольких минут ожидания я испытал новые и необъяснимые ощущения, говорившие о том, что я не один в комнате, я чувствовал чье-то присутствие; и прежде, чем я смог решиться сформулировать вопрос, моя рука взмахнула и дрогнула, словно под действием силы, чуждой моей воле, бессознательно написав эти слова:
«Я к вашим услугам. Вы позвали меня в то время, когда более требовательные заклинания не позволяли мне прийти, и я не смогу ни задержаться здесь сейчас, ни ответить на вопросы, которые вы решили задать мне. Тем не менее я послушался вас, чтобы доставить вам удовольствие, потому что я сам нуждался в вас; и я очень давно искал средство связаться с вашим духом. Во время своей земной жизни я дал вам несколько костей, которые я взял из анатомического кабинета в Павии, и среди которых была коленная чашечка, принадлежавшая телу бывшего сотрудника университета, которого звали Пьетро Мариани, и труп которого я незаконно вскрыл. Вот уже одиннадцать лет он истязает мой дух, чтобы вернуть эту бесполезную кость, и при этом он не перестает горько упрекать меня за это деяние, угрожать мне и настаивать на возвращении своей чашечки. Я умоляю вас во имя того воспоминания, которое вы, вероятно, сохранили обо мне, верните ее ему, освободите меня от этого мучительного долга, я заставлю дух Мариани прийти к вам в тот момент. Ответьте.»
Напуганный этим откровением, я ответил, что я действительно сохранил это злополучную чашечку и что я счастлив вернуть ее законному владельцу, то есть Мариани. Сказав это, или, лучше сказать, подумав это, я почувствовал, что моё тело стала легче, моя рука стала свободнее, моя рука больше не была такой оцепеневшей, как ранее, и я понял, одним словом, что дух доктора ушел.
Затем я подождал еще один момент - мой разум был в состоянии восторга, который невозможно было определить.
Через несколько минут я снова испытал те же чувства, что и ранее, но в меньшей степени; и моя рука по воле духа написала ещё и эти слова:
«Дух Пьетро Мариани, бывшего сотрудника Университета Павии, находится перед вами и требует чашечку своего левого колена, которое вы незаконно удерживали в течение одиннадцати лет. Ответьте.»
Эта манера выражаться была более краткой и энергичной, чем у врача. Я ответил духу: я очень хочу вернуть Пьетро Мариани чашечку его левого колена, и я действительно прошу его простить меня за ее незаконное удержание; тем не менее, я хотел бы знать, как я смогу осуществить возмещение, о котором меня просят.
Затем моя рука снова стала писать:
«Пьетро Мариани, бывший преподаватель Университета Павии, сам приедет, чтобы забрать свою чашечку.»
«Когда?» - в ужасе спросил я.
И рука мгновенно написала два слова: «Сегодня вечером».
Ошеломленный этим известием, покрытый холодным потом, я поспешно воскликнул, внезапно изменив громкость голоса: «Ради всего святого… умоляю вас… не беспокойтесь… я пришлю сам… будут другие, не столь неудобные средства… » Но я не успел закончить фразу, как я изведал ощущения, уже испытанные ранее, и дух Мариани ушел, так что больше не было возможности предотвратить его приход.
Невозможно передать словами то горестные ощущения, которые я испытал в тот момент. Меня охватила пугающая паника. Я вышел из того дома, когда городские часы пробили полночь: улицы были пустынны, огни в окнах погашены, пламя фонарей затенено густым и тяжелым туманом - все казалось мрачнее обычного. Некоторое время я шел, не зная, куда идти: инстинкт мощнее моей воли отгонял меня от моего дома. Где черпать смелость отправиться туда? В эту ночь меня должен был навестить призрак - это была идея, которая могла меня убить, это было слишком ужасное предупреждение.
Затем случилось так, что, блуждая по окрестностям, уже не знаю, в каком направлении, я оказался перед трактиром, где я увидел надпись буквами, вырезанными на раме окна и озаренными огнем изнутри: «Национальные вина» и я тут же сказал себе: надо зайти, так лучше, это неплохое средство. Я буду искать ту смелость в вине, о которой я больше не могу попросить у своего разума. И, спрятавшись в углу подвальной комнаты, я попросил несколько бутылок вина, которые выпил с жадностью, хотя это и было противно моему обычаю не злоупотреблять этим напитком. Я получил эффект, которого добивался. С каждым стаканом, который я пил, мой страх существенно снижался, мои мысли прояснялись, мои идеи в голове, казалось, приходили в порядок, хотя и с некоторой новой путаницей; и мало-помалу я так набрался храбрости, что сам засмеялся над своим ужасом, встал и решительно пошел домой.
Войдя в комнату, немного пошатываясь от выпитого вина, я зажег лампу, наполовину разделся, бросился в кровать, закрыл один глаз, потом другой и попытался заснуть. Но все было напрасно. Я чувствовал себя сонным, оцепеневшим, неспособным двигаться; одеяло давило на меня, окутывало меня и обматывало, как если бы оно было расплавленным металлом; и во время этой дремоты я начал замечать, что вокруг меня происходят необычные явления.
Из фитиля свечи, который я, казалось, погасил, и который был к тому же чистым стеарином, поднимались клубы дыма, такие толстые и такие черные, что, собираясь под потолком, они скрывались и принимали вид тяжелого свинцового плаща: атмосфера комнаты, которая внезапно стала удушающей, пропиталась запахом, похожим на тот, который исходит от жареной живой плоти, мои уши оглохли от непрекращающегося урчания, причины которого я не мог угадать, и коленная чашечка, которую я видел там, среди моих бумаг, казалось, двигается и вертится на поверхности стола, как будто в тисках странных и сильных конвульсий.
Не знаю, сколько времени в таком состоянии это продолжалось: я не мог оторваться от этой чашечки. Мои чувства, мои умственные способности, мои мысли - все было сосредоточено на этом зрелище, все влекло меня к ней. Я хотел встать, встать с постели, выйти, но у меня не было возможности; и мое отчаяние достигло такой степени, что я почти не чувствовал испуга, когда дым, исходящий от фитиля свечи, внезапно рассеялся, и я увидел, как поднялась занавеска двери и появилось ожидаемое призрак.
Я даже глазом не моргнул. Выйдя на середину комнаты, он вежливо поклонился и сказал мне: «Я Пьетро Мариани, и я пришел забрать свою коленную чашечку, как я и обещал.»
И поскольку ужас помешал мне решиться на ответ, он мягко продолжил: «Простите меня за то, что мне пришлось побеспокоить вас глубокой ночью… в этот час… Я понимаю, что это неудобное время… но…»
- О! это ничего, ничего, - прервал я его, успокоенный такой вежливостью, - я действительно должен поблагодарить вас за ваш визит… Для меня всегда будет честью принимать вас в моем доме…
- Я вам благодарен, - сказал призрак, - но в любом случае я хотел бы оправдаться за ту настойчивость, с которой я требовал вернуть свою коленную чашечку, как перед вами, так и перед уважаемым доктором, от которого вы ее получили: смотрите.
Сказав это, он поднял край белой простыни, в которую был завернут, и, показывая мне голень своей левой ноги, привязанной к бедренной кости, из-за отсутствия чашечки, черной лентой, проведенной два или три раза через отверстие в малоберцовой кости, он сделал несколько шагов по комнате, чтобы показать мне, что отсутствие этой кости мешает ему свободно ходить.
- Боже сохрани, - сказал я тогда тоном обиженного человека, - чтобы достойный бывший служитель Университета Павии хромал из-за меня: вот ваша чашечка, вот, на столе, берите и приделывайте, как хотите, к своему колену.
Призрак второй раз поклонился в знак благодарности, развязал ленту, соединявшую бедро с голенью, положил ее на стол и, взяв чашечку, начал приспосабливать ее к ноге.
- Какие новости вы принесли из потустороннего мира? - спросил я, видя, что разговор зашел в тупик во время его занятия.
Но он не ответил на мой вопрос и воскликнул с грустью: «Эта чашечка несколько изношена, вы с ней плохо обращались.»
- Не думаю, - сказал я, - может быть, другие ваши кости более крепкие?
Он снова промолчал, поклонился в третий раз, в знак приветствия; и когда он был на пороге двери, он ответил, прикрывая за собой створку: «Почувствуйте, не тверже ли другие мои кости.»
Произнеся эти слова, он так сильно ударил ногой по полу, что все стены задрожали; и от этого шума я задрожал и... проснулся.
И как только я проснулся, я понял, что это консьержка постучала в дверь и сказала: «Это я, встаньте и откройте мне».
- Боже мой! - воскликнул я, протирая глаза тыльной стороной ладони, значит, это был сон, не что иное, как сон! какой ужас! Слава небесам! Но что за вздор! Верить в спиритизм… в призраков… И, быстро надев штаны, я побежал открывать дверь; и так как холод подтолкнул меня снова юркнуть под одеяло, я подошел к столу, чтобы положить полученное письмо под пресс-папье… Но каков был мой ужас, когда я увидел, что коленная чашечка исчезла, а на ее месте я обнаружил черную ленту, которую оставил там Пьетро Мариани!
Кость мертвеца
Я предоставляю моим читателям право оценки того необъяснимого факта, о котором я собираюсь рассказать.
В 1855 г. я поселился в Павии и начал изучать рисунок в частной школе этого города. Через несколько месяцев я познакомился с неким Федерико М., профессором патологии в университетской клинике, который умер от апоплексического удара через несколько месяцев после нашего знакомства. Он был человеком влюбленным в науку, и особенно в свою, - обладал необычными моральными достоинствами и большим умом, но, как и все анатомы и медики в целом, он был глубоким и неизлечимым скептиком по своим убеждениям, и я никогда не мог склонить его на свою сторону, как ни старался изо всех сил в наших ежедневных страстных и горячих дискуссиях на эту тему. Тем не менее - и я бы хотел отдать должное его памяти - он всегда проявлял терпимость к чужим убеждениям; и я, и те, кто его знал, мы бережно храним самые сокровенные воспоминания о нем. За несколько дней до своей смерти он посоветовал мне посетить его уроки анатомии, аргументируя это тем, что я извлек бы из них немало полезных знаний для своего искусства рисования: я согласился, хотя и с неудовольствием; и, движимый тщеславным желанием показаться ему менее трусливым, чем был, я попросил у него несколько человеческих костей, которые он дал мне и которые я положил на каминную полку в своей комнате. После его смерти я перестал посещать анатомические курсы, а позже даже отказался от изучения рисунка. Тем не менее, я хранил эти кости еще многие годы, и привычка видеть их сделала меня почти к ним равнодушным, но в течение последних нескольких месяцев меня внезапно охватил страх, и я решил похоронить их, оставив лишь только коленную чашечку. Этой сферической и гладкой косточке я из-за ее формы и малых размеров предназначил с первого момента, когда она у меня появилась, выполнять роль пресс-папье. Не возбуждая у меня никаких жутких чувств, она лежала у меня на столе уже одиннадцать лет, когда я ее лишился совершенно необъяснимым образом, о котором я собираюсь рассказать.
Прошлой весной я встретил в Милане одного гипнотизера, известного среди любителей спиритизма, и обратился с просьбой принять участие в одном из его сеансов. Вскоре после этого я получил приглашение на сеанс и пошел туда, взволнованный столь грустными предчувствиями, что несколько раз по пути почти собирался отказаться от этой встречи. Упрямство моего самолюбия склонило меня преодолеть страхи. Я не буду здесь обсуждать ужасающие заклинания, свидетелем которых я был: достаточно сказать, что я был поражен ответами, которые мы услышали от некоторых духов, и мой разум был настолько поражен этими чудесами, что, преодолевая все страхи, у меня возникло желание вызвать одного из моих знакомых и задать ему несколько вопросов, которые я уже обдумывал и разбирал в своем уме. Когда я высказал это желание, меня ввели в укромную комнату, где меня оставили одного; и поскольку нетерпение и желание призвать множество духов одновременно заставили меня колебаться по поводу выбора, и моим планом было расспросить вызванный дух о человеческой судьбе и духовной стороне нашей природы, мне вспомнился доктор Федерико М., с которым при жизни я вел оживленные дискуссии на эту тему, и я решил вызвать его. Сделав этот выбор, я сел за маленький столик, положил перед собой лист бумаги, окунул перо в чернильницу, настроился на писательский лад, сконцентрировался насколько возможно на этой мысли и собрал всю свою силу воли, направив ее на эту цель, и стал ждать, когда придет дух доктора.
Долго ждать не пришлось. После нескольких минут ожидания я испытал новые и необъяснимые ощущения, говорившие о том, что я не один в комнате, я чувствовал чье-то присутствие; и прежде, чем я смог решиться сформулировать вопрос, моя рука взмахнула и дрогнула, словно под действием силы, чуждой моей воле, бессознательно написав эти слова:
«Я к вашим услугам. Вы позвали меня в то время, когда более требовательные заклинания не позволяли мне прийти, и я не смогу ни задержаться здесь сейчас, ни ответить на вопросы, которые вы решили задать мне. Тем не менее я послушался вас, чтобы доставить вам удовольствие, потому что я сам нуждался в вас; и я очень давно искал средство связаться с вашим духом. Во время своей земной жизни я дал вам несколько костей, которые я взял из анатомического кабинета в Павии, и среди которых была коленная чашечка, принадлежавшая телу бывшего сотрудника университета, которого звали Пьетро Мариани, и труп которого я незаконно вскрыл. Вот уже одиннадцать лет он истязает мой дух, чтобы вернуть эту бесполезную кость, и при этом он не перестает горько упрекать меня за это деяние, угрожать мне и настаивать на возвращении своей чашечки. Я умоляю вас во имя того воспоминания, которое вы, вероятно, сохранили обо мне, верните ее ему, освободите меня от этого мучительного долга, я заставлю дух Мариани прийти к вам в тот момент. Ответьте.»
Напуганный этим откровением, я ответил, что я действительно сохранил это злополучную чашечку и что я счастлив вернуть ее законному владельцу, то есть Мариани. Сказав это, или, лучше сказать, подумав это, я почувствовал, что моё тело стала легче, моя рука стала свободнее, моя рука больше не была такой оцепеневшей, как ранее, и я понял, одним словом, что дух доктора ушел.
Затем я подождал еще один момент - мой разум был в состоянии восторга, который невозможно было определить.
Через несколько минут я снова испытал те же чувства, что и ранее, но в меньшей степени; и моя рука по воле духа написала ещё и эти слова:
«Дух Пьетро Мариани, бывшего сотрудника Университета Павии, находится перед вами и требует чашечку своего левого колена, которое вы незаконно удерживали в течение одиннадцати лет. Ответьте.»
Эта манера выражаться была более краткой и энергичной, чем у врача. Я ответил духу: я очень хочу вернуть Пьетро Мариани чашечку его левого колена, и я действительно прошу его простить меня за ее незаконное удержание; тем не менее, я хотел бы знать, как я смогу осуществить возмещение, о котором меня просят.
Затем моя рука снова стала писать:
«Пьетро Мариани, бывший преподаватель Университета Павии, сам приедет, чтобы забрать свою чашечку.»
«Когда?» - в ужасе спросил я.
И рука мгновенно написала два слова: «Сегодня вечером».
Ошеломленный этим известием, покрытый холодным потом, я поспешно воскликнул, внезапно изменив громкость голоса: «Ради всего святого… умоляю вас… не беспокойтесь… я пришлю сам… будут другие, не столь неудобные средства… » Но я не успел закончить фразу, как я изведал ощущения, уже испытанные ранее, и дух Мариани ушел, так что больше не было возможности предотвратить его приход.
Невозможно передать словами то горестные ощущения, которые я испытал в тот момент. Меня охватила пугающая паника. Я вышел из того дома, когда городские часы пробили полночь: улицы были пустынны, огни в окнах погашены, пламя фонарей затенено густым и тяжелым туманом - все казалось мрачнее обычного. Некоторое время я шел, не зная, куда идти: инстинкт мощнее моей воли отгонял меня от моего дома. Где черпать смелость отправиться туда? В эту ночь меня должен был навестить призрак - это была идея, которая могла меня убить, это было слишком ужасное предупреждение.
Затем случилось так, что, блуждая по окрестностям, уже не знаю, в каком направлении, я оказался перед трактиром, где я увидел надпись буквами, вырезанными на раме окна и озаренными огнем изнутри: «Национальные вина» и я тут же сказал себе: надо зайти, так лучше, это неплохое средство. Я буду искать ту смелость в вине, о которой я больше не могу попросить у своего разума. И, спрятавшись в углу подвальной комнаты, я попросил несколько бутылок вина, которые выпил с жадностью, хотя это и было противно моему обычаю не злоупотреблять этим напитком. Я получил эффект, которого добивался. С каждым стаканом, который я пил, мой страх существенно снижался, мои мысли прояснялись, мои идеи в голове, казалось, приходили в порядок, хотя и с некоторой новой путаницей; и мало-помалу я так набрался храбрости, что сам засмеялся над своим ужасом, встал и решительно пошел домой.
Войдя в комнату, немного пошатываясь от выпитого вина, я зажег лампу, наполовину разделся, бросился в кровать, закрыл один глаз, потом другой и попытался заснуть. Но все было напрасно. Я чувствовал себя сонным, оцепеневшим, неспособным двигаться; одеяло давило на меня, окутывало меня и обматывало, как если бы оно было расплавленным металлом; и во время этой дремоты я начал замечать, что вокруг меня происходят необычные явления.
Из фитиля свечи, который я, казалось, погасил, и который был к тому же чистым стеарином, поднимались клубы дыма, такие толстые и такие черные, что, собираясь под потолком, они скрывались и принимали вид тяжелого свинцового плаща: атмосфера комнаты, которая внезапно стала удушающей, пропиталась запахом, похожим на тот, который исходит от жареной живой плоти, мои уши оглохли от непрекращающегося урчания, причины которого я не мог угадать, и коленная чашечка, которую я видел там, среди моих бумаг, казалось, двигается и вертится на поверхности стола, как будто в тисках странных и сильных конвульсий.
Не знаю, сколько времени в таком состоянии это продолжалось: я не мог оторваться от этой чашечки. Мои чувства, мои умственные способности, мои мысли - все было сосредоточено на этом зрелище, все влекло меня к ней. Я хотел встать, встать с постели, выйти, но у меня не было возможности; и мое отчаяние достигло такой степени, что я почти не чувствовал испуга, когда дым, исходящий от фитиля свечи, внезапно рассеялся, и я увидел, как поднялась занавеска двери и появилось ожидаемое призрак.
Я даже глазом не моргнул. Выйдя на середину комнаты, он вежливо поклонился и сказал мне: «Я Пьетро Мариани, и я пришел забрать свою коленную чашечку, как я и обещал.»
И поскольку ужас помешал мне решиться на ответ, он мягко продолжил: «Простите меня за то, что мне пришлось побеспокоить вас глубокой ночью… в этот час… Я понимаю, что это неудобное время… но…»
- О! это ничего, ничего, - прервал я его, успокоенный такой вежливостью, - я действительно должен поблагодарить вас за ваш визит… Для меня всегда будет честью принимать вас в моем доме…
- Я вам благодарен, - сказал призрак, - но в любом случае я хотел бы оправдаться за ту настойчивость, с которой я требовал вернуть свою коленную чашечку, как перед вами, так и перед уважаемым доктором, от которого вы ее получили: смотрите.
Сказав это, он поднял край белой простыни, в которую был завернут, и, показывая мне голень своей левой ноги, привязанной к бедренной кости, из-за отсутствия чашечки, черной лентой, проведенной два или три раза через отверстие в малоберцовой кости, он сделал несколько шагов по комнате, чтобы показать мне, что отсутствие этой кости мешает ему свободно ходить.
- Боже сохрани, - сказал я тогда тоном обиженного человека, - чтобы достойный бывший служитель Университета Павии хромал из-за меня: вот ваша чашечка, вот, на столе, берите и приделывайте, как хотите, к своему колену.
Призрак второй раз поклонился в знак благодарности, развязал ленту, соединявшую бедро с голенью, положил ее на стол и, взяв чашечку, начал приспосабливать ее к ноге.
- Какие новости вы принесли из потустороннего мира? - спросил я, видя, что разговор зашел в тупик во время его занятия.
Но он не ответил на мой вопрос и воскликнул с грустью: «Эта чашечка несколько изношена, вы с ней плохо обращались.»
- Не думаю, - сказал я, - может быть, другие ваши кости более крепкие?
Он снова промолчал, поклонился в третий раз, в знак приветствия; и когда он был на пороге двери, он ответил, прикрывая за собой створку: «Почувствуйте, не тверже ли другие мои кости.»
Произнеся эти слова, он так сильно ударил ногой по полу, что все стены задрожали; и от этого шума я задрожал и... проснулся.
И как только я проснулся, я понял, что это консьержка постучала в дверь и сказала: «Это я, встаньте и откройте мне».
- Боже мой! - воскликнул я, протирая глаза тыльной стороной ладони, значит, это был сон, не что иное, как сон! какой ужас! Слава небесам! Но что за вздор! Верить в спиритизм… в призраков… И, быстро надев штаны, я побежал открывать дверь; и так как холод подтолкнул меня снова юркнуть под одеяло, я подошел к столу, чтобы положить полученное письмо под пресс-папье… Но каков был мой ужас, когда я увидел, что коленная чашечка исчезла, а на ее месте я обнаружил черную ленту, которую оставил там Пьетро Мариани!