Разные школы
Предупреждаю: написалось странное!
- Знаешь, когда я впервые сидел у камина? Еще в Зембле. Правда, это был не камин, а просто костер в снегу. Мы тогда долго ехали на электричке, было темно и промозгло. Такой прокуренный стылый воздух, ты его не знаешь, он только в электричках водится. Алекс, другой Алекс, не я, собрался отчалить, насовсем, у него и паспорт был готов, все, через неделю аэроплан в Вестландию. И мы втроем уехали в снега, на два дня. Расставаться надо было навсегда, без всяких надежд. И Прол затеял разговор, дурацкий, как это всегда у него было. Мол, возблагодари своего тирана, поскольку он неустанно печется о нас… И, мол, что дураки мы вздорные - тут уж и я под раздачу попал за компанию - что тирана не в силах возлюбить…
Карен зябко поежилась, свернулась потуже в клубочек перед камином. Идея возлюбить тирана ей была непонятна и чужда, но она допускала ее существование. Вестландцы вообще с легкостью допускают существование чего угодно. Уютно кивнула, обозначая внимание.
- А Прол тогда очень горячился… Говорил, что ежели не тиран, то кто будет диктовать правила? Алекс, другой Алекс, не я, тоже горячился, кричал, что правила надоели, надо самим их для себя устанавливать. А Прол смеялся, что кишка тонка, надо спасибо сказать тем, кто потрудился за нас. А сейчас, мол, в этой железной клетке, можно любые самые прекрасные цветы растить...
- Цветы? - сонно пробормотала Карен. Земблане, порой, выражались очень вычурно. Это было частью их очарования.
- Ну в смысле писать, творить,- отмахнулся Алекс. - Он говорил, что когда за нас так постарались, то и хорошо. Мол, теперь каждый может растить свой собственный росток так, чтобы сквозь прутья пролез, в этом и искусство. А тут, в Вестландии, сначала надо прутья для себя обозначить… А это не всякому под силу.
- Зачем прутья? - удивилась Карен, - Можно и без прутьев…
- Вот-вот, Алекс так ему и возразил... А Прол только смеялся и утверждал, что без прутьев все развалится... Опоры не будет. Размажешься белкой по стволу... А Алекс возражал, что он не квашеная капуста, чтобы под гнетом дозревать.
- Ты хотел рассказать про камин. - напомнила Карен, думая при этом про белочек. Ей казалось, что они вовсе не размазываются, наоборот, вполне юрко следуют своим важным, одним им известным, целям. Она даже на мгновение представила себя зверьком с длинным, парашютным хвостом.
- А, про камин. Это Прол, когда окончательно разошелся, начал говорить, что вот мы сейчас сидим у камина, пьем тридцатилетний коньяк… А мы сидели в снегу у костра, в лесу выли волки… Да нет, никто не выл, конечно, просто сучья трещали от мороза. Ну и пили мы, разумеется, спирт... много спирта... А мне почему-то всякий раз, когда мы у камина сидим, тот случай вспоминается. Вскоре я уехал, сюда. Дальше ты знаешь. - Алекс по-земблански подпер щеку рукой, уставился в огонь. Карен очень любила его таким.
- А что с Пролом? - она уже примерно понимала, что услышит. Почему-то все зембланские истории заканчивались одинаково. Хоть и очень по-разному.
- Он читаем. И даже очень почитаем… посмертно, - Алекс встал, чтобы подбросить в камин полешко.
- Спился? - Карен щегольнула зембланским словцом. В вестландском ему не было аналога. - А Алекс? - ответ на этот вопрос она знала наверняка. Какие неожиданности тут могут быть? Утонул в озере, как тот, из книжки?
- С ним все нормально. Поначалу писал, но получалось все о Зембле. Потом перестал...Живет...
“Завтра рано на работу, спать пора, -думал он. - игра без правил, решеток и засовов, ну что ж, мы этого сами хотели. Прав был Прол - кишка тонка на свободе творить… Все только о Зембле. Но с Карен хорошо, никаких тебе игр. Может, в этом и смысл? Смысл всего?”
Карен поняла без слов, что вечер окончен. Проворно спрыгнула с дивана, собрала на поднос стаканы и почти полную бутылку с коньяком. Она обожала играть, а сейчас она играла в зембланскую женщину. Она старательно ловила каждый взгляд своего мужчины, она всегда все понимала. Карен чувствовала, что скоро ей придется расстаться с Алексом. Зембланского, столь необходимого для ее игры, в нем становилось все меньше и меньше. Не успеешь оглянуться, как исчезнет из глаз эта глубокая непонятная тоска. И станет он очередным зомби - на поверхности как вестландец, а внутри - пусто, ведь здешних правил ему никогда не понять. Земблане - странные, им нравится, когда правила объявлены вслух. Смешной народ! Как любая коренная вестландка, Карен знала, что игру надо чувствовать печенками, интуитивно, говорить о ней вслух нельзя. Вслух - это для детей в песочнице. Таковы правила, и не нам их менять.
- Знаешь, когда я впервые сидел у камина? Еще в Зембле. Правда, это был не камин, а просто костер в снегу. Мы тогда долго ехали на электричке, было темно и промозгло. Такой прокуренный стылый воздух, ты его не знаешь, он только в электричках водится. Алекс, другой Алекс, не я, собрался отчалить, насовсем, у него и паспорт был готов, все, через неделю аэроплан в Вестландию. И мы втроем уехали в снега, на два дня. Расставаться надо было навсегда, без всяких надежд. И Прол затеял разговор, дурацкий, как это всегда у него было. Мол, возблагодари своего тирана, поскольку он неустанно печется о нас… И, мол, что дураки мы вздорные - тут уж и я под раздачу попал за компанию - что тирана не в силах возлюбить…
Карен зябко поежилась, свернулась потуже в клубочек перед камином. Идея возлюбить тирана ей была непонятна и чужда, но она допускала ее существование. Вестландцы вообще с легкостью допускают существование чего угодно. Уютно кивнула, обозначая внимание.
- А Прол тогда очень горячился… Говорил, что ежели не тиран, то кто будет диктовать правила? Алекс, другой Алекс, не я, тоже горячился, кричал, что правила надоели, надо самим их для себя устанавливать. А Прол смеялся, что кишка тонка, надо спасибо сказать тем, кто потрудился за нас. А сейчас, мол, в этой железной клетке, можно любые самые прекрасные цветы растить...
- Цветы? - сонно пробормотала Карен. Земблане, порой, выражались очень вычурно. Это было частью их очарования.
- Ну в смысле писать, творить,- отмахнулся Алекс. - Он говорил, что когда за нас так постарались, то и хорошо. Мол, теперь каждый может растить свой собственный росток так, чтобы сквозь прутья пролез, в этом и искусство. А тут, в Вестландии, сначала надо прутья для себя обозначить… А это не всякому под силу.
- Зачем прутья? - удивилась Карен, - Можно и без прутьев…
- Вот-вот, Алекс так ему и возразил... А Прол только смеялся и утверждал, что без прутьев все развалится... Опоры не будет. Размажешься белкой по стволу... А Алекс возражал, что он не квашеная капуста, чтобы под гнетом дозревать.
- Ты хотел рассказать про камин. - напомнила Карен, думая при этом про белочек. Ей казалось, что они вовсе не размазываются, наоборот, вполне юрко следуют своим важным, одним им известным, целям. Она даже на мгновение представила себя зверьком с длинным, парашютным хвостом.
- А, про камин. Это Прол, когда окончательно разошелся, начал говорить, что вот мы сейчас сидим у камина, пьем тридцатилетний коньяк… А мы сидели в снегу у костра, в лесу выли волки… Да нет, никто не выл, конечно, просто сучья трещали от мороза. Ну и пили мы, разумеется, спирт... много спирта... А мне почему-то всякий раз, когда мы у камина сидим, тот случай вспоминается. Вскоре я уехал, сюда. Дальше ты знаешь. - Алекс по-земблански подпер щеку рукой, уставился в огонь. Карен очень любила его таким.
- А что с Пролом? - она уже примерно понимала, что услышит. Почему-то все зембланские истории заканчивались одинаково. Хоть и очень по-разному.
- Он читаем. И даже очень почитаем… посмертно, - Алекс встал, чтобы подбросить в камин полешко.
- Спился? - Карен щегольнула зембланским словцом. В вестландском ему не было аналога. - А Алекс? - ответ на этот вопрос она знала наверняка. Какие неожиданности тут могут быть? Утонул в озере, как тот, из книжки?
- С ним все нормально. Поначалу писал, но получалось все о Зембле. Потом перестал...Живет...
“Завтра рано на работу, спать пора, -думал он. - игра без правил, решеток и засовов, ну что ж, мы этого сами хотели. Прав был Прол - кишка тонка на свободе творить… Все только о Зембле. Но с Карен хорошо, никаких тебе игр. Может, в этом и смысл? Смысл всего?”
Карен поняла без слов, что вечер окончен. Проворно спрыгнула с дивана, собрала на поднос стаканы и почти полную бутылку с коньяком. Она обожала играть, а сейчас она играла в зембланскую женщину. Она старательно ловила каждый взгляд своего мужчины, она всегда все понимала. Карен чувствовала, что скоро ей придется расстаться с Алексом. Зембланского, столь необходимого для ее игры, в нем становилось все меньше и меньше. Не успеешь оглянуться, как исчезнет из глаз эта глубокая непонятная тоска. И станет он очередным зомби - на поверхности как вестландец, а внутри - пусто, ведь здешних правил ему никогда не понять. Земблане - странные, им нравится, когда правила объявлены вслух. Смешной народ! Как любая коренная вестландка, Карен знала, что игру надо чувствовать печенками, интуитивно, говорить о ней вслух нельзя. Вслух - это для детей в песочнице. Таковы правила, и не нам их менять.