Нежным днем октября 1880 года Редьярд Маккалистер, инженер-строитель из Атланты, не спеша ехал на лошади по дороге посреди поля хлопка. Mистер Маккалистер не был коренным жителем Атланты, он приехал сюда из Бостона, работать. Джорджии были необходимы инженеры-строители.
Пару недель назад однополчанин Редьярда написал ему в Атланту и пригласил посетить свои новые владения. Ну да, северяне лихо скупали хлопковые наделы... Друг пригласил, намекая, что нуждается еще и в каких-то профессиональных советах строителя. Отказать Редьярд не мог, да и не хотел. Его тянуло в эти места, которые он покинул, шутка сказать, девятнадцать, нет, почти двадцать лет назад.
На станции Джонсборо его встретил крепкий черный парень, назвавшийся Томасом, работавший у однополчанина кучером. Но, к большому удивлению Томаса, приезжий, лихо вскочив в седло, сказал, что приедет чуть позже.
- А Вы не заплутаете, миста? - спросил Томас, растягивая слова в какую-то особенно сладкую южную жвачку. Редьярд только улыбнулся и послал лошадь с хода в галоп.
Нет, он не заплутает. Он прекрасно помнил эти места. Только, конечно, все здесь стало другим. Раньше не было этих маленьких домишек фермеров, вклинившихся посреди больших полей. Не было пестрой чересполосицы на хлопковых полях, показывавшей, здесь - прилежный работник, а здесь - ленивый. Но вон та дубовая роща осталась прежней... Хлопок уже начали убирать, свозить в большие «крылатые» амбары, не похожие на красные амбары северных краев.
Маккалистер ехал, опустив поводья, не торопясь. Вспоминая все, что связывало его с этими местами. Так давно...
До войны, которая растоптала Джорджию и бросила ее подыхать на этих кроваво-красных землях.
***
Была середина апреля 1861 года. Редди Маккалистер, недоучка из одного из северных университетов, работал учителем в семье богатого плантатора Джеральда Кольхауна. Что делать, студент был небогат, а южные аристократы платили неплохие деньги за обучение детей северным наукам. Учили, конечно, только мальчиков. Девочки сызмальства были помолвлены с соседскими недорослями, и вся премудрость, которую они должны были усвоить, состояла в умении вести дом. Премудрость, кстати, не такая и простая: пойди управься с целой армией горничных, кухарок, кучеров и садовников.
Большой Па, так называли мистера Джеральда Кольхауна в семье, был человеком передовых взглядов. Он не считал, что молодым плантаторам надо знать лишь время созревания хлопка. Он приветствовал всевозможные новшества и слыл в округе за человека прогрессивного. Соседи не одобряли, что сыновей Кольхауна обучает выскочка-янки, хотя и вынуждены были признавать, что в низменном деле механики и строительства янки таки довольно успешны.
Редди Маккалистеру было в то время чуть больше двадцати лет. Он совсем не тяготился своим странным положением в семье Кольхаунов, что-то среднее между прислугой и членом семьи, и с интересом наблюдал нравы южан.
А удивляться было чему. Этот, подчас такой естественный, а подчас и раздражающе показной аристократизм... Редди успел поработать, при своем продвижении на юг, на верфях Филадельфии, и представления не имел, что на свете сохранились такие недемократичные монстры. Они забавляли, и в то же время внушали уважение. Это был совсем другой мир.
Редди не заглядывался на хозяйскую дочь, или дочерей соседей - слишком велика была сословная пропасть между ними. Это на Севере дочка миллионера, производителя мыла, могла выскочить замуж за нищего студента, и никого бы это не удивило. Здесь же дочь его нанимателя, Порци Кольхаун и он, Редьярд Маккалистер, были просто животными разных пород.
Тем не менее, между молодым учителем и семнадцатилетней Порци установилось некое подобие дружбы. Да-да, хотя в это и трудно поверить.
Порци пошла в отца, Большого Па. Пожалуй, даже слишком в него: она была довольно высокого роста, что давало повод лучшим подругам называть ее гренадершей. Тем не менее, Порци была не лишена изящества, неплохо танцевала. А уж кожа... кожа у нее сияла ну ровно слоновая кость. Редди, кстати, не уставал удивляться потрясающей коже южанок. Конечно, они прятали свои лица и шеи под шляпками и шарфами, а руки - в митенках, но тем не менее, как они умудрялись сохранять эту головокружительную, светящуюся изнутри белизну? Поневоле поверишь в аристократические бредни.
Порци, как почти все ее подружки, была помолвлена чуть ли не с самого детства. Ее женихом был Чарльз Николс, сын владельца соседней плантации. Порци умеренно волновалась по поводу своей замужней судьбы и с умеренным нетерпением ждала своей свадьбы. По традиции оглашение должно было произойти в день ее восемнадцатилетия, после чего - почти год захватывающих приготовлений, а еще после - пышная, многодневная свадьба с визитами, с платьями на второй-третий-четвертый-пятый дни. Таковы были планы Порци и Чарльза, а также их родителей. Все эти планы были смяты в середине апреля войной, но об этом чуть позже.
Так вот, подобие дружбы, которое наметилось между юными Редди и Порци, имело очень простое основание: они оба любили читать. Порци свою привычку старалась скрывать, потому что это было не аристократично. И только с этим, абсолютно непонятным ей, янки, она могла подолгу говорить о мистере Диккенсе, которого почитала за настоящего джентельмена и мистере Теккерее, которого считала слегка вульгарным. Большой Па, будучи прогрессистом, не препятствовал дочкиному увлечению чтением, и часто привозил ей из Атланты книжные новинки. Но Диккенса она все-таки предпочитала. Теккереевские женщины казались ей.. слишком отчаянными, что ли...
Так и текла эта южная жизнь, немного лениво, немного сонно и исполнено неги, до апреля 1861 года.
- Мистер Линкольн со своим сбродом напал на Конфедерацию, - так сказал Большой Па в тот день за обедом.
- Мы зададим им перцу! - ответили на новость молодые плантаторы по всей Джорджии.
Уже на следующий день Джоржию захватила эпидемия помолвок и свадеб. Молодые аристократы записывались в Эскадрон и накануне ухода на войну играли свадьбы. 14 апреля, спешно и невнятно, была оглашена помолвка Порции Аннабель Кольхаун и Чарльза Теодора Николса. Свадьбу назначили через две недели. Потому что через три недели Чарльз отбывал в Эскадрон.
Порци не интересовалась войной. Что о ней думать - и так ясно, что южане разобьют этот сброд в течение месяца. Что эти выскочки могут, против наших красивых и умных южных мужчин? Тут и толковать не о чем.
Порци досадовала на войну... Ну вы только подумайте! Вместо сладкого, тягучего года подготовки к свадьбе, приемов, визитов, прогулок верхом с Чарльзом, вместо пошива новых, бесконечных в своем разнообразии платьев, она получила жалкие две недели. За которые надо было сшить свадебный наряд (хорошо хоть, Большой Па привез ей из Атланты новый, потрясающий кринолин) и подготовить какой-то прием. Конечно, не такой шикарный, как она заслуживала. Даже выезд не получался достаточно торжественным: часть лошадей уже забрали в Эскадрон, хоть плачь! И кроме того, ну что за прелесть в свадьбе, если нынче - каждый день свадьбы!
Порци даже немного сердилась на Чарльза и прочих юных джентльменов. Расшалились, как мальчишки, им только и дай, что пострелять. А о нас кто будет думать? Подобные пени высказывали и другие невесты, когда сидели, вышивая для своих воителей красивые кушаки к мундирам.
Продолжение