Wings to go
Вот, написалось странное. Ну пусть висит, что ли.
Гэри не умел плавать, боялся воды, у него была аллергия на солнце и морепродукты. Наверное, именно поэтому он жил в Ки Весте, на южном хвосте Флоридских Ключей и владел бизнесом по прокату водных скутеров. Нет, воообще-то он пытался бороться со своей тягой к изысканным мучениям. Считался в семье «умным сыном», гордостью маменьки. Закончил Вирджиниа Тех по классу электрической инженерии, в числе первых. А потом случайно оказался в Ки Весте, начал с нуля маленький бизнес, незаметно выросший в миллионный. И ненавидел Ки Вест, поскольку солнце там было всегда, как, впрочем и море с соответствующими морепродуктами. Мучился - страшно. Особый удар по психике был ему доставлен Катриной, когда поутру он проснулся в своем только что отстроенном доме - бассейн, оранжерея, все девять ярдов - но не смог спуститься на первый этаж: в гостиной бушевал океан. Его вывезли на лодке, он продрожал от страха все полчаса поездки. С тех пор роскошная усадьба была замкнута на ключ, в гостиной вили гнезда наглые чайки, а сам миллионщик счастливо ютился в небольшой комнатке над мастерской, где чинили скутера. До этой комнатки вода не добиралась даже в самые страшные ураганы.
Сорокалетний миллионер, смуглый от природы синеглазый блондин, Гэри пользовался неизменным успехом всех кивестких дам: как местных, непонятно из каких рас и наций намешанных, милых, горячих, беспородных , так и бледненьких северянок с лошадиными челюстями и благородно тусклыми тяжелыми гривами. Местные были кокетливы, но непритязательны, уж слишком лакомый кусок в Ки Весте, явно не по зубам. Ньюйоркские же и ньюджерсийские забрасывали письмами, приезжали не раз, в надежде вырвать милого Гэри из этого кошмарного Ки Веста, где ему так ужасно, так плохо, сколько можно мучиться, милый, ну подумай о здоровье, продай ты свой бизнес... На пенсию в сорок лет - это правильно, достойно и мечта любого нормального человека. Всякий раз «милый» впадал в долгое оцепенение, молчал беспросветно и тяжело, до самого дна, вечность успевала промелькнуть незаметно. Претендентки сдавались и исчезали, оставляя его наедине с единственной возлюбленной - ненавистью к Ки Весту.
- Ничего, ничего, - думал Гэри, - может, все и к лучшему. Зачем мне такой кошмар, как развод отца...
***
Крис, младший брат Гэри, слыл в семье сыном глупым по классификации маменьки. Школу закончил с трудом, потом некоторое время перебивался случайными заработками. С этим в Маями богато. Лет в двадцать подвизался он на развозке еды в какой-то безымянной жральне. Денег хватало на дешевое пиво и квартирку окнами на старую бугенвиллею в кубинском квартале. Да, тогда кубинский квартал еще и вправду был ограничен всего несколькими кварталами, сейчас смешно даже подумать. Так вот, заведение жило безымянным, и Крис, вроде бы даже по обкурке, преддожил хозяину назвать эту дырку в стене “Wings to go”. То было историческое решение, а вот как оно пришло - Крис припомнить не мог. Это название у людей тонко чувствующих вызывало глубокий неравновесный когнитив: виделись им крупные птицы, печально ковыляющие по песку маямского пляжа, волоча за собой крылья... wings to go… Прочие же, которым просто нужны были жареные куриные крылья, ничем особым не заморачивались.
Крис был везуч, хоть и сам об этом не знал. Однажды в дырку в стене заскочил один из мэнеджеров «Холлмарка». Бросив машину прямо посреди улицы, вошел с лицом перекошенным противоречиями, коротко отказался от предложенного меню и поинтересовался, кто дал кафе это идиотское название. Крис мыл посуду на кухне - к тому времени его повысили. Менеджер Холлмарка, не сходя с места, словно пытаясь отогнать страшное видение птицы, волокущей по песку крыло, предложил посудомою испытательный срок писателя надписей для открыток. Крис согласился немедленно, но равнодушно, поскольку не понял, что судьбе его настал поворот. За время испытательного срока он, опять-таки не приходя в особое сознание, исторг хит к Валентину: «Я люблю тебя всей своей жопой. Потому что моя жопа больше, чем мое сердце». Открытки разошлись моментально, Криса взяли в постоянный штат. Потихоньку он вошел во вкус, понял разницу между открытками по 5.99 и по 1.99, между открытками для женщин и мужчин, а также много других тонкостей. Перестал удивляться спущенным сверху разнарядкам : 40 по 1.99, 10 по 5.99 и 100 на тему «Вечная любовь». Специализируясь на надписях «с юмором», он поднимался все выше и выше. В прямом смысле: снял, а потом и купил студию на пятидесятом этаже с видом на маямскую гавань, жизнь удавалась прямо на глазах. Маменька к тому времени уже бесследно сбежала от отца, так что переосмыслить свои оценки сыновей не могла.
Криса обильно любили разные девушки, он был сладким вариантом на мясном рынке: бледный брюнет с зелеными глазами и романтичной, но хорошо оплачиваемой профессией. Может, не такой бриллиант, как Гэри, но тоже весьма и весьма. Крис ничего против не имел. Но одна проблема: все они дарили ему открытки - и как назло - с его же собственными словами. Всякий раз он чувствовал, что говорит сам с собой, а поскольку точно знал, как ваял эти надписи левой задней ногой, посмеиваясь и приговаривая очень разное, то тонкое вещество отношений моментально расползалось, разъеденное, оставляя лишь механические, возвратно-поступательные движения, которые быстро надоедали.
- Ничего, ничего, - думал Крис порой, - может, оно и к лучшему... Зачем мне такой кошмар, как развод отца.
***
Так получилось, что в то воскресенье Крис гостил у брата в Ки Весте. Он-то не боялся ни воды, ни солнца. Поэтому именно он поехал на катере спасать какую-то идиотку, прибившуюся на рентованном скутере аж к стенам Сухой Тортуги. Девушка всю дорогу молчала и изо всех сил старалась выглядеть смущенной за причиненные неудобства. Это выражение нарочитой искренности подкупило Криса. А потом и Гэри. Братья пригласили незадачливую наездницу на ланч.
Исабэль Нуэнто была бесцветной рыжеватой блондинкой, длинной и тонкой как макаронина. Пожалуй, когнитив почище wings to go - манная каша, поданная в испанском ресторане. Но главное не это. Все ее реакции, страсти и порывы были словно тщательно обесцвечены, вымыты в обезжиренном молоке. Нет-нет, неправильно. Она реагировала, подчас очень бурно, но братьев не оставляло ощущение, что они наблюдают театр теней - вот мечутся по ширме силуэты, а что за ней - да Бог его знает.
Она жила в Маратоне, как раз посредине между Маями и Ки Вестом, работала кем-то по местным меркам интеллектуальным - медсестрой, учительницей? Поддерживала «отношения» и с Гэри, и с Крисом. Настолько естественно, настолько приветливо обезличенно, что им и в голову не приходило ревновать. Тени на ширме... их обоих упорно преследовала одна картинка, из детства: почти неслышимый, но скандальный голос маменьки... и молочная лужа, разлившаяся по поверхности старого дубового стола, что обитал в саду родителей.
Меж тем проходило время, но Исабель не стремилась уговаривать Гэри покинуть Ки Вест. Он ждал этого шага, сам от себя тая странное это желание. И был, признаться, разочарован. Словно ей одной были безразличны его страдания, она одна не пыталась спасти.
Миновали и какие-то праздники, но тщетно Крис ждал открытку с им же самим написанными словами. Ждал, тая от себя... но его слова, золотом выведенные внутри холлмаркоских произведений доступного искусства оставляли ее равнодушной, ничем не отзываясь.
- Ничего-ничего,- думали братья в унисон, - может, так оно и лучше...
Но мысль ускользала незаконченной.
***
Глядя на Стива, отца Гэри и Криса, невольно хотелось подумать странное. Что он унаследовал черты обоих сыновей: смуглую синеглазость старшего и темные «перец с солью», собранные в конский хвост, волосы младшего. Он успешно пережил три банкротства и один развод. Банкротства пришлись сначала на рождение Гэри, потом на рождение Криса, а последнее - на развод. Но развод был связан вовсе не с банкротством и сопустствующими неприятностями. Причиной послужила сгоревшая индейка, за которой Стив взялся присматривать на Благодарение.
Собственно, это была не первая сгоревшая на святой день индейка, а примерно двадцатая. Братья так и не смогли понять, почему их мать, зная, чем дело неизбежно кончится, заставляла Стива вновь и вновь следить за индейкой. Кончалось это всегда одинаково: криками, скандалами и битьем предназначенного для индейки блюда.
Крис и Гэри праздники ненавидели. Стив был к ним глухо равнодушен. Вся любовь к официальным дням в семье сосредоточилась в матери, Джесс. Сделав несчастными всех, включая ее саму. Она готовила подарки на все предстоящие даты, днюя и ночуя в моллах... но предчувствие праздника всякий раз оказывалось сильнее самого праздника, ее нервы не выдерживали вновь и вновь, перетянутые бесцельным ожиданием. А как тут жить, если подарки соседей своим женам всегда были лучше, дороже, продуманней и оригинальней? Она плакала, глядя на серебряный вздор, в последний момент купленный Стивом у входа в молл: сердечки на цепочках, целующихся голубков...
Она всего-навсего хотела, чтобы все было как у людей. Но именно так и не получалось. Крис и Гэри с содроганием вспоминали последний Валентин; спустя 10 месяцев сгорела очередная индейка и Джесс сбежала из дома, не оглядываясь, словно из чумного барака. В том феврале один из соседей подарил своей жене торт, пурпурный, в виде сердца. Несчастный бисквит флуоресцирующего цвета таскали из дома в дом, демонстрируя, а потом и заморозили на вечную память в обширной морозилке. Есть его все равно никто бы не решился. Даже не из-за цвета. Все дамы на улице непрерывно сидели на диете, надеясь к смерти достичь состояния идеальной обезжиренности, при котором мумифицирование не требуется.
Как бы то ни было, но Джесс сбежала, прямо перед обедом в день Благодарения, в чем была - старых джинсах и свитере, потому что в тщательно приготовленное платье переодеться не успела. Захватив с собой только блюдо с тыквенным пирогом и банку клюквенного соуса. Она ненавидела своих мужчин еще и за это - даже побег ее выглядел не как у нормальных людей.
Стив на исчезновение жены отреагировал молча, но тяжело. Как камень. Этот разрыв, впрочем, позволил ему с относительной легкостью перенести очередное банкротство. А потом он купил себе Харлей и стал почти прежним. Единственное, от чего его так и не смогли отучить сыновья, это готовить индейку на Благодарение.
***
На Благодарение Гэри и Крис приехали к отцу в Санкт-Петербург, штат Флорида, вместе с Исабель. Стив взглянул испуганно - это был первый праздник, с момента бегства Джесс, на котором присутствовала женщина. Но разговор склеился быстро и непринужденно: братья рассказывали новости, Исабель демонстрировала театр теней. Они не сразу заметили, как из кухни потянуло привычной гарью.
Индейка лежала черно и неприветливо, как ночь в Эверглэйдс, полная крокодилов. Мужчины замерли и инстинктивно втянули головы в плечи. Вот оно, - пронеслось в мозгах родственников, ведь они были родственниками и мысли имели схожие.
Упал и рассыпался кастаньетной дробью смех Исабель. В ее лице проступили краски, словно на цветной фотографии, вынутой из-под мутного стекла. Весело процокали каблучки. Вся она стала объёмной и звучащей.
- Алло? - Исабель уже куда-то звонила, - Ну да, конечно, и вас с днем индейки! Не могли бы вы доставить нам три дюжины жареных крыльев, поострее? По адресу... Нет-нет, индейка у нас уже есть! И божественная!
Взвился при повороте головы упруго закрученный медный локон, просияли испанистые очи... Исабель...
- Стив, ты обещал показать мне свой Харлей? - звонкий голос дебютантки, которой надоело сидеть за кулисами. Или за ширмой в театре теней.
Гэри и Крис вышли из дому, услышав звук работающего мотора. Стив за рулем, Исабель, повязав голову банданой, усаживается сзади.
- Мы немного прокатимся... - улыбнулся отец. - До Юты и обратно... Не ждите нас, обедайте, скоро крылья привезут.
Харлей нетерпеливо пошел на взлет. Wings to go - пронеслось в голове Криса, но не было там уже птицы, волочащей по песку свое крыло. Крылья, они и ходить помогают.
- Ну, может оно и к лучшему, - философски заметил Гэри, - а то помнишь, этот кошмар...
- С разводом отца? - закончил Крис. И братья рассмеялись.
Гэри не умел плавать, боялся воды, у него была аллергия на солнце и морепродукты. Наверное, именно поэтому он жил в Ки Весте, на южном хвосте Флоридских Ключей и владел бизнесом по прокату водных скутеров. Нет, воообще-то он пытался бороться со своей тягой к изысканным мучениям. Считался в семье «умным сыном», гордостью маменьки. Закончил Вирджиниа Тех по классу электрической инженерии, в числе первых. А потом случайно оказался в Ки Весте, начал с нуля маленький бизнес, незаметно выросший в миллионный. И ненавидел Ки Вест, поскольку солнце там было всегда, как, впрочем и море с соответствующими морепродуктами. Мучился - страшно. Особый удар по психике был ему доставлен Катриной, когда поутру он проснулся в своем только что отстроенном доме - бассейн, оранжерея, все девять ярдов - но не смог спуститься на первый этаж: в гостиной бушевал океан. Его вывезли на лодке, он продрожал от страха все полчаса поездки. С тех пор роскошная усадьба была замкнута на ключ, в гостиной вили гнезда наглые чайки, а сам миллионщик счастливо ютился в небольшой комнатке над мастерской, где чинили скутера. До этой комнатки вода не добиралась даже в самые страшные ураганы.
Сорокалетний миллионер, смуглый от природы синеглазый блондин, Гэри пользовался неизменным успехом всех кивестких дам: как местных, непонятно из каких рас и наций намешанных, милых, горячих, беспородных , так и бледненьких северянок с лошадиными челюстями и благородно тусклыми тяжелыми гривами. Местные были кокетливы, но непритязательны, уж слишком лакомый кусок в Ки Весте, явно не по зубам. Ньюйоркские же и ньюджерсийские забрасывали письмами, приезжали не раз, в надежде вырвать милого Гэри из этого кошмарного Ки Веста, где ему так ужасно, так плохо, сколько можно мучиться, милый, ну подумай о здоровье, продай ты свой бизнес... На пенсию в сорок лет - это правильно, достойно и мечта любого нормального человека. Всякий раз «милый» впадал в долгое оцепенение, молчал беспросветно и тяжело, до самого дна, вечность успевала промелькнуть незаметно. Претендентки сдавались и исчезали, оставляя его наедине с единственной возлюбленной - ненавистью к Ки Весту.
- Ничего, ничего, - думал Гэри, - может, все и к лучшему. Зачем мне такой кошмар, как развод отца...
***
Крис, младший брат Гэри, слыл в семье сыном глупым по классификации маменьки. Школу закончил с трудом, потом некоторое время перебивался случайными заработками. С этим в Маями богато. Лет в двадцать подвизался он на развозке еды в какой-то безымянной жральне. Денег хватало на дешевое пиво и квартирку окнами на старую бугенвиллею в кубинском квартале. Да, тогда кубинский квартал еще и вправду был ограничен всего несколькими кварталами, сейчас смешно даже подумать. Так вот, заведение жило безымянным, и Крис, вроде бы даже по обкурке, преддожил хозяину назвать эту дырку в стене “Wings to go”. То было историческое решение, а вот как оно пришло - Крис припомнить не мог. Это название у людей тонко чувствующих вызывало глубокий неравновесный когнитив: виделись им крупные птицы, печально ковыляющие по песку маямского пляжа, волоча за собой крылья... wings to go… Прочие же, которым просто нужны были жареные куриные крылья, ничем особым не заморачивались.
Крис был везуч, хоть и сам об этом не знал. Однажды в дырку в стене заскочил один из мэнеджеров «Холлмарка». Бросив машину прямо посреди улицы, вошел с лицом перекошенным противоречиями, коротко отказался от предложенного меню и поинтересовался, кто дал кафе это идиотское название. Крис мыл посуду на кухне - к тому времени его повысили. Менеджер Холлмарка, не сходя с места, словно пытаясь отогнать страшное видение птицы, волокущей по песку крыло, предложил посудомою испытательный срок писателя надписей для открыток. Крис согласился немедленно, но равнодушно, поскольку не понял, что судьбе его настал поворот. За время испытательного срока он, опять-таки не приходя в особое сознание, исторг хит к Валентину: «Я люблю тебя всей своей жопой. Потому что моя жопа больше, чем мое сердце». Открытки разошлись моментально, Криса взяли в постоянный штат. Потихоньку он вошел во вкус, понял разницу между открытками по 5.99 и по 1.99, между открытками для женщин и мужчин, а также много других тонкостей. Перестал удивляться спущенным сверху разнарядкам : 40 по 1.99, 10 по 5.99 и 100 на тему «Вечная любовь». Специализируясь на надписях «с юмором», он поднимался все выше и выше. В прямом смысле: снял, а потом и купил студию на пятидесятом этаже с видом на маямскую гавань, жизнь удавалась прямо на глазах. Маменька к тому времени уже бесследно сбежала от отца, так что переосмыслить свои оценки сыновей не могла.
Криса обильно любили разные девушки, он был сладким вариантом на мясном рынке: бледный брюнет с зелеными глазами и романтичной, но хорошо оплачиваемой профессией. Может, не такой бриллиант, как Гэри, но тоже весьма и весьма. Крис ничего против не имел. Но одна проблема: все они дарили ему открытки - и как назло - с его же собственными словами. Всякий раз он чувствовал, что говорит сам с собой, а поскольку точно знал, как ваял эти надписи левой задней ногой, посмеиваясь и приговаривая очень разное, то тонкое вещество отношений моментально расползалось, разъеденное, оставляя лишь механические, возвратно-поступательные движения, которые быстро надоедали.
- Ничего, ничего, - думал Крис порой, - может, оно и к лучшему... Зачем мне такой кошмар, как развод отца.
***
Так получилось, что в то воскресенье Крис гостил у брата в Ки Весте. Он-то не боялся ни воды, ни солнца. Поэтому именно он поехал на катере спасать какую-то идиотку, прибившуюся на рентованном скутере аж к стенам Сухой Тортуги. Девушка всю дорогу молчала и изо всех сил старалась выглядеть смущенной за причиненные неудобства. Это выражение нарочитой искренности подкупило Криса. А потом и Гэри. Братья пригласили незадачливую наездницу на ланч.
Исабэль Нуэнто была бесцветной рыжеватой блондинкой, длинной и тонкой как макаронина. Пожалуй, когнитив почище wings to go - манная каша, поданная в испанском ресторане. Но главное не это. Все ее реакции, страсти и порывы были словно тщательно обесцвечены, вымыты в обезжиренном молоке. Нет-нет, неправильно. Она реагировала, подчас очень бурно, но братьев не оставляло ощущение, что они наблюдают театр теней - вот мечутся по ширме силуэты, а что за ней - да Бог его знает.
Она жила в Маратоне, как раз посредине между Маями и Ки Вестом, работала кем-то по местным меркам интеллектуальным - медсестрой, учительницей? Поддерживала «отношения» и с Гэри, и с Крисом. Настолько естественно, настолько приветливо обезличенно, что им и в голову не приходило ревновать. Тени на ширме... их обоих упорно преследовала одна картинка, из детства: почти неслышимый, но скандальный голос маменьки... и молочная лужа, разлившаяся по поверхности старого дубового стола, что обитал в саду родителей.
Меж тем проходило время, но Исабель не стремилась уговаривать Гэри покинуть Ки Вест. Он ждал этого шага, сам от себя тая странное это желание. И был, признаться, разочарован. Словно ей одной были безразличны его страдания, она одна не пыталась спасти.
Миновали и какие-то праздники, но тщетно Крис ждал открытку с им же самим написанными словами. Ждал, тая от себя... но его слова, золотом выведенные внутри холлмаркоских произведений доступного искусства оставляли ее равнодушной, ничем не отзываясь.
- Ничего-ничего,- думали братья в унисон, - может, так оно и лучше...
Но мысль ускользала незаконченной.
***
Глядя на Стива, отца Гэри и Криса, невольно хотелось подумать странное. Что он унаследовал черты обоих сыновей: смуглую синеглазость старшего и темные «перец с солью», собранные в конский хвост, волосы младшего. Он успешно пережил три банкротства и один развод. Банкротства пришлись сначала на рождение Гэри, потом на рождение Криса, а последнее - на развод. Но развод был связан вовсе не с банкротством и сопустствующими неприятностями. Причиной послужила сгоревшая индейка, за которой Стив взялся присматривать на Благодарение.
Собственно, это была не первая сгоревшая на святой день индейка, а примерно двадцатая. Братья так и не смогли понять, почему их мать, зная, чем дело неизбежно кончится, заставляла Стива вновь и вновь следить за индейкой. Кончалось это всегда одинаково: криками, скандалами и битьем предназначенного для индейки блюда.
Крис и Гэри праздники ненавидели. Стив был к ним глухо равнодушен. Вся любовь к официальным дням в семье сосредоточилась в матери, Джесс. Сделав несчастными всех, включая ее саму. Она готовила подарки на все предстоящие даты, днюя и ночуя в моллах... но предчувствие праздника всякий раз оказывалось сильнее самого праздника, ее нервы не выдерживали вновь и вновь, перетянутые бесцельным ожиданием. А как тут жить, если подарки соседей своим женам всегда были лучше, дороже, продуманней и оригинальней? Она плакала, глядя на серебряный вздор, в последний момент купленный Стивом у входа в молл: сердечки на цепочках, целующихся голубков...
Она всего-навсего хотела, чтобы все было как у людей. Но именно так и не получалось. Крис и Гэри с содроганием вспоминали последний Валентин; спустя 10 месяцев сгорела очередная индейка и Джесс сбежала из дома, не оглядываясь, словно из чумного барака. В том феврале один из соседей подарил своей жене торт, пурпурный, в виде сердца. Несчастный бисквит флуоресцирующего цвета таскали из дома в дом, демонстрируя, а потом и заморозили на вечную память в обширной морозилке. Есть его все равно никто бы не решился. Даже не из-за цвета. Все дамы на улице непрерывно сидели на диете, надеясь к смерти достичь состояния идеальной обезжиренности, при котором мумифицирование не требуется.
Как бы то ни было, но Джесс сбежала, прямо перед обедом в день Благодарения, в чем была - старых джинсах и свитере, потому что в тщательно приготовленное платье переодеться не успела. Захватив с собой только блюдо с тыквенным пирогом и банку клюквенного соуса. Она ненавидела своих мужчин еще и за это - даже побег ее выглядел не как у нормальных людей.
Стив на исчезновение жены отреагировал молча, но тяжело. Как камень. Этот разрыв, впрочем, позволил ему с относительной легкостью перенести очередное банкротство. А потом он купил себе Харлей и стал почти прежним. Единственное, от чего его так и не смогли отучить сыновья, это готовить индейку на Благодарение.
***
На Благодарение Гэри и Крис приехали к отцу в Санкт-Петербург, штат Флорида, вместе с Исабель. Стив взглянул испуганно - это был первый праздник, с момента бегства Джесс, на котором присутствовала женщина. Но разговор склеился быстро и непринужденно: братья рассказывали новости, Исабель демонстрировала театр теней. Они не сразу заметили, как из кухни потянуло привычной гарью.
Индейка лежала черно и неприветливо, как ночь в Эверглэйдс, полная крокодилов. Мужчины замерли и инстинктивно втянули головы в плечи. Вот оно, - пронеслось в мозгах родственников, ведь они были родственниками и мысли имели схожие.
Упал и рассыпался кастаньетной дробью смех Исабель. В ее лице проступили краски, словно на цветной фотографии, вынутой из-под мутного стекла. Весело процокали каблучки. Вся она стала объёмной и звучащей.
- Алло? - Исабель уже куда-то звонила, - Ну да, конечно, и вас с днем индейки! Не могли бы вы доставить нам три дюжины жареных крыльев, поострее? По адресу... Нет-нет, индейка у нас уже есть! И божественная!
Взвился при повороте головы упруго закрученный медный локон, просияли испанистые очи... Исабель...
- Стив, ты обещал показать мне свой Харлей? - звонкий голос дебютантки, которой надоело сидеть за кулисами. Или за ширмой в театре теней.
Гэри и Крис вышли из дому, услышав звук работающего мотора. Стив за рулем, Исабель, повязав голову банданой, усаживается сзади.
- Мы немного прокатимся... - улыбнулся отец. - До Юты и обратно... Не ждите нас, обедайте, скоро крылья привезут.
Харлей нетерпеливо пошел на взлет. Wings to go - пронеслось в голове Криса, но не было там уже птицы, волочащей по песку свое крыло. Крылья, они и ходить помогают.
- Ну, может оно и к лучшему, - философски заметил Гэри, - а то помнишь, этот кошмар...
- С разводом отца? - закончил Крис. И братья рассмеялись.