Определения
- Русские женщины, - говорит Руди, - очень аккуратные. Вот посмотри, Петер, как она одевается: скромно, но со вкусом.
Русская женщина полчаса крутится перед зеркалом, пытаясь придумать себе наряд на вечеринку "в стиле шестидесятых". Потом русской женщине это надоедает, она заворачивается в повседневную одежду и уговаривает себя, что главное - не амбиции, а комфорт, - только чтобы услышать от хозяйки вечера:
- Отлично выглядишь! Настоящий хиппи.
- Ты прямо апостол здоровья, - говорит Сильвия, глядя, как я доливаю кипяток в чашку. Пока я пытаюсь осознать, зачем апостолы, если у нас только что закончилась субботняя служба, Сильвия объясняет:
- Чай пьёшь всё время.
- Ты уже подружилась с кем-нибудь во Фрайбурге? - спрашиваю я Хуэйджионг.
- Ты!
- Я? Да, у меня есть друзья, в основном, одногруппники...
- Ты мой друг!
Чужое внимание ударяет по каким-то специальным точкам. Можно чувствовать только ими, быть только русской официанткой, сторонницей чая, доброй соседкой с ватрушками... нужно выбирать что-то, чтобы закрыть себя - сурка, жадину и эгоиста, потенциального тирана.
Когда город ускользает в небо, я выбираю географию вместо психологии. Пейзажи сочетаются с темами мидрашей: на разговорах про завет появляется радуга. Когда мы читаем про гору Синай, небо становится напряжённо серым и начинается гроза.
Освещая ночной дождь новой лампой, тайно радуюсь тому, что теперь велосипед видно издалека. а значит, можно спокойнее и быстрее исследовать новые повороты. Интереснее рассматривать улицы, чем теории построения модернистского субъекта. Даже эти теории интереснее, чем художественная литература - нет ни сил, ни желания следить за сюжетом. Хочется писать стихи, но не хочется придумывать лирического героя.
Предлагаю неприкаянные строки:
Опоздавшим не разрешают летать.
Когда качаются дубы...
Глаза испуганного львёнка
Не складываются губы: не научили смеяться.
Мне противна
Субъективность.
Русская женщина полчаса крутится перед зеркалом, пытаясь придумать себе наряд на вечеринку "в стиле шестидесятых". Потом русской женщине это надоедает, она заворачивается в повседневную одежду и уговаривает себя, что главное - не амбиции, а комфорт, - только чтобы услышать от хозяйки вечера:
- Отлично выглядишь! Настоящий хиппи.
- Ты прямо апостол здоровья, - говорит Сильвия, глядя, как я доливаю кипяток в чашку. Пока я пытаюсь осознать, зачем апостолы, если у нас только что закончилась субботняя служба, Сильвия объясняет:
- Чай пьёшь всё время.
- Ты уже подружилась с кем-нибудь во Фрайбурге? - спрашиваю я Хуэйджионг.
- Ты!
- Я? Да, у меня есть друзья, в основном, одногруппники...
- Ты мой друг!
Чужое внимание ударяет по каким-то специальным точкам. Можно чувствовать только ими, быть только русской официанткой, сторонницей чая, доброй соседкой с ватрушками... нужно выбирать что-то, чтобы закрыть себя - сурка, жадину и эгоиста, потенциального тирана.
Когда город ускользает в небо, я выбираю географию вместо психологии. Пейзажи сочетаются с темами мидрашей: на разговорах про завет появляется радуга. Когда мы читаем про гору Синай, небо становится напряжённо серым и начинается гроза.
Освещая ночной дождь новой лампой, тайно радуюсь тому, что теперь велосипед видно издалека. а значит, можно спокойнее и быстрее исследовать новые повороты. Интереснее рассматривать улицы, чем теории построения модернистского субъекта. Даже эти теории интереснее, чем художественная литература - нет ни сил, ни желания следить за сюжетом. Хочется писать стихи, но не хочется придумывать лирического героя.
Предлагаю неприкаянные строки:
Опоздавшим не разрешают летать.
Когда качаются дубы...
Глаза испуганного львёнка
Не складываются губы: не научили смеяться.
Мне противна
Субъективность.