какъ понимать литературу-81/2 : атлантъ оказавшiйся диктаторомъ-импотентомъ
Окончанie. продолжается изъ
Айнъ Рэндъ (Алиса Розенбаумъ). Атлантъ расправилъ плѣчи.
Часть II
Данный романъ неодолимо морализаторскiй, но эта мораль крайне топорна, малоэстетична и по большому счету противоестественна. И, по духовно-рассовому основанiю, она сродни большевицкой. При иныхъ условiяхъ, авторша романа сгодилась бы стать большевичкой, въ частности поскольку диктатуру импотентовъ она устроила изъ собственнаго брака. Да, отъ ея главнаго талмуда романа можно отдѣлаться фразой "книга еврейскаго статистика про фашистскую волю", но, по-моему В.Паперному удалось написать очень забавный очеркъ, который, читатели, я вамъ и предоставляю. Я стараюсь не кромсать чужихъ текстовъ .
6. Секс
Пять месяцев спустя, в ноябре 1954 года, Айн, Фрэнк, Барбара и Натан снова сидели в той же гостиной, и Айн объясняла Барбаре и Фрэнку, что первоначальный договор о платонических отношениях с Натаном необходимо нарушить, что любящие друзья должны понять и принять потребность учительницы и ученика выразить свои чувства в сексе. При этом супружеские отношения обеих пар должны продолжаться.
- Если бы мы четверо были обычными людьми, - говорила она, - то эта ситуация была бы невозможна. Но мы не обычные люди. Это рационально и справедливо, чтобы Натан и я испытывали влечение друг к другу. Но это столь же рационально и справедливо, чтобы наши с ним отношения продолжались всего несколько лет. Я никогда не буду старухой, гоняющейся за молодым человеком.
Фрэнк и Барбара приняли эту ситуацию, еще не подозревая, к какому надрыву и истерикам она в конце концов приведет. У Фрэнка практически не было выбора, без Айн он был никем, человеком без профессии и средств к существованию. У Барбары ситуация была другая. Восхищаясь интеллектом и талантом Натана, она ценила его как друга, но не любила. К браку с ним ее подтолкнула Айн, по ее теории рациональная оценка достоинств Натана должна была рано или поздно выразиться в страсти. Барбара старалась, но страсть не возникала. Недостаток любви к мужу привел к постоянному чувству вины перед ним. Если я не могу дать ему той любви, которой он заслуживает, думала она, то пусть это сделает другая.
Как потом выяснилось, аналогичная проблема была у Натана с Айн. Восхищение ее умом и талантом только с большими усилиями ему удавалось переплавлять в физическую страсть. Барбаре казалось, что даже в разгар романа с Айн его любовь к ней самой была сильнее. Много лет спустя Натан признался, что именно так оно и было.
7. Катастрофа
Трудно и мучительно заканчивая книгу - один лишь финальный монолог Джона Галта занял у нее два года, - а потом страдая от шквала отрицательных рецензий, Айн приостановила любовные отношения с Натаном. Одновременно его роль «интеллектуального наследника» непрерывно возрастала. В какой-то момент он стал чем-то вроде общественного обвинителя на психологических расследованиях, которым подвергались молодые последователи объективизма. Описания этих сеансов «перевоспитания», на которых присутствовала Айн, читаются почти как эпизоды китайской культурной революции. Обвиняемые должны были каяться в идеологических ошибках. Вот признания юной объективистки, у которой не складывались отношения с молодым человеком, тоже объективистом: «Мое пустое, бесцельное прошлое, я увидела его, когда Натан приводил пример за примером моих поступков. Когда он сказал, что моя самооценка зависит от того, что другие думают обо мне, я поняла, что предала все, что было для меня дорогим»23. Айн одобрительно посмеивалась.
В 1958 году, вскоре после выхода «Атланта», посвященного Фрэнку и Натану, последнему пришла в голову идея создать организацию для пропаганды идей Рэнд. Он назвал ее Институтом Натаниэля Брэндена (NBI). Известность Рэнд, а вместе с ней активность Института росли, к лекциям прибавились публикации, и скоро Институт стал главным источником дохода Натана. К 1964 году Айн полностью пришла в себя после изнурительных 14 лет написания книги. Настало время вернуть секс в отношения с Натаном. Ей было 60, ему 35. Айн не знала, что за год до этого Натан познакомился с юной объективисткой по имени Патриция и успел в нее влюбиться. Брак Натана и Барбары к этому времени существовал чисто номинально, но они оставались друзьями, и он рассказал ей о своем увлечении.
Когда Айн сообщила ему радостную новость, что она готова вернуться к сексу, он был в панике. Стал придумывать разнообразные причины, по которым это было временно невозможно. Сказать правду он не мог. В своих лекциях он всегда повторял теорию Айн Рэнд, согласно которой физическая любовь есть реакция на высшие духовные ценности другого человека, а теперь он был влюблен в юную девушку, которая по определению не могла обладать духовным богатством Рэнд.
Он сказал Айн, что все дело в его проблемах с женой. Началась серия терапевтических сеансов втроем, где Айн подвергала Натана и Барбару объективистскому психоанализу. Результатом этих сеансов был окончательный распад брака. Барбара пришла к выводу, что брак с Натаном был построен на ложных основаниях, попросила развода и переехала в отдельную квартиру. С Натаном они по-прежнему оставались друзьями и коллегами по Институту.
- Теперь что? - недоумевала Рэнд.
- Меня смущает треугольник, - отвечал наследник, - Франк, Натан, Айн.
Началась еще одна серия психоаналитических сеансов.
- В чем реальная причина? - спрашивала Айн. - Может, дело в возрасте? Может, я не кажусь тебе привлекательной?
- Нет, нет, - уверял ее Натан, - очень привлекательной.
Барбара, которая тоже вынуждена была вести многочасовые разговоры с Айн о психологии Натана, умоляла его перестать врать и все ей рассказать. Он не решался. В конце концов он согласился сказать Айн часть правды - про разницу в возрасте. Сделать это он решил в письменном виде, но передать письмо был готов лично. Связь с Патрицией по-прежнему должна была оставаться тайной.
Июль 1968 года. В 9 часов вечера у Барбары раздался телефонный звонок. Это была Айн. Она была в бешенстве.
- Немедленно приходи, - скомандовала она, - посмотри, что этот монстр устроил.
Барбара пришла через несколько минут, благо квартира была в том же доме. Она застала Айн в состоянии истерики. Натан стоял рядом, его лицо было землистого цвета.
- Вот, почитай, - она протянула Барбаре письмо Натана. - Все отношения между ним и мной кончены. Я не желаю его больше видеть. Я лишаю его права выступать от моего имени. Институт должен быть немедленно закрыт. Он разрушил мое представление о нем. Я не позволю ему наслаждаться жизнью, известностью и богатством, которые я дала ему. Я его уничтожу24.
Можно ли наказывать человека за то, что он тебя не любит? С точки зрения теории объективизма, можно. Натан загнал себя в логический тупик. Разделяя и пропагандируя философию Айн Рэнд, он тем самым признавал, что любовь и сексуальное влечение есть прямое следствие высокой оценки интеллектуальных и моральных достоинств другого человека. Отсутствие влечения могло означать либо что теория неверна, либо что его оценка Рэнд завышена. И то и другое было неприемлемо ни для Айн, ни для Натана. Он был преступником и заслуживал наказания.
Айн решила переписать завещание и сделать интеллектуальной наследницей Барбару.
- Я не могу принять эту роль, - сказала Барбара Натану, - и продолжать врать ей насчет твоих «платонических» отношений с Патрицией. Я обязана сказать ей правду.
Натан вздохнул с облегчением. Ложь тяготила его. Барбара позвонила Айн и попросила о встрече. Она пригласила Алана, личного врача Айн (тоже, естественно, объективиста), сопровождать ее на случай, если Айн станет плохо. Пришлось открыть ему страшную тайну про отношения Айн и Натана - до сих пор о них знали только четверо. Алан был в шоке:
- Как она могла создать весь этот кошмар? С двадцатипятилетним юнцом! Как она могла поставить тебя и Фрэнка в такое чудовищное положение?! Как она могла не понимать, к чему это приведет?!
Дверь открыл Фрэнк. К этому времени он уже сильно пил, и у него появились первые признаки старческого слабоумия.
- Я пришла сказать тебе нечто, - начала Барбара твердым голосом, обращаясь к Айн, - что сильно огорчит тебя и разрушит нашу дружбу.
Айн слушала без выражения, иногда задавая уточняющие вопросы. Потом наступило долгое молчание. Когда она заговорила, ее голос напоминал шипение:
- Дайте мне сюда этого мерзавца.
Алан позвонил Натану, и тот немедленно явился. Его нельзя было узнать. Уверенный в себе, высокомерный обвинитель превратился в жалкое существо с опущенными плечами, синяками под глазами и дрожащими руками.
- Сядь там в коридоре, - сказала Айн. - Я не хочу видеть тебя в своей комнате.
После этого начался ее монолог, продолжавшийся, как всем показалось, бесконечно. Обвинения становились все более абсурдными.
- Если в тебе осталась хоть капля морали, ты будешь импотентом в течение двадцати лет, - хрипела она. - А если не будешь - это будет знаком твоей полной моральной деградации.
С этими словами она изо всех сил трижды ударила Натана по лицу.
- Теперь убирайся.
8. Атлант расправил плечи
Я не могу понять, почему умной и наблюдательной Барбаре понадобилось восемнадцать лет надрыва и истерик, чтобы увидеть, что из себя представляла Айн Рэнд. Вся патология этой любовной драмы уже содержалась в ее философии и полностью вошла в книгу «Атлант расправил плечи».
Это бесконечно длинный роман, в нем больше тысячи страниц. Никто среди моих знакомых не смог дочитать его до конца. Самые стойкие сломались на радиомонологе Джона Галта, в котором около 60 страниц и который, как мы знаем, Айн писала два года. Я сумел его выдержать, потому что слушал аудиокнигу в машине, а прокручивать вперед, не отрываясь от дороги, было сложно.
В романе рассказывается о борьбе группы промышленников-капиталистов, исповедующих эгоизм, против политиков и философов, утверждающих заботу о ближнем и социальную справедливость. Первые - хорошие, вторые - плохие. Главная идея книги - своеобразный перевернутый марксизм: революция должна отнять у бедных и вернуть богатым награбленные сокровища. С марксизмом книгу роднит отрицательное отношение к религии. Благородный пират Рагнар Даннешильд всю жизнь охотится за человеком, которого хочет уничтожить: «Он умер много столетий назад, но пока в человеческой памяти не будет стерто последнее воспоминание о нем, мир не станет местом, где возможна достойная жизнь».
Речь, конечно же, об Иисусе Христе, но находясь в протестантской Америке, прямо назвать его было бы рискованно (это вам не СССР), поэтому он на всякий случай заменяется Робин Гудом, который, как считают Даннешильд и Рэнд, «стал оправданием всякой посредственности, которая не способна заработать себе на хлеб <...> это подлейшее существо, дважды паразит - он присосался к ранам бедных и питался кровью богатых - объявлен нравственным идеалом!»25
Трудности, с которыми столкнулась Айн Рэнд, в результате чего работа заняла 14 лет, связаны с ее замыслом - изложить философскую теорию в жанре приключенческого романа. Получилось что-то вроде оперы: происходит действие, потом герой выходит на авансцену и поет очень длинную арию - такое впечатление производят монологи Джона Галта, Дэгни Таггарт и Франциско Д’Анконии, - потом действие продолжается.
Приключенческий сюжет придуман достаточно занимательно: с одной стороны, чувствуется ее опыт сценариста в Голливуде, с другой - влияние советской фантастики. Живя в СССР до 1926 года, она вполне могла прочитать «Аэлиту» и «Месс-Менд». В руках хорошего редактора, если выкинуть монологи и сильно сократить все остальное, мог бы получиться неплохой приключенческий роман для подростков. А если, наоборот, оставить одни монологи, получится дилетантский философский трактат с догматическими повторами. Упомянутый выше Сидни Хук считал, что Рэнд «занимается философией так, как это делают в СССР»26, имея в виду хорошо известный ему марксизм-ленинизм.
Если искать прототипы синтеза философии и сюжета, то первое, что приходит в голову, - это роман Чернышевского «Что делать?». Проучившись несколько лет в Петроградском университете, Алиса не могла не знать этого романа. Несмотря на всю прокламируемую нелюбовь к России и русской литературе, и в ее книге, и в ней самой бесконечно много русского - экстремизм, претензии на глобальность, желание использовать литературу как проповедь, потребность исправлять «карту звездного неба».
Теория «разумного эгоизма» почти буквально заимствована у Чернышевского. Герои обоих романов исповедуют свободную любовь, регулируемую исключительно взаимным влечением, и отвергают ханжескую мораль. Оба автора, как мы знаем, пытались осуществлять эту теорию в жизни. Дэгни Таггарт, главная героиня романа Рэнд, руководит бизнесом, чем отчасти напоминает Веру Павловну с ее швейной мастерской. Хэнк Риарден, один из трех любовников героини, изобретает металл будущего - явная перекличка с алюминием из четвертого сна Веры Павловны. Хотя железный Хэнк не спит на гвоздях, что-то в описании его героической позы напоминает Рахметова: «Это был длительный процесс самоистязания, когда он, потеряв всякую надежду и выбросив очередной забракованный образец, не позволял себе признаться в том, что устал, не давал себе времени чувствовать, а подвергая себя мучительным поискам, твердил: „Не то… все еще не то“, - и продолжал работать, движимый лишь твердой верой в то, что может это сделать»27.
Айн Рэнд называла себя «писателем романтической школы». Некоторые главы романа напоминают советскую индустриальную романтику 1920-х: «Двести тонн сплава более прочного, чем сталь, текучая жидкая масса температурой четыре тысячи градусов была способна уничтожить все вокруг. Но каждый дюйм потока, каждая молекула вещества, составлявшего этот ручеек, контролировались создавшим его человеком, являлись результатом упорных десятилетних исканий его разума»28.
Дэгни Таггарт удается попасть в запрятанное в горах поселение Джона Галта и его сторонников. Это своеобразный рай рыночных отношений. Промышленники, капиталисты, философы и музыканты, бежавшие от ужасов коллективизма и бескорыстия, расплачиваются друг с другом за любые мелкие услуги золотыми монетами местной чеканки. Главный принцип существования - эгоизм. «Клянусь своей жизнью и любовью к ней, что никогда не буду жить ради другого человека и никогда не попрошу и не заставлю другого человека жить ради меня» - такая надпись выбита Джоном Галтом на каменной стене его дома29. Утопическая часть романа напоминает повесть Александра Чаянова (писавшего под псевдонимом Иван Кремнёв) «Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии»30. Вероятность того, что Алиса читала эту популярную повесть 1920 года, достаточно велика.
(В 1924 году, еще до получения письма от родственников, она думала, как ей выживать и добиваться успеха в СССР, если бежать не удастся. Интересная тема для размышлений: как бы выглядел советский вариант «Атланта».)
Все те, условно говоря, диктаторские черты Рэнд, которые отмечала Барбара, - нетерпимость к инакомыслию, навязчивое морализирование, равнодушие к чувствам и благополучию других - в полной мере присущи ее положительным героям. Джон Галт произносит свой многочасовой радиомонолог не потому, что люди хотят его слушать, а потому, что находит способ насильственным путем установить контроль над всеми радиостанциями США. Он и его единомышленники без колебаний обрекают страну на разруху, голод, болезни и смерть, чтобы доказать правильность своей идеи. Архитектор Говард Рорк взрывает динамитом собственное сооружение только потому, что заказчик внес в проект несогласованные изменения.
Парадоксальна позиция Рэнд в вопросах феминизма. С одной стороны, и она, и ее героиня уверенно завоевывают свое место в мире «мужского» бизнеса, не рассчитывая ни на кого, кроме себя. С другой стороны, Рэнд всегда настаивала на традиционной для России подчиненной роли женщины - отсюда формальная роль Фрэнка как высшей инстанции в любых решениях. Когда экономист «австрийской школы» Людвиг фон Мизес сказал, что она «самый смелый человек в Америке», ее больше всего обрадовало, что он употребил слово man31.
В ее романах отсутствует какая бы то ни было связь секса с деторождением. На это обратил внимание один из первых рецензентов «Атланта»: «За этими спонтанными и удивительно атлетическими совокуплениями героини с тремя героями никогда, как читатель с изумлением замечает, не следует появление детей. Сама такая возможность никому не приходит в голову. Впрочем, стерильный мир „Атланта“ вряд ли подходящее место для детей»32. Айн еще в молодости решила, что детей у нее не будет, так как они помешают ей идти к цели. Характерно ее брезгливое описание группы детей-инвалидов в романе «Источник»: «Там был 15-летний мальчик, который так и не научился говорить, там был ухмыляющийся ребенок, которого никто не смог обучить чтению и письму, девочка без носа, чей отец одновременно был ее дедушкой, некто по имени Джеки, чей возраст и пол определить было невозможно. Все они шагали в новый дом с бессмысленными выражениями лиц»33/ Дом для детей-инвалидов был спроектирован уже известным нам Говардом Рорком, и именно этот дом Рорк взрывает динамитом.
Секс для Рэнд - это всегда физическое насилие мужчины над женщиной, доставляющее женщине высшее наслаждение. Вот отрывок из «Источника»: «Она сопротивлялась, как зверь. Но не издавала ни звука. Она не звала на помощь. Она слышала эхо своих ударов и свои задыхающиеся стоны, она знала, что это были стоны наслаждения»34. А вот из «Атланта»: «Реардэн схватил Дэгни за плечи. Она была готова к тому, что он убьет ее или изобьет до полусмерти. И когда Дэгни перестала сомневаться, что такая мысль посетила и его, она почувствовала, как Реардэн прижал ее к себе, и ощутила на своих губах его губы; его ласки были свирепее любых побоев. Дэгни охватил ужас и одновременно восторг; сопротивляясь, она заключила Реардэна в объятия и впилась губами в его губы, понимая, что никогда еще не испытывала к нему столь сильного влечения»35.
В ее дневниках 1927 года есть записи, относящиеся к судебному процессу над маньяком Уильямом Хикманом, садистски убившим 12-летнюю девочку. Симпатии Айн скорее на стороне Хикмана, «человека, который полностью отверг все, что общество считает святым. Это человек со своей собственной моралью, одиноко стоящий и со своими действиями, и со своей душой»36.
Из воспоминаний Натана видно, что Айн ждала от него более решительного и агрессивного поведения. С этой ролью деликатный Натан не справился.
9. Финал
Тот факт, что книги Рэнд являются бестселлерами, вполне объясним. Ее философия достаточно проста, ее легко усвоить, и она дает санкцию заботиться о себе, а не о других. Приключенческий сюжет делает ее еще более легко усваиваемой. Это философия для тех, кто никогда не сталкивался с философскими текстами, и литература для тех, кто никогда не читал ничего, кроме книг, которые можно купить в супермаркете. Тот факт, что среди поклонников Рэнд есть известные люди, ничего не говорит о качестве ее учения - у создателя секты сайентологии Л.Рона Хаббарда поклонников еще больше, и среди них есть знаменитости, включая Тома Круза и Джона Траволту.
Когда малообразованный кандидат в вице-президенты США утверждает, что вся его политическая философия сформирована Айн Рэнд37, это понятно, но когда известная российская журналистка Юлия Латынина говорит в интервью «мои идеи полностью совпадают с Айн Рэнд», начинаешь задумываться не только о ее литературном вкусе, но и вообще о ее способности думать. Хочется надеяться, что с «Атлантом» она знакома в чьем-то талантливом пересказе.
Сравнивая две судьбы, я вижу, что некоторое сходство между Александром Асарканом и Айн Рэнд, безусловно, есть. Изгнания «нарушителей конвенции» случались и в его «колледже», преступника полагалось «отшить». Причины всегда были чисто личными - у Асаркана не было учения, которое можно было исказить. Роль учения у него выполнял его собственный образ жизни. Ученикам рекомендовалось пить тройной крем-кофе (советский предок эспрессо) в кафе «Артистическое», получать почту «до востребования» на Главпочтамте и передвигаться по городу пешком. У Айн Рэнд причины часто тоже оказывались личными, достаточно вспомнить, с какой скоростью Натан из «гения» превратился в «ничтожество».
Бежать из России было лейтмотивом жизни Асаркана, в этом они схожи с Рэнд. Он все время повторял стихи своего друга Александра Есенина-Вольпина, с которым они когда-то вместе сидели в тюремно-психиатрической больнице (в СССР от диссидентства лечили инсулиновым шоком): «А когда пойдут свободно поезда, я уеду из России навсегда». Он уехал в 1981 году и умер в Чикаго в 2004-м.
Его влияние я вижу в некоторых кусках этого текста, они написаны с его интонацией. Я узнаю эту интонацию и в текстах некоторых других писателей и журналистов моего поколения. Восемь лет назад я начал записывать видеоинтервью с теми, кто его знал. В результате сложился часовой документальный фильм. Я показал его Инне Соловьевой (которая сравнивала культ Асаркана с культом Сталина). Она сказала мне нечто, что меня удивило. Я был уверен, что 2-3 года пребывания в «колледже Асаркана» полвека назад прошли без последствий (не считая влияния на мой литературный стиль). Я ушел из этого колледжа сам и считал себя внутренне свободным.
- Вы так и не освободились от него, - сказала она грустно, посмотрев фильм. - И никогда не освободитесь.
Читая книгу Барбары, я вижу, что и она не освободилась. Она по-прежнему мечется между восхищением той, которая когда-то открыла перед ней новый и прекрасный мир идей, и переживанием травмы, которую Айн нанесла ей. Одним из источников травмы было полное несоответствие, как казалось Барбаре, между поведением Айн и ее идеями. Если бы Барбара сделала следующий шаг, она бы поняла, что умозрительные безжизненные схемы объективизма не могли привести ни к чему иному, как к патологии в отношениях, но для этого шага надо было пересмотреть слишком многое.
Освободиться от культа вообще очень трудно. Не менее трудно, освободившись от одного, тут же не впасть в другой, как это происходило, скажем, в 1930-хс европейскими католиками, впадавшими в марксизм, или с членами КПСС, с удивительной стадностью принимавшими в 1990-х православие. Речь идет не о религии, а именно о культе, где несогласных с позором изгоняют. Это то, что, к счастью, произошло с Барбарой Брэнден. Если бы не ее изгнание из культа, мы, возможно, никогда не узнали бы всей правды об Айн Рэнд.
23 Barbara Branden, op. cit. P. 271.
24 Op. cit. P. 341.
25 Айн Рэнд. Атлант расправил плечи. М.: Альпина Паблишер, 2012. С. 441. Здесь и дальше цитаты даны по этому переводу.
26 Sidney Hook. Each Man for Himself. The New York Times Book Review. April 9. 1961.
27 Op. cit. С. 26.
28 Op. cit. С. 25.
29 Op. cit. С. 553.
30 Иван Кремнёв. Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии. М., 1920. Чаянов был арестован в 1930 году по делу «Трудовой крестьянской партии». Расстрелян в 1937 году.
31 Barbara Branden, op. cit. P. 189.
32 Whittaker Chambers, Op. cit.
33 Ayn Rand. The Fountainhead. P. 385.
34 Op. cit. P. 216.
35 Атлант расправил плечи. С. 489.
36 Jennifer Burns. Goddess of the Market: Ayn Rand and the American Right. New York: Oxford University Press, 2009. P. 25.
37 Из тактических соображений в ходе избирательной кампании ему пришлось от нее отречься - нескольких цитат из «Атланта» было бы достаточно, чтобы угробить и без того обреченную кампанию.
Айнъ Рэндъ (Алиса Розенбаумъ). Атлантъ расправилъ плѣчи.
Часть II
Данный романъ неодолимо морализаторскiй, но эта мораль крайне топорна, малоэстетична и по большому счету противоестественна. И, по духовно-рассовому основанiю, она сродни большевицкой. При иныхъ условiяхъ, авторша романа сгодилась бы стать большевичкой, въ частности поскольку диктатуру импотентовъ она устроила изъ собственнаго брака. Да, отъ ея главнаго талмуда романа можно отдѣлаться фразой "книга еврейскаго статистика про фашистскую волю", но, по-моему В.Паперному удалось написать очень забавный очеркъ, который, читатели, я вамъ и предоставляю. Я стараюсь не кромсать чужихъ текстовъ .
6. Секс
Пять месяцев спустя, в ноябре 1954 года, Айн, Фрэнк, Барбара и Натан снова сидели в той же гостиной, и Айн объясняла Барбаре и Фрэнку, что первоначальный договор о платонических отношениях с Натаном необходимо нарушить, что любящие друзья должны понять и принять потребность учительницы и ученика выразить свои чувства в сексе. При этом супружеские отношения обеих пар должны продолжаться.
- Если бы мы четверо были обычными людьми, - говорила она, - то эта ситуация была бы невозможна. Но мы не обычные люди. Это рационально и справедливо, чтобы Натан и я испытывали влечение друг к другу. Но это столь же рационально и справедливо, чтобы наши с ним отношения продолжались всего несколько лет. Я никогда не буду старухой, гоняющейся за молодым человеком.
Фрэнк и Барбара приняли эту ситуацию, еще не подозревая, к какому надрыву и истерикам она в конце концов приведет. У Фрэнка практически не было выбора, без Айн он был никем, человеком без профессии и средств к существованию. У Барбары ситуация была другая. Восхищаясь интеллектом и талантом Натана, она ценила его как друга, но не любила. К браку с ним ее подтолкнула Айн, по ее теории рациональная оценка достоинств Натана должна была рано или поздно выразиться в страсти. Барбара старалась, но страсть не возникала. Недостаток любви к мужу привел к постоянному чувству вины перед ним. Если я не могу дать ему той любви, которой он заслуживает, думала она, то пусть это сделает другая.
Как потом выяснилось, аналогичная проблема была у Натана с Айн. Восхищение ее умом и талантом только с большими усилиями ему удавалось переплавлять в физическую страсть. Барбаре казалось, что даже в разгар романа с Айн его любовь к ней самой была сильнее. Много лет спустя Натан признался, что именно так оно и было.
7. Катастрофа
Трудно и мучительно заканчивая книгу - один лишь финальный монолог Джона Галта занял у нее два года, - а потом страдая от шквала отрицательных рецензий, Айн приостановила любовные отношения с Натаном. Одновременно его роль «интеллектуального наследника» непрерывно возрастала. В какой-то момент он стал чем-то вроде общественного обвинителя на психологических расследованиях, которым подвергались молодые последователи объективизма. Описания этих сеансов «перевоспитания», на которых присутствовала Айн, читаются почти как эпизоды китайской культурной революции. Обвиняемые должны были каяться в идеологических ошибках. Вот признания юной объективистки, у которой не складывались отношения с молодым человеком, тоже объективистом: «Мое пустое, бесцельное прошлое, я увидела его, когда Натан приводил пример за примером моих поступков. Когда он сказал, что моя самооценка зависит от того, что другие думают обо мне, я поняла, что предала все, что было для меня дорогим»23. Айн одобрительно посмеивалась.
В 1958 году, вскоре после выхода «Атланта», посвященного Фрэнку и Натану, последнему пришла в голову идея создать организацию для пропаганды идей Рэнд. Он назвал ее Институтом Натаниэля Брэндена (NBI). Известность Рэнд, а вместе с ней активность Института росли, к лекциям прибавились публикации, и скоро Институт стал главным источником дохода Натана. К 1964 году Айн полностью пришла в себя после изнурительных 14 лет написания книги. Настало время вернуть секс в отношения с Натаном. Ей было 60, ему 35. Айн не знала, что за год до этого Натан познакомился с юной объективисткой по имени Патриция и успел в нее влюбиться. Брак Натана и Барбары к этому времени существовал чисто номинально, но они оставались друзьями, и он рассказал ей о своем увлечении.
Когда Айн сообщила ему радостную новость, что она готова вернуться к сексу, он был в панике. Стал придумывать разнообразные причины, по которым это было временно невозможно. Сказать правду он не мог. В своих лекциях он всегда повторял теорию Айн Рэнд, согласно которой физическая любовь есть реакция на высшие духовные ценности другого человека, а теперь он был влюблен в юную девушку, которая по определению не могла обладать духовным богатством Рэнд.
Он сказал Айн, что все дело в его проблемах с женой. Началась серия терапевтических сеансов втроем, где Айн подвергала Натана и Барбару объективистскому психоанализу. Результатом этих сеансов был окончательный распад брака. Барбара пришла к выводу, что брак с Натаном был построен на ложных основаниях, попросила развода и переехала в отдельную квартиру. С Натаном они по-прежнему оставались друзьями и коллегами по Институту.
- Теперь что? - недоумевала Рэнд.
- Меня смущает треугольник, - отвечал наследник, - Франк, Натан, Айн.
Началась еще одна серия психоаналитических сеансов.
- В чем реальная причина? - спрашивала Айн. - Может, дело в возрасте? Может, я не кажусь тебе привлекательной?
- Нет, нет, - уверял ее Натан, - очень привлекательной.
Барбара, которая тоже вынуждена была вести многочасовые разговоры с Айн о психологии Натана, умоляла его перестать врать и все ей рассказать. Он не решался. В конце концов он согласился сказать Айн часть правды - про разницу в возрасте. Сделать это он решил в письменном виде, но передать письмо был готов лично. Связь с Патрицией по-прежнему должна была оставаться тайной.
Июль 1968 года. В 9 часов вечера у Барбары раздался телефонный звонок. Это была Айн. Она была в бешенстве.
- Немедленно приходи, - скомандовала она, - посмотри, что этот монстр устроил.
Барбара пришла через несколько минут, благо квартира была в том же доме. Она застала Айн в состоянии истерики. Натан стоял рядом, его лицо было землистого цвета.
- Вот, почитай, - она протянула Барбаре письмо Натана. - Все отношения между ним и мной кончены. Я не желаю его больше видеть. Я лишаю его права выступать от моего имени. Институт должен быть немедленно закрыт. Он разрушил мое представление о нем. Я не позволю ему наслаждаться жизнью, известностью и богатством, которые я дала ему. Я его уничтожу24.
Можно ли наказывать человека за то, что он тебя не любит? С точки зрения теории объективизма, можно. Натан загнал себя в логический тупик. Разделяя и пропагандируя философию Айн Рэнд, он тем самым признавал, что любовь и сексуальное влечение есть прямое следствие высокой оценки интеллектуальных и моральных достоинств другого человека. Отсутствие влечения могло означать либо что теория неверна, либо что его оценка Рэнд завышена. И то и другое было неприемлемо ни для Айн, ни для Натана. Он был преступником и заслуживал наказания.
Айн решила переписать завещание и сделать интеллектуальной наследницей Барбару.
- Я не могу принять эту роль, - сказала Барбара Натану, - и продолжать врать ей насчет твоих «платонических» отношений с Патрицией. Я обязана сказать ей правду.
Натан вздохнул с облегчением. Ложь тяготила его. Барбара позвонила Айн и попросила о встрече. Она пригласила Алана, личного врача Айн (тоже, естественно, объективиста), сопровождать ее на случай, если Айн станет плохо. Пришлось открыть ему страшную тайну про отношения Айн и Натана - до сих пор о них знали только четверо. Алан был в шоке:
- Как она могла создать весь этот кошмар? С двадцатипятилетним юнцом! Как она могла поставить тебя и Фрэнка в такое чудовищное положение?! Как она могла не понимать, к чему это приведет?!
Дверь открыл Фрэнк. К этому времени он уже сильно пил, и у него появились первые признаки старческого слабоумия.
- Я пришла сказать тебе нечто, - начала Барбара твердым голосом, обращаясь к Айн, - что сильно огорчит тебя и разрушит нашу дружбу.
Айн слушала без выражения, иногда задавая уточняющие вопросы. Потом наступило долгое молчание. Когда она заговорила, ее голос напоминал шипение:
- Дайте мне сюда этого мерзавца.
Алан позвонил Натану, и тот немедленно явился. Его нельзя было узнать. Уверенный в себе, высокомерный обвинитель превратился в жалкое существо с опущенными плечами, синяками под глазами и дрожащими руками.
- Сядь там в коридоре, - сказала Айн. - Я не хочу видеть тебя в своей комнате.
После этого начался ее монолог, продолжавшийся, как всем показалось, бесконечно. Обвинения становились все более абсурдными.
- Если в тебе осталась хоть капля морали, ты будешь импотентом в течение двадцати лет, - хрипела она. - А если не будешь - это будет знаком твоей полной моральной деградации.
С этими словами она изо всех сил трижды ударила Натана по лицу.
- Теперь убирайся.
8. Атлант расправил плечи
Я не могу понять, почему умной и наблюдательной Барбаре понадобилось восемнадцать лет надрыва и истерик, чтобы увидеть, что из себя представляла Айн Рэнд. Вся патология этой любовной драмы уже содержалась в ее философии и полностью вошла в книгу «Атлант расправил плечи».
Это бесконечно длинный роман, в нем больше тысячи страниц. Никто среди моих знакомых не смог дочитать его до конца. Самые стойкие сломались на радиомонологе Джона Галта, в котором около 60 страниц и который, как мы знаем, Айн писала два года. Я сумел его выдержать, потому что слушал аудиокнигу в машине, а прокручивать вперед, не отрываясь от дороги, было сложно.
В романе рассказывается о борьбе группы промышленников-капиталистов, исповедующих эгоизм, против политиков и философов, утверждающих заботу о ближнем и социальную справедливость. Первые - хорошие, вторые - плохие. Главная идея книги - своеобразный перевернутый марксизм: революция должна отнять у бедных и вернуть богатым награбленные сокровища. С марксизмом книгу роднит отрицательное отношение к религии. Благородный пират Рагнар Даннешильд всю жизнь охотится за человеком, которого хочет уничтожить: «Он умер много столетий назад, но пока в человеческой памяти не будет стерто последнее воспоминание о нем, мир не станет местом, где возможна достойная жизнь».
Речь, конечно же, об Иисусе Христе, но находясь в протестантской Америке, прямо назвать его было бы рискованно (это вам не СССР), поэтому он на всякий случай заменяется Робин Гудом, который, как считают Даннешильд и Рэнд, «стал оправданием всякой посредственности, которая не способна заработать себе на хлеб <...> это подлейшее существо, дважды паразит - он присосался к ранам бедных и питался кровью богатых - объявлен нравственным идеалом!»25
Трудности, с которыми столкнулась Айн Рэнд, в результате чего работа заняла 14 лет, связаны с ее замыслом - изложить философскую теорию в жанре приключенческого романа. Получилось что-то вроде оперы: происходит действие, потом герой выходит на авансцену и поет очень длинную арию - такое впечатление производят монологи Джона Галта, Дэгни Таггарт и Франциско Д’Анконии, - потом действие продолжается.
Приключенческий сюжет придуман достаточно занимательно: с одной стороны, чувствуется ее опыт сценариста в Голливуде, с другой - влияние советской фантастики. Живя в СССР до 1926 года, она вполне могла прочитать «Аэлиту» и «Месс-Менд». В руках хорошего редактора, если выкинуть монологи и сильно сократить все остальное, мог бы получиться неплохой приключенческий роман для подростков. А если, наоборот, оставить одни монологи, получится дилетантский философский трактат с догматическими повторами. Упомянутый выше Сидни Хук считал, что Рэнд «занимается философией так, как это делают в СССР»26, имея в виду хорошо известный ему марксизм-ленинизм.
Если искать прототипы синтеза философии и сюжета, то первое, что приходит в голову, - это роман Чернышевского «Что делать?». Проучившись несколько лет в Петроградском университете, Алиса не могла не знать этого романа. Несмотря на всю прокламируемую нелюбовь к России и русской литературе, и в ее книге, и в ней самой бесконечно много русского - экстремизм, претензии на глобальность, желание использовать литературу как проповедь, потребность исправлять «карту звездного неба».
Теория «разумного эгоизма» почти буквально заимствована у Чернышевского. Герои обоих романов исповедуют свободную любовь, регулируемую исключительно взаимным влечением, и отвергают ханжескую мораль. Оба автора, как мы знаем, пытались осуществлять эту теорию в жизни. Дэгни Таггарт, главная героиня романа Рэнд, руководит бизнесом, чем отчасти напоминает Веру Павловну с ее швейной мастерской. Хэнк Риарден, один из трех любовников героини, изобретает металл будущего - явная перекличка с алюминием из четвертого сна Веры Павловны. Хотя железный Хэнк не спит на гвоздях, что-то в описании его героической позы напоминает Рахметова: «Это был длительный процесс самоистязания, когда он, потеряв всякую надежду и выбросив очередной забракованный образец, не позволял себе признаться в том, что устал, не давал себе времени чувствовать, а подвергая себя мучительным поискам, твердил: „Не то… все еще не то“, - и продолжал работать, движимый лишь твердой верой в то, что может это сделать»27.
Айн Рэнд называла себя «писателем романтической школы». Некоторые главы романа напоминают советскую индустриальную романтику 1920-х: «Двести тонн сплава более прочного, чем сталь, текучая жидкая масса температурой четыре тысячи градусов была способна уничтожить все вокруг. Но каждый дюйм потока, каждая молекула вещества, составлявшего этот ручеек, контролировались создавшим его человеком, являлись результатом упорных десятилетних исканий его разума»28.
Дэгни Таггарт удается попасть в запрятанное в горах поселение Джона Галта и его сторонников. Это своеобразный рай рыночных отношений. Промышленники, капиталисты, философы и музыканты, бежавшие от ужасов коллективизма и бескорыстия, расплачиваются друг с другом за любые мелкие услуги золотыми монетами местной чеканки. Главный принцип существования - эгоизм. «Клянусь своей жизнью и любовью к ней, что никогда не буду жить ради другого человека и никогда не попрошу и не заставлю другого человека жить ради меня» - такая надпись выбита Джоном Галтом на каменной стене его дома29. Утопическая часть романа напоминает повесть Александра Чаянова (писавшего под псевдонимом Иван Кремнёв) «Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии»30. Вероятность того, что Алиса читала эту популярную повесть 1920 года, достаточно велика.
(В 1924 году, еще до получения письма от родственников, она думала, как ей выживать и добиваться успеха в СССР, если бежать не удастся. Интересная тема для размышлений: как бы выглядел советский вариант «Атланта».)
Все те, условно говоря, диктаторские черты Рэнд, которые отмечала Барбара, - нетерпимость к инакомыслию, навязчивое морализирование, равнодушие к чувствам и благополучию других - в полной мере присущи ее положительным героям. Джон Галт произносит свой многочасовой радиомонолог не потому, что люди хотят его слушать, а потому, что находит способ насильственным путем установить контроль над всеми радиостанциями США. Он и его единомышленники без колебаний обрекают страну на разруху, голод, болезни и смерть, чтобы доказать правильность своей идеи. Архитектор Говард Рорк взрывает динамитом собственное сооружение только потому, что заказчик внес в проект несогласованные изменения.
Парадоксальна позиция Рэнд в вопросах феминизма. С одной стороны, и она, и ее героиня уверенно завоевывают свое место в мире «мужского» бизнеса, не рассчитывая ни на кого, кроме себя. С другой стороны, Рэнд всегда настаивала на традиционной для России подчиненной роли женщины - отсюда формальная роль Фрэнка как высшей инстанции в любых решениях. Когда экономист «австрийской школы» Людвиг фон Мизес сказал, что она «самый смелый человек в Америке», ее больше всего обрадовало, что он употребил слово man31.
В ее романах отсутствует какая бы то ни было связь секса с деторождением. На это обратил внимание один из первых рецензентов «Атланта»: «За этими спонтанными и удивительно атлетическими совокуплениями героини с тремя героями никогда, как читатель с изумлением замечает, не следует появление детей. Сама такая возможность никому не приходит в голову. Впрочем, стерильный мир „Атланта“ вряд ли подходящее место для детей»32. Айн еще в молодости решила, что детей у нее не будет, так как они помешают ей идти к цели. Характерно ее брезгливое описание группы детей-инвалидов в романе «Источник»: «Там был 15-летний мальчик, который так и не научился говорить, там был ухмыляющийся ребенок, которого никто не смог обучить чтению и письму, девочка без носа, чей отец одновременно был ее дедушкой, некто по имени Джеки, чей возраст и пол определить было невозможно. Все они шагали в новый дом с бессмысленными выражениями лиц»33/ Дом для детей-инвалидов был спроектирован уже известным нам Говардом Рорком, и именно этот дом Рорк взрывает динамитом.
Секс для Рэнд - это всегда физическое насилие мужчины над женщиной, доставляющее женщине высшее наслаждение. Вот отрывок из «Источника»: «Она сопротивлялась, как зверь. Но не издавала ни звука. Она не звала на помощь. Она слышала эхо своих ударов и свои задыхающиеся стоны, она знала, что это были стоны наслаждения»34. А вот из «Атланта»: «Реардэн схватил Дэгни за плечи. Она была готова к тому, что он убьет ее или изобьет до полусмерти. И когда Дэгни перестала сомневаться, что такая мысль посетила и его, она почувствовала, как Реардэн прижал ее к себе, и ощутила на своих губах его губы; его ласки были свирепее любых побоев. Дэгни охватил ужас и одновременно восторг; сопротивляясь, она заключила Реардэна в объятия и впилась губами в его губы, понимая, что никогда еще не испытывала к нему столь сильного влечения»35.
В ее дневниках 1927 года есть записи, относящиеся к судебному процессу над маньяком Уильямом Хикманом, садистски убившим 12-летнюю девочку. Симпатии Айн скорее на стороне Хикмана, «человека, который полностью отверг все, что общество считает святым. Это человек со своей собственной моралью, одиноко стоящий и со своими действиями, и со своей душой»36.
Из воспоминаний Натана видно, что Айн ждала от него более решительного и агрессивного поведения. С этой ролью деликатный Натан не справился.
9. Финал
Тот факт, что книги Рэнд являются бестселлерами, вполне объясним. Ее философия достаточно проста, ее легко усвоить, и она дает санкцию заботиться о себе, а не о других. Приключенческий сюжет делает ее еще более легко усваиваемой. Это философия для тех, кто никогда не сталкивался с философскими текстами, и литература для тех, кто никогда не читал ничего, кроме книг, которые можно купить в супермаркете. Тот факт, что среди поклонников Рэнд есть известные люди, ничего не говорит о качестве ее учения - у создателя секты сайентологии Л.Рона Хаббарда поклонников еще больше, и среди них есть знаменитости, включая Тома Круза и Джона Траволту.
Когда малообразованный кандидат в вице-президенты США утверждает, что вся его политическая философия сформирована Айн Рэнд37, это понятно, но когда известная российская журналистка Юлия Латынина говорит в интервью «мои идеи полностью совпадают с Айн Рэнд», начинаешь задумываться не только о ее литературном вкусе, но и вообще о ее способности думать. Хочется надеяться, что с «Атлантом» она знакома в чьем-то талантливом пересказе.
Сравнивая две судьбы, я вижу, что некоторое сходство между Александром Асарканом и Айн Рэнд, безусловно, есть. Изгнания «нарушителей конвенции» случались и в его «колледже», преступника полагалось «отшить». Причины всегда были чисто личными - у Асаркана не было учения, которое можно было исказить. Роль учения у него выполнял его собственный образ жизни. Ученикам рекомендовалось пить тройной крем-кофе (советский предок эспрессо) в кафе «Артистическое», получать почту «до востребования» на Главпочтамте и передвигаться по городу пешком. У Айн Рэнд причины часто тоже оказывались личными, достаточно вспомнить, с какой скоростью Натан из «гения» превратился в «ничтожество».
Бежать из России было лейтмотивом жизни Асаркана, в этом они схожи с Рэнд. Он все время повторял стихи своего друга Александра Есенина-Вольпина, с которым они когда-то вместе сидели в тюремно-психиатрической больнице (в СССР от диссидентства лечили инсулиновым шоком): «А когда пойдут свободно поезда, я уеду из России навсегда». Он уехал в 1981 году и умер в Чикаго в 2004-м.
Его влияние я вижу в некоторых кусках этого текста, они написаны с его интонацией. Я узнаю эту интонацию и в текстах некоторых других писателей и журналистов моего поколения. Восемь лет назад я начал записывать видеоинтервью с теми, кто его знал. В результате сложился часовой документальный фильм. Я показал его Инне Соловьевой (которая сравнивала культ Асаркана с культом Сталина). Она сказала мне нечто, что меня удивило. Я был уверен, что 2-3 года пребывания в «колледже Асаркана» полвека назад прошли без последствий (не считая влияния на мой литературный стиль). Я ушел из этого колледжа сам и считал себя внутренне свободным.
- Вы так и не освободились от него, - сказала она грустно, посмотрев фильм. - И никогда не освободитесь.
Читая книгу Барбары, я вижу, что и она не освободилась. Она по-прежнему мечется между восхищением той, которая когда-то открыла перед ней новый и прекрасный мир идей, и переживанием травмы, которую Айн нанесла ей. Одним из источников травмы было полное несоответствие, как казалось Барбаре, между поведением Айн и ее идеями. Если бы Барбара сделала следующий шаг, она бы поняла, что умозрительные безжизненные схемы объективизма не могли привести ни к чему иному, как к патологии в отношениях, но для этого шага надо было пересмотреть слишком многое.
Освободиться от культа вообще очень трудно. Не менее трудно, освободившись от одного, тут же не впасть в другой, как это происходило, скажем, в 1930-хс европейскими католиками, впадавшими в марксизм, или с членами КПСС, с удивительной стадностью принимавшими в 1990-х православие. Речь идет не о религии, а именно о культе, где несогласных с позором изгоняют. Это то, что, к счастью, произошло с Барбарой Брэнден. Если бы не ее изгнание из культа, мы, возможно, никогда не узнали бы всей правды об Айн Рэнд.
23 Barbara Branden, op. cit. P. 271.
24 Op. cit. P. 341.
25 Айн Рэнд. Атлант расправил плечи. М.: Альпина Паблишер, 2012. С. 441. Здесь и дальше цитаты даны по этому переводу.
26 Sidney Hook. Each Man for Himself. The New York Times Book Review. April 9. 1961.
27 Op. cit. С. 26.
28 Op. cit. С. 25.
29 Op. cit. С. 553.
30 Иван Кремнёв. Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии. М., 1920. Чаянов был арестован в 1930 году по делу «Трудовой крестьянской партии». Расстрелян в 1937 году.
31 Barbara Branden, op. cit. P. 189.
32 Whittaker Chambers, Op. cit.
33 Ayn Rand. The Fountainhead. P. 385.
34 Op. cit. P. 216.
35 Атлант расправил плечи. С. 489.
36 Jennifer Burns. Goddess of the Market: Ayn Rand and the American Right. New York: Oxford University Press, 2009. P. 25.
37 Из тактических соображений в ходе избирательной кампании ему пришлось от нее отречься - нескольких цитат из «Атланта» было бы достаточно, чтобы угробить и без того обреченную кампанию.