Флора Сандесъ -- жизнь ради народа и Короля Сербiи
Оригинал взят у kirillovec в Флора Сандесъ -- жизнь ради народа и Короля Сербiи
Оригиналъ взятъ у ljwanderer въ Мужская жизнь Флоры Сандес
Флора Сандес“Когда я была маленькой девочкой,
я молилась каждую ночь о том,
чтобы как-нибудь проснуться утром
и обнаружить,
что я - мальчик.
Судьба иногда преподносит сюрпризы, поэтому нужно быть осторожными с нашими желаниями.
Много лет спустя, когда мне было дано осознать, что,
если тебе не повезло родиться женщиной,
то лучше приложить все свои силы,
чтобы стать лучшей женщиной,
чем стараться быть
плохой имитацией мужчины,
судьба
меня неожиданно забросила
в сербскую армию,
и я семь лет прожила мужской жизнью.”
Флора Сандес, младшая из девяти детей ирландского викария, всегда жалела, что не родилась мальчишкой. Она увлекалась лошадьми, велосипедом, умела стрелять и водить автомобиль.
Не удивительно, что как только началась война, Флора пошла на курсы, йоменов первой помощи (First Aid Nursing Yeomanry (FANY)). Это были подразделения конных санитаров, которые выносили солдат с поля боя на лошадях.
На курсах учили не только оказывать первую помощь, управляться с лошадьми, а также водить кареты скорой помощи для общества Красного креста. Закончив курсы, Флора отправилась в Сербию с отрядом медсестер Красного Креста.
“Наше маленькое подразделение из семи сестер покинуло Лондон 12 августа 1914 года, всего лишь через неделю после объявления войны.”
Работа сестер была тяжелой, раненых было много, медикаментов и оборудования -мало, сестры работали на износ, но не падали духом.
Когда началось отступление, отряду было приказано отступать с частями. В ходе отступления Флора отстала от сестер и примкнула к сербскому отряду. Сербы не имели ничего против сражающихся женщин, потому что в их рядах наравне с мужчинами сражались простые сербские крестьянки. Английской медсестре предложили самой найти себе оружие и встать в строй. Вскоре Флору официально зачислили в полк.
Сначала ее звали “наша англичанка”, а потом стали обращаться просто “Братишка”.
Флора (в середине) с товарищами- сербами
“К концу третьего месяца я начала себя чувствовать как рыба в воде ( возможно я была ею в предыдущие жизни), как будто я никогда не знала иной жизни . “
Ее удивляла военная жизнь, когда по приказу взвод внезапно снимался с места для передислокации, поэтому солдату нужно было быть всегда собранным и готовым к такому походу. В первый раз, когда пришлось идти таким маршем, она не успела собрать свои вещи, и осталась без одеяла и вещевого мешка.
“Внезапные марши-броски были не исключением, а правилом. Поэтому, сняв ботинки, нельзя было чувствовать себя беспечно. Сначала я все надеялась, что кто-то должен прийти и предупредить о том, что мы выступаем. Но никто, конечно, не приходил. Нашим делом было - идти по приказу, куда нам скажут, и идти быстро.”
В самом начале, после команды окопаться, во время передышки в окопе, она спросила у товарища: “А где мы будем спать?”. “Как где, здесь же”- ответил он.
Больше она вопросов не задавала. Спала, где придется, на голой земле, вспоминая потерянное одеяло. Было влажно и холодно, но страх замерзнуть был меньше страха проснуться, и обнаружить, что батальон ушел без нее. Она привыкла спать под грохот канонады, засыпать в любой момент, когда случалась передышка, лежать пластом лицом в грязи, когда не было возможности окопаться.
Из письма
“Ко мне здесь все ужасно хорошо относятся, я для них что-то вроде талисмана. Мне ничего не дают носить, кроме пояса с патронами, карабина, револьвера, бутылки с водой и большого кусок брезента, который мы стелим на землю, или в который заворачиваемся. Из четырех таких кусков можно сделать палатку на четырех человек.<…>Я ужасно рада, что у них здесь нет того, что ты называешь здравым смыслом, благодаря которому меня бы не допустили воевать. Я могла бы остаться в штабе, но не хочу ”
“Сербы никогда не берут одежду с убитых, считая, что это принесет несчастье. Однажды я сняла значок с убитого болгарина, так они не дали мне покоя, уверяя, что меня из-за него убьют, пока я его не выбросила."
"Иногда я так уставала, карабкаясь по горам, что когда нужно было бросаться в атаку, я просто не могла бежать… Однажды, я поняла, что не могу быть с ними наравне…"
Однако, как пишет Флора, эта “неспешность”, когда нужно было прятаться от огня, но не было сил, к ее счастью, воспринималась как отсутствие паники, отвага. Но ей везло, пули обходили ее стороной, как будто она была заговоренной. Ее бесстрашием восхищались, ее везению удивлялись, суеверные сербы стали считать, что она приносит удачу. При этом ее берегли и пытались отослать в резерв при любой возможности.
Однажды ей опять повезло, ее, раненую осколками, вытащили из боя, а оставшихся на поле боя раненых на следующий день нашли с перерезанным горлом. Так расправлялись болгары с теми, кто попадал в их руки.
“Сербы считали, что раненому нельзя пить, поэтому мне влили в рот полбутылки бренди и всунули мне в рот сигарету.
Я скоро обнаружила, что моя правая рука сильно искорежена, у меня множество осколочных ранений на спине и на правом боку, но под воздействием бренди и сигареты у меня не было мыслей о смерти. Я была удивлена, когда увидела слезы в глазах сержанта, который помогал нести мои носилки. Я заверила его, что чтобы убить меня, нужно приложить гораздо больше сил, и что я обязательно вернусь к ним дней через десять. На самом деле для моего возвращения понадобилось гораздо больше времени”
“Мне повезло, что меня тотчас погрузили в карету скорой помощи, большинство раненых дожидались этого момента лишь с наступлением темноты. Из-за снега, те, кто нес мои носилки, сбились с пути и вынуждены были искать перевязочный пункт, плутая больше двух часов. Удивительно, что они не бросили меня , потому это - не шуточное дело - блуждать в снегу с носилками по горам. “
Доктор испытал облегчение, когда принесли Флору, командование требовало немедленно ее разыскать и вылечить. Потом ее положили на операционный стол.
“Я погрузила свое лицо в широкую грудь доктора B., стоящего у моей головы, пока другой доктор работал, и выла от боли. Он знал, как обращаться со взвинченными пациентами, он вставил мне между зубов сигарету, зажег ее и сказал: “Замолчи, и помни, что ты - солдат”, это подействовало на меня лучше, чем любая ласка.”
Потом ее отправили в дивизионный госпиталь, где, как и в каждом лазарете, ее поздравили с ранением. "Быть раненым , защищая родину, у сербов считалось почетом, поэтому первые слова, которые произносили матери, приходящие проведать сыновей, были: “поздравляю, сын”. Полковник М., пришедший проведать Флору, спросил ее, не желает ли она вернуться обратно после выздоровления, на что та ответила “конечно”. Полковник же сказал “Браво!”, но если она вернется, он ни за что не пустит ее на передовую, только в штаб.
Потом был длинный путь из одного госпиталя в другой, ее носилки грузили и выгружали с одной телеги, запряженной волами, на другую, пока не доставили в Салоники. На всем пути Флоре пытались обеспечить как можно более комфортное путешествие, по сравнению с мужчинами.
В Салониках ее доставили в Британский военно-полевой госпиталь, в который ее сначала отказались принять, предложив обратиться в госпиталь для сестер милосердия на другом конце города. Санитар, который привез Флору, отказался, ведь он сопровождал не сестру милосердия, а сержанта. Узнав о том, что поступивший сержант - женщина, старшая сестра воскликнула “Боже правый, еще одна!”. Оказалось, что в госпитале уже лежит одна женщина-сержант, сербская девушка Милунка.
Милунка Савич,
сержант сербской армии,героиня Первой мировой войны.
Была ранена девять раз, среди ее наград есть русский георгиевский крест.
После войны Милунка вернулась в родную деревню, вышла замуж, родила сына.
Во время Второй мировой войны за отказ присутствовать на званом обеде с немецкими генералами была отправлена в концлагерь.
Умерла в возрасте 84 лет в Белграде в 1973 году.Оказалось, что несмотря на бодрый и крепкий внешний вид ( за время окопной жизни Флора загорела), у Флоры было очень серьезное ранение. Хирург обнадежил : по-видимому, окопная жизнь ее закалила, а потому, есть надежда , что она поправится.
Дважды в день он самолично делал ей перевязки, предварительно обеспечив ее виски с содовой и сигаретой в качестве поддержки. Всего у Флоры насчитали 24 раны. Милунка как-то сказала Флоре, что та выдерживает боль так же стойко, как сербы, Флора посчитала такое сравнение очень высокой похвалой.
Несмотря на то, что в сербской армии была жесткая дисциплина, за нарушение которой даже секли розгами "Милунка, сербская девушка, никому не подчинялась. Она была сама себе закон". В семнадцать лет она пошла в армию, а до армии она уже успела застрелить односельчанина за то, что он обидел ее сестру. Она была очень храброй и лежала в госпитале по ранению уже в пятый раз.” Однако, замечает Флора, она была крестьянка, а потому с ней было совсем не такое обращение, как со мной.”
На своих костылях Милунка передвигалась по госпиталю, приходила и уходила, когда хотела. Полковник пытался заставить ее соблюдать дисциплину, как это делают другие, в качестве наказания он поместил ее в отдельную палатку, приказав оставаться там до разрешения на отлучку. Но она подожгла палатку, тем самым решив проблему своего заточения. Тогда он поместил ее в другую палатку и поставил часового. Но она спокойно ушла на глазах у часового, а часовой , оправдываясь, сказал, что он не мог стрелять в женщину.
В госпитале Флору наградили орденом Кара Георгия и присвоили чин сержанта-майора. Несмотря на возражения доктора, она опять вернулась в армию. Для армии она была очень ценным солдатом, ведь она могла быть всадницей, шофером, а еще она знала четыре языка, что не раз пригождалось даже на передовой. Такие образованные кадры очень нужны были сербскому штабу, но она наотрез отказывалась от штабной работы, ей нравились простые сербы, она любила их простоту, душевность, открытость, щедрость, ценила их дружбу. Она хотела вместе с ними быть в гуще событий, штабная работа казалась ей скукой.
“Самым трудным для меня было то, что я никогда не знала, когда я должна вести себя как женщина, а когда- как сержант, потому иногда ко мне относились так, а иногда - иначе”
Один раз полковник, пригласивший Флору на ужин, просил, чтобы она пришла в женском платье, и ей пришлось одолжить форму сестры милосердия. В другой же раз французский адмирал, пригласивший Флору к себе на завтрак, сказал одному сербскому офицеру, что она ведет себя не так, как должен вести себя сержант в присутствии старших офицеров. В свою очередь капитан напомнил адмиралу, что когда тот вошел, Флора встала, как и подобает младшему чину, однако, адмирал сам посадил ее, как почетного гостя рядом с собой и обращался к ней, как к женщине.
Обозревая кругом нищету и горе, слушая рассказы товарищей о страданиях их родных и близких, Флора пыталась всеми силами помочь.
Однажды ей пришло в голову написать письмо друзьям в Лондон:
“В моей роте 120 человек. Если кто-нибудь пришлет мне посылку, я распределю эту посылку между ними. У меня есть 50 франков, я собираюсь закупить на них сахар для солдат. Его нет в нашем рационе, солдаты покупают сахар, как только им выплачивают месячное жалование.”
В ответ она стала получать посылки, предназначенные для солдат. Вместе с командиром подразделения они составили список самых нуждающихся солдат и организовали распределение такой помощи.
Однако раны давали знать о себе все больше и больше, вскоре Флора почувствовала, что не может ходить, пришлось ей согласиться на продолжение лечения в Англии. В Англии она и встретила Эвелину Хаверфилд, с которой они создали Фонд для организации столовых для сербов. Для пополнения фонда Флора ездила по стране с лекциями, в которых рассказывала о войне и о том, какие страдания пришлось пережить маленькой Сербии.
Потом появилась идея собрать одежду для сербов, и я опять Флора искала людей, которые помогут ей организовать сбор вещей и их распределение.
При первой же возможности она опять вернулась в армию.
Возможно, она бы не выжила в условиях войны, если бы не любовь товарищей по оружию, которые, как могли, облегчали ее существование. Когда Флора заболела испанкой, друзья доставили ее в госпиталь, но обнаружив, что больных там так много, что они лежат на голой земле, договорились устроить ее в частный дом, где о ней заботились сербские женщины, позаботились они и о ее лечении, помимо женщин о ней заботился ее денщик, который был уверен в том, что он о ней позаботится лучше любой женщины.
Как только Флоре стало легче, денщик сообщил ей, что в госпитале заболел единственный доктор, и лечить больных некому. И Флора стала не только сестрой милосердия, но и взяла на себя обязанности по руководству госпиталем, она обратилась к сербам: ”Еще вчера Вы называли этих солдат Вашими спасителями, а теперь Вы спокойно смотрите, как они лежат на земле без всякой помощи”. Под ее руководством было организованно мытье раненых, санобработка и перевязка, появились и врачи. Командование не спешило отозвать Флору из госпиталя, во-первых потому, что она оказалась там на своем месте, а во-вторых, потому что таким образом ее можно было хоть на время удержать подальше от передовой.
Сербская свадьба. Флора - позади жениха
В апреле 1919 года Флора была произведена в офицеры, это был первый случай в истории сербской армии, когда женщине было присвоено такое высокое звание.
В 1921 году ее направили служить на границу, там ей пришлось командовать русскими офицерами.
Это были русские, сражавшиеся до этого под командованием генерала Врангеля. После расформирования этих белогвардейских частей, некоторые офицеры были приняты на службу в пограничные войска вольноопределяющимися. Так русские полковники стали у сербов всего лишь сержантами.
“Я никогда раньше не видела русских, потому представляла себе толстого старого полковника в сержантской форме, возможно - с густой бородой…Что меня удивило, он представлял собой совсем не то, что я ожидала увидеть, и он единственный, кто сразу угадал во мне женщину. Вместо толстого и бородатого полковника передо мной был высокий чисто выбритый молодой человек, который очень правильно мне отрапортовал, но в глазах у него был саркастический огонек.”
Русские , как ей казалось, а их было 80% в ее взводе, причем, трое - бывшие офицеры, смотрели, как ей казалось, с недоверием, держались отстраненно. И она понимала, какого бывшему полковнику подчиняться лейтенанту, к тому же - женщине. Тем не менее, они вели себя абсолютно корректно, и, как подчеркивает Флора, именно благодаря их ровному отношению к ней, весь взвод постепенно начал ей доверять. Как пишет Флора, ее взвод стал единственным, с которым у начальства не было никаких проблем.
После семи лет службы в 1922 году Флора демобилизовалась, но осталась в ставшей уже родной Сербии. Ей пришлось вновь стать женщиной и попробовать себя в мирной жизни.
“Что значит превратиться из женщины в солдата? Оказалось, что это не идет ни в какое сравнение с превращением из солдата в обычную женщину. Второе оказалось гораздо сложнее. Это - как потерять одним махом все и пытаться найти новую опору в новой жизни, в совершенно другом мире.”
Нужно было отвыкнуть от привычки салютовать военным, вставать при появлении высокого чина, научиться носить женскую одежду, и привыкнуть к размеренной жизни, где не нужно ежеминутно рисковать собой.
Больше того, Флора почувствовала, чтот она потеряла своих друзей; несмотря на то, что они были так же дружелюбны, но стоило ей переодеться в женскую одежду, они стали вести себя иначе, не так, как когда она была таким же как они солдатом.
“Я давно заметила, что мужчины никогда не могут вести себя до конца естественно, если с ними есть женщина, в компании мужчин они совсем другие.”
В 1927 году Флора вышла замуж за русского офицера Юрия Владимировича Юденича.
Оба супруга оказались малоприспособленными к мирной жизни. Они поселились в Белграде.
Одно время Флора пыталась водить такси , написала свою автобиографию, давала уроки английского, пробовала организовать танцевальную группу в Париже. Она так и не научилась носить женскую одежду, вспоминают, что чаще ее видели в форме с орденом на груди.
Когда началась Вторая мировая война, Флору опять призвали на службу( а возможно, она вызвалась сама), несмотря на то, что ей уже было 63 года.
После прихода немцев ее поместили в военный госпиталь-тюрьму, так как она страдала от старых ран. Юрия интернировали, у него было слабое здоровье, и он умер в 1941 году.
Друзья помогли Флоре переодеться в женскую одежду и выйти на свободу. Так как охранники привыкли видеть Флору в военной форме, они не обратили внимание на спокойно выходящую из тюрьмы женщину. Из Сербии она перебралась в Южную Африку а оттуда - вернулась в Англию.
О дальнейшей жизни Флоры ничего не известно.
Флора Сандес-Юденич умерла в 1955 году.
Источники:
http://www.h2g2.com/approved_entry/A5849120
http://www.oxforddnb.com/view/printable/49662
и
"The autobiography of a woman soldier. A brief record of adventure with the Serbian Army. 1916-1919"
by Flora Sandes (Captain, Serbian Army)
Оригиналъ взятъ у ljwanderer въ Мужская жизнь Флоры Сандес
Флора Сандес“Когда я была маленькой девочкой,
я молилась каждую ночь о том,
чтобы как-нибудь проснуться утром
и обнаружить,
что я - мальчик.
Судьба иногда преподносит сюрпризы, поэтому нужно быть осторожными с нашими желаниями.
Много лет спустя, когда мне было дано осознать, что,
если тебе не повезло родиться женщиной,
то лучше приложить все свои силы,
чтобы стать лучшей женщиной,
чем стараться быть
плохой имитацией мужчины,
судьба
меня неожиданно забросила
в сербскую армию,
и я семь лет прожила мужской жизнью.”
Флора Сандес, младшая из девяти детей ирландского викария, всегда жалела, что не родилась мальчишкой. Она увлекалась лошадьми, велосипедом, умела стрелять и водить автомобиль.
Не удивительно, что как только началась война, Флора пошла на курсы, йоменов первой помощи (First Aid Nursing Yeomanry (FANY)). Это были подразделения конных санитаров, которые выносили солдат с поля боя на лошадях.
На курсах учили не только оказывать первую помощь, управляться с лошадьми, а также водить кареты скорой помощи для общества Красного креста. Закончив курсы, Флора отправилась в Сербию с отрядом медсестер Красного Креста.
“Наше маленькое подразделение из семи сестер покинуло Лондон 12 августа 1914 года, всего лишь через неделю после объявления войны.”
Работа сестер была тяжелой, раненых было много, медикаментов и оборудования -мало, сестры работали на износ, но не падали духом.
Когда началось отступление, отряду было приказано отступать с частями. В ходе отступления Флора отстала от сестер и примкнула к сербскому отряду. Сербы не имели ничего против сражающихся женщин, потому что в их рядах наравне с мужчинами сражались простые сербские крестьянки. Английской медсестре предложили самой найти себе оружие и встать в строй. Вскоре Флору официально зачислили в полк.
Сначала ее звали “наша англичанка”, а потом стали обращаться просто “Братишка”.
Флора (в середине) с товарищами- сербами
“К концу третьего месяца я начала себя чувствовать как рыба в воде ( возможно я была ею в предыдущие жизни), как будто я никогда не знала иной жизни . “
Ее удивляла военная жизнь, когда по приказу взвод внезапно снимался с места для передислокации, поэтому солдату нужно было быть всегда собранным и готовым к такому походу. В первый раз, когда пришлось идти таким маршем, она не успела собрать свои вещи, и осталась без одеяла и вещевого мешка.
“Внезапные марши-броски были не исключением, а правилом. Поэтому, сняв ботинки, нельзя было чувствовать себя беспечно. Сначала я все надеялась, что кто-то должен прийти и предупредить о том, что мы выступаем. Но никто, конечно, не приходил. Нашим делом было - идти по приказу, куда нам скажут, и идти быстро.”
В самом начале, после команды окопаться, во время передышки в окопе, она спросила у товарища: “А где мы будем спать?”. “Как где, здесь же”- ответил он.
Больше она вопросов не задавала. Спала, где придется, на голой земле, вспоминая потерянное одеяло. Было влажно и холодно, но страх замерзнуть был меньше страха проснуться, и обнаружить, что батальон ушел без нее. Она привыкла спать под грохот канонады, засыпать в любой момент, когда случалась передышка, лежать пластом лицом в грязи, когда не было возможности окопаться.
Из письма
“Ко мне здесь все ужасно хорошо относятся, я для них что-то вроде талисмана. Мне ничего не дают носить, кроме пояса с патронами, карабина, револьвера, бутылки с водой и большого кусок брезента, который мы стелим на землю, или в который заворачиваемся. Из четырех таких кусков можно сделать палатку на четырех человек.<…>Я ужасно рада, что у них здесь нет того, что ты называешь здравым смыслом, благодаря которому меня бы не допустили воевать. Я могла бы остаться в штабе, но не хочу ”
“Сербы никогда не берут одежду с убитых, считая, что это принесет несчастье. Однажды я сняла значок с убитого болгарина, так они не дали мне покоя, уверяя, что меня из-за него убьют, пока я его не выбросила."
"Иногда я так уставала, карабкаясь по горам, что когда нужно было бросаться в атаку, я просто не могла бежать… Однажды, я поняла, что не могу быть с ними наравне…"
Однако, как пишет Флора, эта “неспешность”, когда нужно было прятаться от огня, но не было сил, к ее счастью, воспринималась как отсутствие паники, отвага. Но ей везло, пули обходили ее стороной, как будто она была заговоренной. Ее бесстрашием восхищались, ее везению удивлялись, суеверные сербы стали считать, что она приносит удачу. При этом ее берегли и пытались отослать в резерв при любой возможности.
Однажды ей опять повезло, ее, раненую осколками, вытащили из боя, а оставшихся на поле боя раненых на следующий день нашли с перерезанным горлом. Так расправлялись болгары с теми, кто попадал в их руки.
“Сербы считали, что раненому нельзя пить, поэтому мне влили в рот полбутылки бренди и всунули мне в рот сигарету.
Я скоро обнаружила, что моя правая рука сильно искорежена, у меня множество осколочных ранений на спине и на правом боку, но под воздействием бренди и сигареты у меня не было мыслей о смерти. Я была удивлена, когда увидела слезы в глазах сержанта, который помогал нести мои носилки. Я заверила его, что чтобы убить меня, нужно приложить гораздо больше сил, и что я обязательно вернусь к ним дней через десять. На самом деле для моего возвращения понадобилось гораздо больше времени”
“Мне повезло, что меня тотчас погрузили в карету скорой помощи, большинство раненых дожидались этого момента лишь с наступлением темноты. Из-за снега, те, кто нес мои носилки, сбились с пути и вынуждены были искать перевязочный пункт, плутая больше двух часов. Удивительно, что они не бросили меня , потому это - не шуточное дело - блуждать в снегу с носилками по горам. “
Доктор испытал облегчение, когда принесли Флору, командование требовало немедленно ее разыскать и вылечить. Потом ее положили на операционный стол.
“Я погрузила свое лицо в широкую грудь доктора B., стоящего у моей головы, пока другой доктор работал, и выла от боли. Он знал, как обращаться со взвинченными пациентами, он вставил мне между зубов сигарету, зажег ее и сказал: “Замолчи, и помни, что ты - солдат”, это подействовало на меня лучше, чем любая ласка.”
Потом ее отправили в дивизионный госпиталь, где, как и в каждом лазарете, ее поздравили с ранением. "Быть раненым , защищая родину, у сербов считалось почетом, поэтому первые слова, которые произносили матери, приходящие проведать сыновей, были: “поздравляю, сын”. Полковник М., пришедший проведать Флору, спросил ее, не желает ли она вернуться обратно после выздоровления, на что та ответила “конечно”. Полковник же сказал “Браво!”, но если она вернется, он ни за что не пустит ее на передовую, только в штаб.
Потом был длинный путь из одного госпиталя в другой, ее носилки грузили и выгружали с одной телеги, запряженной волами, на другую, пока не доставили в Салоники. На всем пути Флоре пытались обеспечить как можно более комфортное путешествие, по сравнению с мужчинами.
В Салониках ее доставили в Британский военно-полевой госпиталь, в который ее сначала отказались принять, предложив обратиться в госпиталь для сестер милосердия на другом конце города. Санитар, который привез Флору, отказался, ведь он сопровождал не сестру милосердия, а сержанта. Узнав о том, что поступивший сержант - женщина, старшая сестра воскликнула “Боже правый, еще одна!”. Оказалось, что в госпитале уже лежит одна женщина-сержант, сербская девушка Милунка.
Милунка Савич,
сержант сербской армии,героиня Первой мировой войны.
Была ранена девять раз, среди ее наград есть русский георгиевский крест.
После войны Милунка вернулась в родную деревню, вышла замуж, родила сына.
Во время Второй мировой войны за отказ присутствовать на званом обеде с немецкими генералами была отправлена в концлагерь.
Умерла в возрасте 84 лет в Белграде в 1973 году.Оказалось, что несмотря на бодрый и крепкий внешний вид ( за время окопной жизни Флора загорела), у Флоры было очень серьезное ранение. Хирург обнадежил : по-видимому, окопная жизнь ее закалила, а потому, есть надежда , что она поправится.
Дважды в день он самолично делал ей перевязки, предварительно обеспечив ее виски с содовой и сигаретой в качестве поддержки. Всего у Флоры насчитали 24 раны. Милунка как-то сказала Флоре, что та выдерживает боль так же стойко, как сербы, Флора посчитала такое сравнение очень высокой похвалой.
Несмотря на то, что в сербской армии была жесткая дисциплина, за нарушение которой даже секли розгами "Милунка, сербская девушка, никому не подчинялась. Она была сама себе закон". В семнадцать лет она пошла в армию, а до армии она уже успела застрелить односельчанина за то, что он обидел ее сестру. Она была очень храброй и лежала в госпитале по ранению уже в пятый раз.” Однако, замечает Флора, она была крестьянка, а потому с ней было совсем не такое обращение, как со мной.”
На своих костылях Милунка передвигалась по госпиталю, приходила и уходила, когда хотела. Полковник пытался заставить ее соблюдать дисциплину, как это делают другие, в качестве наказания он поместил ее в отдельную палатку, приказав оставаться там до разрешения на отлучку. Но она подожгла палатку, тем самым решив проблему своего заточения. Тогда он поместил ее в другую палатку и поставил часового. Но она спокойно ушла на глазах у часового, а часовой , оправдываясь, сказал, что он не мог стрелять в женщину.
В госпитале Флору наградили орденом Кара Георгия и присвоили чин сержанта-майора. Несмотря на возражения доктора, она опять вернулась в армию. Для армии она была очень ценным солдатом, ведь она могла быть всадницей, шофером, а еще она знала четыре языка, что не раз пригождалось даже на передовой. Такие образованные кадры очень нужны были сербскому штабу, но она наотрез отказывалась от штабной работы, ей нравились простые сербы, она любила их простоту, душевность, открытость, щедрость, ценила их дружбу. Она хотела вместе с ними быть в гуще событий, штабная работа казалась ей скукой.
“Самым трудным для меня было то, что я никогда не знала, когда я должна вести себя как женщина, а когда- как сержант, потому иногда ко мне относились так, а иногда - иначе”
Один раз полковник, пригласивший Флору на ужин, просил, чтобы она пришла в женском платье, и ей пришлось одолжить форму сестры милосердия. В другой же раз французский адмирал, пригласивший Флору к себе на завтрак, сказал одному сербскому офицеру, что она ведет себя не так, как должен вести себя сержант в присутствии старших офицеров. В свою очередь капитан напомнил адмиралу, что когда тот вошел, Флора встала, как и подобает младшему чину, однако, адмирал сам посадил ее, как почетного гостя рядом с собой и обращался к ней, как к женщине.
Обозревая кругом нищету и горе, слушая рассказы товарищей о страданиях их родных и близких, Флора пыталась всеми силами помочь.
Однажды ей пришло в голову написать письмо друзьям в Лондон:
“В моей роте 120 человек. Если кто-нибудь пришлет мне посылку, я распределю эту посылку между ними. У меня есть 50 франков, я собираюсь закупить на них сахар для солдат. Его нет в нашем рационе, солдаты покупают сахар, как только им выплачивают месячное жалование.”
В ответ она стала получать посылки, предназначенные для солдат. Вместе с командиром подразделения они составили список самых нуждающихся солдат и организовали распределение такой помощи.
Однако раны давали знать о себе все больше и больше, вскоре Флора почувствовала, что не может ходить, пришлось ей согласиться на продолжение лечения в Англии. В Англии она и встретила Эвелину Хаверфилд, с которой они создали Фонд для организации столовых для сербов. Для пополнения фонда Флора ездила по стране с лекциями, в которых рассказывала о войне и о том, какие страдания пришлось пережить маленькой Сербии.
Потом появилась идея собрать одежду для сербов, и я опять Флора искала людей, которые помогут ей организовать сбор вещей и их распределение.
При первой же возможности она опять вернулась в армию.
Возможно, она бы не выжила в условиях войны, если бы не любовь товарищей по оружию, которые, как могли, облегчали ее существование. Когда Флора заболела испанкой, друзья доставили ее в госпиталь, но обнаружив, что больных там так много, что они лежат на голой земле, договорились устроить ее в частный дом, где о ней заботились сербские женщины, позаботились они и о ее лечении, помимо женщин о ней заботился ее денщик, который был уверен в том, что он о ней позаботится лучше любой женщины.
Как только Флоре стало легче, денщик сообщил ей, что в госпитале заболел единственный доктор, и лечить больных некому. И Флора стала не только сестрой милосердия, но и взяла на себя обязанности по руководству госпиталем, она обратилась к сербам: ”Еще вчера Вы называли этих солдат Вашими спасителями, а теперь Вы спокойно смотрите, как они лежат на земле без всякой помощи”. Под ее руководством было организованно мытье раненых, санобработка и перевязка, появились и врачи. Командование не спешило отозвать Флору из госпиталя, во-первых потому, что она оказалась там на своем месте, а во-вторых, потому что таким образом ее можно было хоть на время удержать подальше от передовой.
Сербская свадьба. Флора - позади жениха
В апреле 1919 года Флора была произведена в офицеры, это был первый случай в истории сербской армии, когда женщине было присвоено такое высокое звание.
В 1921 году ее направили служить на границу, там ей пришлось командовать русскими офицерами.
Это были русские, сражавшиеся до этого под командованием генерала Врангеля. После расформирования этих белогвардейских частей, некоторые офицеры были приняты на службу в пограничные войска вольноопределяющимися. Так русские полковники стали у сербов всего лишь сержантами.
“Я никогда раньше не видела русских, потому представляла себе толстого старого полковника в сержантской форме, возможно - с густой бородой…Что меня удивило, он представлял собой совсем не то, что я ожидала увидеть, и он единственный, кто сразу угадал во мне женщину. Вместо толстого и бородатого полковника передо мной был высокий чисто выбритый молодой человек, который очень правильно мне отрапортовал, но в глазах у него был саркастический огонек.”
Русские , как ей казалось, а их было 80% в ее взводе, причем, трое - бывшие офицеры, смотрели, как ей казалось, с недоверием, держались отстраненно. И она понимала, какого бывшему полковнику подчиняться лейтенанту, к тому же - женщине. Тем не менее, они вели себя абсолютно корректно, и, как подчеркивает Флора, именно благодаря их ровному отношению к ней, весь взвод постепенно начал ей доверять. Как пишет Флора, ее взвод стал единственным, с которым у начальства не было никаких проблем.
После семи лет службы в 1922 году Флора демобилизовалась, но осталась в ставшей уже родной Сербии. Ей пришлось вновь стать женщиной и попробовать себя в мирной жизни.
“Что значит превратиться из женщины в солдата? Оказалось, что это не идет ни в какое сравнение с превращением из солдата в обычную женщину. Второе оказалось гораздо сложнее. Это - как потерять одним махом все и пытаться найти новую опору в новой жизни, в совершенно другом мире.”
Нужно было отвыкнуть от привычки салютовать военным, вставать при появлении высокого чина, научиться носить женскую одежду, и привыкнуть к размеренной жизни, где не нужно ежеминутно рисковать собой.
Больше того, Флора почувствовала, чтот она потеряла своих друзей; несмотря на то, что они были так же дружелюбны, но стоило ей переодеться в женскую одежду, они стали вести себя иначе, не так, как когда она была таким же как они солдатом.
“Я давно заметила, что мужчины никогда не могут вести себя до конца естественно, если с ними есть женщина, в компании мужчин они совсем другие.”
В 1927 году Флора вышла замуж за русского офицера Юрия Владимировича Юденича.
Оба супруга оказались малоприспособленными к мирной жизни. Они поселились в Белграде.
Одно время Флора пыталась водить такси , написала свою автобиографию, давала уроки английского, пробовала организовать танцевальную группу в Париже. Она так и не научилась носить женскую одежду, вспоминают, что чаще ее видели в форме с орденом на груди.
Когда началась Вторая мировая война, Флору опять призвали на службу( а возможно, она вызвалась сама), несмотря на то, что ей уже было 63 года.
После прихода немцев ее поместили в военный госпиталь-тюрьму, так как она страдала от старых ран. Юрия интернировали, у него было слабое здоровье, и он умер в 1941 году.
Друзья помогли Флоре переодеться в женскую одежду и выйти на свободу. Так как охранники привыкли видеть Флору в военной форме, они не обратили внимание на спокойно выходящую из тюрьмы женщину. Из Сербии она перебралась в Южную Африку а оттуда - вернулась в Англию.
О дальнейшей жизни Флоры ничего не известно.
Флора Сандес-Юденич умерла в 1955 году.
Источники:
http://www.h2g2.com/approved_entry/A5849120
http://www.oxforddnb.com/view/printable/49662
и
"The autobiography of a woman soldier. A brief record of adventure with the Serbian Army. 1916-1919"
by Flora Sandes (Captain, Serbian Army)