Моя философия. Трансцендентальный тринитарный реализм. - 11
Моя философия. Трансцендентальный тринитарный реализм: (1), (2), (3), (4), (5), (6), (7), (8), (9), (10).
Таким образом, говоря о философии Аристотеля, нужно ясно понимать, какие представления в его философии означают метафизическую реальность (Бог-Ум, форма, материя, энтелехия, энергия), а какие - только наши понятия и категории, существующие только в нашем разуме, с помощью которых мы описываем метафизическую структуру вещей и мира в целом («первая сущность», «вторая сущность», «качество», «количество» и т.д.). К сожалению, у европейских варваров здесь постоянно возникала путаница, так что у них категории и понятия нашего разума часто приобретали метафизическое значение. Это уже у схоластов просматривается очень явно, а тот же Гегель и вовсе решил не заморачиваться по этому поводу и, разорвав рубаху на груди и громко выругавшись по-немецки, ударился в откровенное безумие, просто отождествив наши понятия и мышление с объективной метафизической реальностью.
Конечно, повод для такой неправильной интерпретации своей философии отчасти дал сам Аристотель, так как свои «формы» он - сближаясь здесь с учением Платона - нередко называет «эйдосами». Но, во-первых, и у самого Платона его «эйдосы» - это не понятия, а метафизическая реальность, а во-вторых - что гораздо важнее - у Аристотеля его формы уже существуют не только в Боге-Уме, но и в вещах. По этому вопросу, - как форма вещи в Боге-Уме соотнесена с теми формами, которые уже существуют в вещах и материи, - в свое время довольно язвительно высказался сраный бриташка Бертран Рассел (впрочем он - в типичном для сраных бриташек стиле - язвительно высказывался обо всех небританских философах). Так, в своей «Истории западной философии» («Часть Вторая: Сократ, Платон и Аристотель», «Метафизика Аристотеля») он пишет:
«Тот взгляд, что формы являются субстанциями, существующими независимо от материи, в которой они проявляются, по-видимому, делает уязвимым Аристотеля со стороны его же собственных аргументов против платоновских идей. Форма понимается им как нечто совершенно отличное от универсалии, но она имеет много одинаковых с ней характерных черт. Форма, говорят нам, более реальна, чем материя; она представляет собой воспоминание о единственной реальности идей. Изменение, которое Аристотель вносит в метафизику Платона, по-видимому, в действительности меньше, чем он хочет его представить. Этот взгляд принят Целлером, который по этому вопросу о материи и форме говорит следующее: "Окончательное объяснение недостаточной ясности по этому вопросу у Аристотеля следует, однако, искать в том факте, что он сам лишь наполовину, как мы далее увидим, освободился от платоновской тенденции гипостазировать идеи. Как "идеи" для Платона, так и "формы" для Аристотеля имели свое собственное метафизическое существование, которое обусловливает все отдельные вещи. И хотя Аристотель проницательно проследил развитие идей из опыта, не менее верно, что эти идеи, особенно там, где они дальше всего удалены от опыта и непосредственного восприятия, превращаются в конце концов из логического продукта человеческой мысли в непосредственное предчувствие сверхчувственного мира и в объект, в этом смысле, интеллектуальной интуиции"
Я не знаю, какой ответ мог бы найти Аристотель на эту критику. Единственный ответ, какой я могу вообразить, состоял бы в утверждении, что две вещи не могли бы иметь одну и ту же форму. Если человек делает два медных шара (скажем к примеру), то каждый шар имеет свою собственную особую шаровидность, которая является субстанциальной и отдельной и представляет собой пример всеобщей "шаровидности", но не тождественна ей. Я не думаю, что язык отрывков, которые я цитировал, вполне подкрепляет такую интерпретацию. И она открыта возражению, что эта единичная шаровидность, согласно взглядам Аристотеля, была бы непознаваемой, тогда как сущность метафизики Аристотеля состоит в том, что чем больше имеется формы и меньше материи, тем более познаваемыми становятся вещи. Это совместимо с остальными его взглядами, поскольку форма может быть воплощена во многих единичных вещах. Если бы он сказал, что имеется столько же форм, являющихся примерами шаровидности, сколько имеется шаровидных вещей, он произвел бы весьма радикальные изменения в своей философии. Например, его взгляд, что форма тождественна своей сущности, несовместим с предложенным выше выходом из положения» (конец цитаты).
Здесь Бертран Рассел являет собой пример одного из множества-множества западных «философов», которые - несмотря на то, что вся западная философия вышла из философии Аристотеля и схоластики и по сути является лишь пространным комментарием к философии Аристотеля - не поняли в философии Аристотеля почти ничего. Это просто удивительно, насколько европейские варвары оказались бесчувственными к греческой философии (и к философии вообще), и насколько превратно они понимали те проблемы, которые обсуждали греки в своей философии.
Мало того, что Рассел - как и большинство западных философов - явно не понимает, в чем у Аристотеля состоит различие между «формой» и «сущностью», но и что Аристотель понимал под «формой», Рассел, очевидно, понимает очень плохо. «Форма» у Аристотеля, конечно, вовсе не есть только геометрическая (пространственная) форма вещи как то, что отделяет вещь от других вещей и окружающего пространства. Аристотель - в отличие от Платона - вообще утверждал, что все математические и геометрические представления существуют только в нашем разуме, а не объективно - в Боге-Уме математических и геометрических «форм» как неких «эйдосов», по Аристотелю, не существует. «Форма» у Аристотеля - это скорее что-то вроде «замысла» Бога-Ума о вещи, и причем уже вещи, которая должна существовать в материи. Но поскольку «замысел» - это все же нечто идеальное и мыслимое, то он вполне может быть реализован во множестве вещей, так что в вещах эти формы-замыслы будут оставаться тождественными тому замыслу, который уже возник и существует в Боге-Уме. Поэтому форма в материи и в вещах уже, конечно, не есть просто «проявление» или «воспоминание» о той форме, что существует в Боге-Уме - как это совершенно превратно понимает Рассел.
В самом деле, ведь если у строителя возник некий «замысел» (или «план» или «проект») по строительству дома - при том, что этот замысел уже предполагает, какие именно материалы (какая «материя») должны быть использованы для реализации этого замысла - то этот замысел может быть реализован во множестве домов. Которые все будут построены по одному плану или замыслу - то есть все будут иметь одну и ту же «форму». Причем «форму», уже существующую в самих этих домах. И эта «форма» - как идеальный замысел - будет в целом тождественна замыслу строителя, существующему в его голове. Конечно, построенные дома все же будут иметь свои индивидуальные особенности, более того, в каких-то домах этот замысел может быть реализован более удачно, в каких-то менее, а в каких-то он не удастся вовсе - но план и замысел этих домов, как нечто идеальное, будет одним и тем же, и он будет тождественен замыслу строителя. То есть строителю вовсе не нужно создавать отдельный план для каждого дома, и создавать их столько, сколько он собирается построить или уже построил домов. И мы не можем сказать, что существует столько же планов домов, сколько существует домов, построенных по этому плану - так как у всех этих домов один замысел, и они все построены по одному плану - плану, возникшему и существующему в голове строителя. Вот примерно так же у Аристотеля одна форма вещи - как ее замысел - может оставаться в Боге-Уме - как некий идеальный замысел или план вещи, но при этом в нашем мире может существовать множество вещей с этой формой, в которых эта форма уже соединена с материей, воплощена в материи - например, множество людей или лошадей.
В этом и состоит особенность идеальной реальности и ее принципиальное отличие от материального, что, оставаясь одной и тождественной себе, она одновременно может существовать во множестве вещей. Скажем, «теорема Пифагора» - одна и та же, и всегда тождественна себе, но при этом она может существовать в разуме множества людей - причем уже как реальность их собственного, индивидуального, сознания и разума, существующих совершенно отдельно и независимо от сознания и разума других людей. Рассел же понимает «форму» Аристотеля скорее как некую «вещь» - то есть понимает очень грубо, в духе примитивной натурфилософии, совершенно не осознавая принципиальное отличие идеального от материального. И поэтому, по мнению Рассела, формы Аристотеля должны либо «раздаваться» вещам Богом-Умом - подобно тому, как в британcком пабе бармен разливает и раздает пиво в кружках сраным бриташкам, каждому сраному бриташке - по отдельной кружке пива, либо же форма в вещах может быть только «проявлением» или «подобием» или «воспоминанием» той формы, что находится в Боге-Уме.
То есть здесь как раз у Аристотеля никаких проблем не возникает. И этот замысел строителя мы вполне можем назвать «домом» или «сущностью дома». Аристотель утверждал, что у искусственных вещей - то есть созданных человеком, как и у всяких единичных вещей, вполне есть своя «сущность» или «суть бытия», но при этом у них нет своей формы. Так как «сущность вещи» - это у Аристотеля то, что существует только в нашем человеческом разуме, и, естественно, мы можем придавать созданным нами вещам любую «сущность» и любой смысл. Мы можем рассматривать дом как частное жилище, или как гостиницу, или как хлев, или как памятник архитектуры, или просто как строительный материал, или как часть окружающего природного ландшафта - и здесь все всецело зависит от нас. А вот «сущность» вещей, созданных Богом-Умом и природой - например, животных или человека - уже не может быть придана вещам нами, мы можем только через категорию «сущности» познать, так сказать, «метафизическую сущность» этой вещи - которая есть форма вещи, созданная Богом-Умом. Мы не можем рассматривать кошку как собаку, а собаку- как лошадь, мы можем лишь обнаружить и познать их форму и назвать ее нашим понятием, говоря о «форме» как о «сущности вещи».
Здесь у Аристотеля как раз проблем не возникает - если правильно его понимать. Проблемы у Аристотеля - что касается формы - возникают совсем в другом.
Проблема с этими формами состоит не в том, что Аристотель «оторвал» их от материи и поместил их еще в какое-то бытие, иное от бытия самих вещей (из этого, конечно, возникают проблемы, но совсем не те, о которых говорит Рассел), а в том, что Аристотель представлял эти формы именно как некие «метафизические сущности» вещей, которые придают вещам их «чтойность», их определенность, отличную от вещей другого вида, с другой формой. То есть понимал эти формы примерно так же, как эйдосы Платона - которые не только придают вещам их бытие, но и являются некими простыми «сущностями», которые мы постигаем разумом как «сущность вещи».
Но у Платона его эйдосы существуют совершенно отдельно от единичных вещей, и как вещи соотнесены со своими эйдосами - об этом Платон и платоники могли трендеть до бесконечности, опираясь исключительно на логические конструкции и рассуждения. А у Аристотеля формы существуют уже и в вещах, и здесь уже можно кое-что потрогать и пощупать, а потом над этим подумать. После чего, среди прочего, понять, что формы Аристотеля уже не могут быть просто «сущностями» вещей, а должны, - поскольку они уже воплощаются в материю, - иметь в себе способ своего отношения с материй. То есть быть уже скорее чем-то вроде «замысла» по организации материи в единичную вещь, и при том вполне определенной материи - как замысел строителя о доме уже подразумевает не только способ организации материи в дом, но и те материалы, которые необходимы для строительства дома. Форма (если допустить, что она существует) в единичной вещи не просто соединена с материей - она придает материи определенную структуру, организует материю в единичную вещь.
В самом деле, ведь если мы рассмотрим какой-либо организм - например, организм человека - то мы найдем, что он состоит из более простых форм, которые существуют для более сложной (высокой) формы как ее материя. Клетки организованы в ткани, ткани - в органы и части тела, а все это вместе - в один организм, функционирующий как нечто целое и единое. Конечно, во всем этом уже невозможно видеть только материю - это уже материя, организованная в единство особым образом и способом очень сложным. То есть в этом организме уже присутствует нечто, отличное от материи - нечто идеальное, что придает всему организму, от отдельных клеток до органов, целостность и единство. И это уже не есть что-то - что можно назвать формой, а есть скорее КАК - как все это организовано в одно единство.
Кроме того, единичную вещь с формой еще нужно как-то «произвести». То есть форма должна в себе предполагать способ своего соединения с материей уже как способ «производства» единичной вещи на свет. Ведь, очевидно, это «воплощение» формы в материю происходит вовсе не так, как воплощение замысла строителя, который берет заранее подготовленный материал, а потом начинает строить дом согласно своему замыслу. Дуб может появиться на свет только через череду превращений и отдельные этапы. Да и в чем этот замысел как форма вещи может состоять? Является ли формой дуба сам дуб или желудь или росток или молодой дуб или старый? И где здесь та субстанциональная форма, которая имеет свое метафизическое бытие, отдельное от всех дубов и существующая как-то отдельно? И разрешить все эти проблемы Аристотелю с помощью его концепции потенциального и актуального бытия вещей и через его энтелехию, надо признать, не удалось. При том, что и первое, и второе, очевидно, Аристотелем «притянуто за уши» именно для обоснования существования форм как метафизических субстанциональных «сущностей».
И поэтому если мы и можем принять взгляд Аристотеля на структуру вещей как «соединение формы и материи», - признавая, что в вещах, помимо материи, присутствует также идеальная реальность, которая и организует материю в нечто единое, - то мы должны не только отказаться от его представления, что формы могут существовать как-то отдельно от вещей, но и саму эту форму понимать не через категорию «сущности», придающую вещам их «чтойность», а через какую-то другую категорию, которая дает понимание того, КАК существует вещь как особым образом организованная материя, а не что она есть.
Что это может быть за категория?