Так вот. С аналитическими суждениями все более-менее понятно, а вот относительно синтетических суждений сразу же возникает вполне закономерный вопрос: а откуда мы (наш разум) берем то новое, что мы присоединяем к субъекту в синтетических суждениях? Как происходит расширение наших знаний?
Ну, что значит «откуда» и «как»? Из опыта, естественно! Откуда еще мы можем узнать что-то новое об уже известных нам вещах? Допустим, мы знаем девочку Таню, и знаем, что она парикмахерша. А потом из опыта (из жизни) мы узнаем, что она живет на улице Ленина. И тогда мы можем выстроить новое синтетическое суждение, прибавив к нему новое знание, новый предикат: «Парикмахерша Таня живет на улице Ленина». Или, допустим, нам известно такое животное, как лошадь. А потом мы из опыта узнаем, что лошадь питается травкой и никакую живность не ест. И мы присоединяем к субъекту «лошадь» новый предикат в синтетическом суждении: «Лошадь - это травоядное животное». Или мы из опыта узнаем, что тела тяжелы. И строим синтетическое суждение: «Все тела тяжелы».
Стоп! И вот здесь Кант обнаруживает нечто странное. Он обнаруживает, что некоторые наши синтетические суждения имеют всеобщий и необходимый характер. «Все тела тяжелы» - как раз пример такого суждения. Но почему? Почему наш разум на основе опыта может выстраивать такие всеобщие и необходимые суждения - которые, если говорить иначе, существуют для нас (для нашего разума) как «законы природы»? Почему обобщая некий опыт, наш разум имеет такую наглость, что он провозглашает обобщение этого опыта как «закон природы»? Откуда мы (наш разум) знаем, что все вообще тела тяжелы?
Я уже вкратце касался этого вопроса при первом изложении своей философии - и, конечно, при этом имея в виду Канта. Ведь Кант интерпретировал существование таких всеобщих и необходимых суждений (т.н. «законов природы») как то, что это наш разум «предписывает», «диктует» природе свои законы. И я тогда Канта критиковал. И сейчас (чуть позже) я снова буду его критиковать и покажу, в чем Кант был неправ. Но прежде нам нужно более отчетливо понять, почему Кант интерпретировал существование «законов природы» именно таким образом.
А пока мы снова вернемся к синтетическим суждениями. А в них Кант вдруг обнаруживает и вовсе нечто странное, загадочное и непонятное. Оказывается, некоторые наши синтетические суждения не просто имеют всеобщий и необходимый характер - некоторые из них и вовсе возникают и существуют до всякого опыта и вне всякого опыта. И, тем не менее, они также являются всеобщими и необходимыми - причем уже для всякого опыта вообще. О чем это я?
О математике, конечно! О математике и геометрии. Вся математика и геометрия - это и есть набор синтетических суждений (аксиом, теорем и целых теорий). То есть в математике и геометрии все эти ботаны-математики постоянно получают новое знание. Но при этом вполне очевидно, что это знание они берут не из опыта. Они берут его из своей головы, из своего разума. Но при этом все их суждения и теории имеют абсолютно необходимый и всеобщий характер для любого возможного опыта.
В самом деле, возьмем такое математическое суждение, как «3+2=5». Это синтетическое суждение, так как ни в понятии «3», ни в понятии «2» нет никакого понятия «5». И для того, чтобы сконструировать такое суждение, нам, строго говоря, не нужен вообще никакой опыт. Это априорное суждение - полученное до и вне всякого опыта. Однако это суждение является всеобщим и необходимым для любого нашего опыта. И если мы теперь сложим три яблока и два - мы получим пять яблок. Или сложим три камушка и два - и получим пять камушков.
Или возьмем суждение: «Кратчайшее расстояние между двумя точками лежит по прямой линии». Откуда взялось это суждение? Из опыта? Да нифига! Нам не нужно каждый раз измерять расстояние между двумя предметами, а потом по различным кривым, чтобы каждый раз убедиться в правильности этого геометрического суждения. Мы как-то знаем это до всякого опыта. И поэтому во всяком опыте мы можем положиться на это суждение, будучи уверенными, что оно является всеобщим и необходимым для любого возможного опыта.
Иначе говоря, Кант уже «на втором шаге» столкнулся с вопросом о природе математики и математических знаний. Что это за хрень такая? И откуда она берется в нашей голове? Совершенно очевидно, что из опыта она взяться не может - ботанам-математикам не нужен никакой опыт, чтобы рисовать на доске (или даже в своих головах) свои трехэтажные формулы. А потом мы все эти математические и геометрические построения и выкладки ботанов-математиков смело применяем в опыте. И каждый раз убеждаемся, что формулы ботанов-математиков верны. Как такое может быть?
Конечно, для философии этот вопрос не новый. Вопрос о природе математики и математического знания (как и всяких наших знаний) - вопрос давний. Можно сказать, для философии один из основных. И все философы до Канта пытались дать ответ на этот вопрос - начиная с Пифагора и далее. Пифагор, Платон, отчасти Аристотель, неоплатоники и греки известно как на него отвечали: они уверяли, что существует некий объективный божественный мир чисел (а также понятий или форм), который каким-то образом и воплощается в вещах и в нашем мире. А мы своим умом прикасаемся к этому божественному миру и, постигая мир чисел, постигаем математические законы вещей. Но в это уже не верили даже поздние схоласты. Поэтому в новое время философы пытались объяснить существование математики тем, что существует некая мыслящая и мыслимая субстанция - как это, например, сделал Декарт (который был неплохим математиком).
Но Кант понял, что все это глупости. Какие-нибудь язычники или жиды-каббалисты или оккультисты еще могли верить, что где-то существует идеальный божественный мир чисел, знаков и символов. О! Это многие любили! Особенно безмозглые жиды, со своей каббалой. Они в средневековье европейским варварам все мозги засрали своей поганой каббалой (преподнося ее как «великую древнюю мудрость» от Моисея и Соломона)! Но Кант был христианином (пусть и протестантом). И для христианского сознания вся эта языческая или жидовская чушь была неприемлема.
«Нет, ребята! - сказал Кант. - Я во всю эту чушь не верю! Математика, числа и геометрия существуют только в нашем разуме. И больше нигде». А значит, возможность применения математики к эмпирическому опыту, ее всеобщность и необходимость для всякого нашего опыта, нужно объяснить как-то иначе. Ну, Кант и попытался это сделать. В целом - очень неплохо, но при этом Кант все же допустил несколько досадных ошибок. И вот об этом мы и поговорим подробнее далее.