Критика "Критики чистого разума" еще более чистым разумом - 11
Ну, а теперь снова вернемся к философии Канта, и покажем, как разрешаются ее парадоксы с точки зрения нашей философии - то есть философии, в которой философия Канта поставлена на прочные онтологические основания. Начинает свои размышления Кант, как и многие философы до него и после, с рассмотрения предметов познания:
Без сомнения, всякое наше познание начинается с опыта; в самом деле, чем же пробуждалась бы к деятельности познавательная способность, если не предметами, которые действуют на наши чувства и отчасти сами производят представления, отчасти побуждают наш рассудок сравнивать их, связывать или разделять и таким образом перерабатывать грубый материал чувственных впечатлений в познание предметов, называемое опытом? Следовательно, никакое познание не предшествует во времени опыту, оно всегда начинается с опыта.
Это первые фразы, с которых начинается его «Критика чистого разума» (Глава 1, «О различии между чистым и эмпирическим познанием»), и здесь, повторюсь, Кант ничем не отличается от многих других философов. И у Канта здесь пока еще существуют вещи и «предметы познания», которые «действуют на наши чувства» (то есть ощущения). Но затем Кант - как это уже делали до него некоторые философы Нового времени, включая Декарта - «убирает» в этих предметах все, что в них привнесено самим нашим сознанием, и в результате от них не остается ничего. Не остается даже «протяженности», которая еще оставалась у Декарта. И предметы, которые только что были вещами из прекрасного мира среди других реальных вещей - того мира, который можно назвать «миром Аристотеля» - вдруг превращаются в миражи. От них не остается даже обглоданного скелета, ни единой косточки. Остается только вещь-в-себе, которая скорее является неким напоминанием нам об исчезнувшем прекрасном «мире Аристотеля», нежели какой-то реальностью.
И обратной дороги к вещам и предметам уже нет. Вместо них и на их месте теперь возвышается стена призрачной вещи-в-себе, которая то ли есть, то ли нет, и о которой мы ничего не знаем и знать не можем, и поэтому мы начинаем сомневаться даже в существовании этого призрачного миража. И в результате Гегель сошел с ума. Он не смог жить с этой призрачной стеной вещи-в-себе вместо прекрасных вещей прежнего «мира Аристотеля». Но вернуться к вещам ему не удалось, и вместо вещей Гегель выдал нам только какой-то бред, похожий на бред сумасшедшего. Пытались и другие философы, но путь к вещам они так и не нашли. Хайдеггер очень долго и упорно пытался найти обратную дорогу к вещам, но вместо дороги он нашел лишь какие-то тайные узкие тропы и извилистые тропиночки, по которым можно идти лишь крадучись и осторожно, и которые, похоже, были известны только ему самому. Безумный и неистовый Гегель словно бы оглушил всю немецкую философию, и немцы давно уже ходят словно пришибленные.
Такие лица обычно можно было встретить только в доме умалишенных. Но это Гегель, "великий немецкий философ", который занимал должность профессора философии в нескольких ведущих немецких университетах. Не спрашивайте, откуда позднее в Германии взялся Гитлер - если немцы поверили Гегелю, то Гитлеру они, конечно, поверили еще легче.
Но если поставить философию Канта на почву онтологии - и сделать это так, как это сделал я, а не так, как это сделали безумные немцы Фихте, Шеллинг и Гегель - то вещи и «мир Аристотеля» снова возвращаются в наш мир и мир философии. В самом деле, ведь в чем проблема философии Канта? Почему она вызывает такое недоумение, оцепенение и даже ужас? Потому что вещи, со всеми их свойствами - цветами, запахами, вкусами, приятные на ощупь, теплые, как тело спящей женщины, или холодные и бодрящие, как снег русской зимы - теперь уже перестали быть реальными вещами и превратились только в феномены нашего сознания. А это уже совсем другое дело. Ведь никакая картинка голой бабы не сможет нам заменить реальную женщину, теплую, мягкую, горячую, нежную, переменчивую, со всей той настоящей радостью, которую она дает мужчинам и миру. «Верните в мир настоящих баб! И дайте мне кафедру философии в Берлинском университете! Чьорт возмы!» - вот что хотел сказать Гегель своей философией. Но вместо настоящих баб он сам вернул нам лишь какого-то Абсолютного Духа, еще более призрачного, чем кантианская вещь-в-себе, и уже похожего скорее на настоящее приведение, выползшее из головы сошедшего с ума Гегеля.
Да, другие философы тоже пытались снова найти на месте призрачной вещи-в-себе реальные вещи и предметы. Слабоумные еврейчеги вот предлагали провести «трансцендентацию» наших феноменов сознания на то место, где прежде были реальные вещи и где теперь после Канта осталась лишь призрачная стена вещи-в-себе. То есть полагали, что своим мощным еврейским духом и не менее мощным еврейским умишкой они с помощью специального «трансцендентального акта» своего нездорового сознания снова водрузят свойства вещей из нашего сознания на вещь-в-себе, после чего будут делать вид, что это как бы снова «реальные вещи». Но, откровенно говоря, все это смахивает на какой-то онанизм, и полагать, что наше сознание постоянно занимается подобным онанизмом, могли только эти безмозглые еврейчеги.
Это неприятно. Неприятно думать и понимать, что там, где раньше мы находили реальные вещи, теперь существуют только наши феномены сознания. И какими бы прекрасными ни были эти феномены сознания, они останутся только феноменами сознания, а не реальными вещами и предметами из «мира Аристотеля». А нам ведь хочется реальных вещей, с реальными свойствами, реальных женщин с реальными сиськами. Но Кант, - который, как известно, был девственником и никогда не знал женщин, - этого совершенно не понимал, когда он столь последовательно и безжалостно лишил все вещи каких-либо реальных свойств и превратил все эти свойства только в феномены нашего сознания, оставив на месте реальных вещей только призрачную и непостижимую вещь-в-себе.
Но в том-то и дело, что трансцендентность нашего сознания и человека действительно существует, - хотя вовсе не так, как полагали все эти безмозглые еврейчиги-онанисты. Человек - по самой своей природе есть существо трансцендентное и трансцендентальное. Так как он есть не только сознание, но и плоть, и эти две реальности являются одинаково подлинными и настоящими, и человек всегда существуют в этих двух реальностях, он и есть эти две реальности одновременно. А значит, эти две реальности постоянно совершают «трансцендентные переходы» из одного плана реальности в другой. Точнее сказать, человеку (и другим вещам) даже никакого перехода не требуется, так как он всегда есть одновременно эти две реальности - вещь-для и вещь-как-материя, сознание и плоть.
Поэтому человек соприкасается с вещами не только как сознание, но и как плоть, то есть как одна материальная вещь соприкасается с другими материальными вещами, и существует среди этих вещей как одна из них. А это уже совсем другое дело. Это придает и всем нашим феноменам сознания уже совершенно другой онтологический статус. Ведь воображение не есть то же самое, что картина. А картина, на которой изображен пейзаж или портрет, не есть фотография того же пейзажа или портрета. А фотография с пейзажем или портретом вовсе не есть то же самое, что человек или дерево, с которых была сделана эта фотография. А вот другой человек или другое дерево - это уже совсем иное дело, так как они уже находятся в той же реальности и онтологическом плане, что и человек или то дерево, с которых была сделана сделана фотография или нарисована картина.
Поэтому человек как плоть, как вещь-как-материя, уже существуя среди таких же вещей, в этой реальности материальных вещей, уже воспринимает вещи совсем иначе, чем просто как феномены нашего сознания. И совсем иначе он воспринимает все свойства вещей, которые существуют в нашем сознании как феномены. Он все это выносит в мир реальных вещей-как-материи, и феномены нашего сознания уже перестают быть только феноменами нашего сознания - они уже снова становятся свойствами самих вещей. И таким образом и происходит трансцендентальный акт по превращению феноменов нашего сознания в реальные вещи со своими реальными объективными свойствами, и теперь цвета, запахи, теплота, тяжесть и прочие свойства вещей из феноменов нашего сознания превращаются в свойства объективного мира объективных материальных вещей, в котором существует человек. И «мир Аристотеля» снова возвращается и превращается в реальность.