Критика "Критики чистого разума" еще более чистым разумом - 3
Таким образом, предположение, что в любом нашем опыте - в том числе при восприятии наших ощущений от внешних предметов - мы сами оказываем воздействие на вещь-в-себе, является вполне обоснованным и естественным. Конечно, это воздействие разное. Чтобы ощутить вкус яблока, нам нужно его надкусить, и понятно, что яблоко у нас во рту - это уже не совсем то яблоко, как оно существовало само-по-себе до того, как мы сорвали его с дерева и начали есть. А чтобы ощутить теплоту или холод какого-то предмета, нам часто нужно к нему прикоснуться, и если мы будем держать на ладони льдинку, то она начнет таять от воздействия нашего тела.
А вот при восприятии наших слуховых или зрительных ощущений это воздействие на неодушевленные предметы, очевидно, гораздо меньше - ведь вряд ли каждый раз, когда мы отворачиваемся в сторону, предметы на нашем столе пускаются в пляс, а когда мы снова к ним поворачиваемся, они под воздействием нашего строгого взгляда снова мгновенно принимают прежнее место и делают вид, что «ничего такого не было». Какой-нибудь еврейчег вполне может начать строить рожицы, кривляться и затевать какие-нибудь гадости, когда вы повернулись к нему спиной, а когда вы опять повернетесь к нему лицом - он может снова постараться принять вид «приличного человека либеральных взглядов со светлым лицом». Но то - еврейчег. Природа, очевидно, гораздо честнее, и не пытается нас как-то постоянно специально обманывать или притворяться, выдавая себя за что-то другое - по крайней мере, ни в чем подобном она замечена не была, и у нас нет повода для таких подозрений.
К тому же на других людей мы и вообще оказываем гораздо большее воздействие, чем на неодушевленные предметы, и одно наше присутствие или появление или один только наш взгляд может оказывать существенное воздействие на других людей и менять их поведение. А наше появление в лесу, несомненно, окажет воздействие на поведение всех живых существ, которые обитают в этом лесу - птицы начнут галдеть, предупреждая других птиц о появлении человека, зверушки, учуяв наш запах, постараются спрятаться, а какой-нибудь хищник, почувствовав наш след, вполне возможно, решит на нас поохотиться. На неодушевленный мир мы при обычном пассивном восприятии наших ощущений, конечно, оказываем гораздо меньшее воздействие. Впрочем, как известно, в микромире уже даже для того, чтобы «увидеть» какие-то частицы, нам приходится менять этот мир, и какие-нибудь электроны вполне могут «пуститься в пляс» только от одного нашего «взгляда» - то есть под воздействием луча света.
Но и люди, и животные, и неодушевленные предметы, и частицы микромира - это все один и тот же мир, то есть, с точки зрения кантианской теории познания, они все являются вещами-в-себе как предметы нашего познания. А значит, принципы познания этих вещей-в-себе - в целом одни и те же, и из всего нашего опыта мы можем заключить, что даже процесс восприятия наших ощущений не является чисто пассивным процессом, и этот процесс носит двусторонний характер - то есть не только вещь-в-себе оказывает на нас воздействие, порождая в нашем сознании материю ощущений, но мы и сами оказываем встречное воздействие на вещь-в-себе, частично ее изменяя.
А значит, превращение, преображение вещи-в-себе - какова она есть сама по себе, без нас и нашего сознания - в вещь-для - то есть в феномен нашего сознания, в тот мир, в котором мы существуем - происходит уже на этапе восприятия ощущений. И уже в наших ощущениях мы имеем дело не с вещью-самой-по-себе как она есть без нас, а с вещью-в-себе, уже измененной нашим присутствием и воздействием. Мы уже присутствуем в наших ощущениях, и мы уже воспринимаем ощущения от измененной нами вещи-в-себе.
И, в принципе, этот взгляд в целом не сильно противоречит философии самого Канта - ведь Кант и показал в «Критике чистого разума», как вещь-в-себе поэтапно превращается в вещь-для. И мы лишь несколько выходим за пределы нашего опыта ощущений, и теперь утверждаем, что превращение вещи-в-себе в вещь-для происходит даже не на этапе восприятия ощущений, а чуточку раньше - то есть что на нашу чувственность воздействует уже не вещь-в-себе, как она есть без нас, а вещь-в-себе, уже несколько измененная самим нашим присутствием.
Сам Кант этого шага не сделал - отчасти, видимо, желая усилить пафос своей философии, призывая не выходить за пределы нашего сознания и ничего не утверждать о вещи-в-себе, а отчасти из желания сохранить логическую и «научную» строгость своей философской системы, которая запрещала что-то утверждать о вещи-в-себе за пределами нашего сознания и ощущений. Но в результате эта чисто немецкая тупость создала для философии Канта гораздо большие проблемы - так как объяснить из нее, как вещь-в-себе, если она существует сама по себе, тем не менее, воздействует на нашу чувственность - что уже подразумевает наше присутствие, то есть подразумевает, что вещь-в-себе уже не совсем сама по себе - объяснить это из философии самого Канта невозможно. И в результате все эти безмозглые еврейчеги для устранения этого «парадокса» философии Канта пустились в какие-то глупости, то придумывая, как наше сознание якобы выходит за свои пределы, оставаясь тем же сознанием, то придумывая, что эта вещь-в-себе каким-то таинственным образом, вне ощущений, проникает в наше сознание и присутствует в нем «имманентно», или же и вовсе отрицая существование вещи-в-себе, то есть пускаясь в субъективный идеализм. А безумный немец Фихте даже придумал свою «диалектику» развития «Я», из которой потом, словно бы Афродита из пены морской, явился неистовый и еще более безумный немец Гегель.
Но все намного проще, и этот «парадокс» философии Канта устраняется очень легко - для этого нужно лишь перестать быть таким упертым и безумным, как немцы, или таким безмозглым, как еврейчеги. Вещь-в-себе, конечно, никуда не проникает «имманентно», и наше сознание никуда не выходит за свои пределы при восприятии опыта: просто мы своим присутствием, - будучи и сами такой же «вещью», как и другие вещи, и будучи частью этого мира, - уже несколько меняем вещь-в-себе, и уже на этапе восприятия ощущений мы имеем дело с измененной вещью-в-себе, а не с тем, как она существует сама-по-себе, без нас и вне нашего присутствия. Да, для такого утверждения мы несколько выходим за пределы опыта и за пределы философии Канта, но разве может Кант нам это запретить? Наша философия - это нечто большее, чем философия Канта, и мы намерены философию Канта подвергнуть серьезной критике и разгрому.