ФИДБЭК
Чаще всего люди пропадают зимой.
Таксист говорил: замерзают. Выпил, тепло вышло, присел - встал на том свете. Я говорю: не складывается. Морозов не было. Снега много, но тепло, и пахнет водой. Не замерзнешь. А пьяных я не видел. Бывает, конечно, выпил человек, но так, чтобы сесть и замерзнуть? Ну и потом. Пропадают, да. Объявления везде висят. В группах пишут. Но ни одного трупа не нашли. Он мне не ответил ничего. Но я и не ждал.
Сегодня выхожу: у подъезда стоит. Не у двери, а в отдалении, у оградки. На бомжа не похож. Говорит: дверь, пожалуйста, подержите. Я ногу повредил. Не могу быстро.
Смотрю - костыли. Одет не в рванину. Куртка темная, наподобие дубленки, толстой кожей наверх, из рукавов мех торчит, вроде овчины. Штаны черные, на одной ноге сапог, вторая завязана пакетом. Не видел его раньше, но сейчас многие из дома не выходят. Зачем? Никакого смысла. Все привезут, что нужно - унесут. Главное - фидбэк.
Нас учили с детства: никто не хочет ничего другого, потому что ничто не меняется. Выбирать другое незачем. Мне это непонятно, я люблю потрогать, понюхать, решить. Вдруг я захочу? Но негде, возможности нет. У выезда из двора, возле поворота на проспект всю осень висел плакат: «Муки выбора в прошлом!». Счастливая семья, стол ломится от продуктов, на размытом фоне - кухня-робот. В левом нижнем углу форма для фидбэка и логотип Объединенных искусственных интеллектов.
К зиме заменили, теперь там про автоматизированные банковские услуги. Программа «Волшебные деньги» - если у тебя хорошая история, тебе автоматически переводят кредит. Раньше хотя бы спрашивали. Звонили, предлагали. Интересовались мнением. Теперь просто переводят, главное - фидбэк не забудь. Понравилось - не понравилось.
Потребности известны заранее. Есть же группы. Там все пишут про потребности. Оттуда и берут. Любишь колбасу - привезут колбасу. Рассчитают по твоим селфи с едой, сравнят со структурой расходов. Доставка три раза в неделю. Воду привезут, хлеб, овощи привезут, фрукты. Белье тебе привезут, телевизор. Не понравилась модель? Оставь фидбэк. Это залог улучшений и основа экономики. Так учили.
Он переставляет костыли через порог подъезда и я чувствую запах. Старые вещи, немытое тело. Не вонь, а лежалое. Ничего не спрашиваю, не мое дело.
Через час возвращаюсь: сидит на лестнице напротив лифта. На свету видно: бездомный. Дубленка грязная, штаны рваные.
- Ты что здесь делаешь? - говорю. - Уходи.
- Вот, ногу повредил, болит, не могу ходить быстро.
Торопится, слова глотает.
- Уходи. Сейчас приедут за тобой и заберут. Тебе нельзя здесь.
- Я погреться только.
Лифт открывается, выходят двое. Он голову в плечи. Двое проходят мимо, пара, хорошо одетые. У нее шарфик в тон его куртке. Я с соседями не здороваюсь, только если ночью в темноте. Сейчас тоже не стал: много чести. Она говорит:
- Ты посмотри. Опять они здесь. Почему в нашем подъезде всегда? Вызовешь?
Он отвечает:
- Да, сейчас наберу.
Уходят. Хотел догнать и спросить: в смысле, «они»? Ты, шалава, я приличный, у меня работа есть, и еще непонятно, кто. Не стал. С этими спорить еще. Говорю бомжу: уходи. Тебе здесь нельзя. Иди в лес, иди из города, прячься. Воруй еду, живи на теплотрассе, найди заброшенный дом в древне, найди заброшенный поселок возле кладбища, дом с окнами на могилы, исчезни из мира живых и сытых.
Говорю: уходи, пожалуйста, будут неприятности. Они сейчас службу вызовут. Я видел, мужик в карман за телефоном полез.
Он бормочет: да, да, ухожу, вот только нога у меня. Ногу повредил.
- Пропадешь ведь, - говорю. - Зимой люди постоянно пропадают. Хочешь жить - уходи.
И пошел к себе.
Дома включаю ноут. В группе района главная тема: бомж. Там его видели, здесь его видели. На углу проспекта в последний раз. Поговорить больше не о чем. Подхожу к окну: ну все, приехали. Два черных вэна, типа как доставка, только на крышах антенны и красная полоска сбоку.«Специальная служба». Подхожу к двери, открываю - сидит.
-Эй, ты, - говорю. - Давай сюда. Шевелись. Некогда объяснять.
Через полчаса звонок в дверь.
-Сиди, - говорю, - тихо!
Футболку снял, водой себя поплескал, полотенце сверху намотал. Выхожу, открываю:
- Участковый, обход квартир.
Снизу форма, сверху теплая куртка не по уставу, ушанка. Ботинки сухие. А с моих натекло. За плечо мне заглядывает.
- Зарегистрированы?
- Прописка.
- По этому адресу?
- В этом районе.
- Здесь давно проживаете? Больше трех месяцев?
- Меньше, - вру.
Усмехнулся.
- Телефон хозяина квартиры?
- Не знаю. Мы общаемся в группах. Давайте, ваш запишу.
Думаю: буду врать тебе, и ты мне ничего не сделаешь.
Диктует телефон. Записываю на краю счета за электричество. Фамилию он, конечно, разглядел.
Уходит. Смотрю из окна: даже не прячется. В вэн куртку бросил, стоит, курит. Потом залез, завелись и уехали.
Захожу к нему в ванную, говорю: надо ехать. А он там лежит и ногу вытянул на бортик. И у него лодыжка сломана в двух местах.
- Я не чувствую, - говорит, - ничего. Боли не чувствую. Много чего еще не чувствую. С детства. Повреждение амигдалы, миндалевидного тела. Страх, удовольствие, другие эмоции - ничего. Боль тоже. Это с рождения, не лечится. Не могу поэтому оценить, нравится мне или нет. На основании чего? Входной сигнал отсутствует, могу только с чужих слов. Ну усталость вот чувствую. Понимаю, что изможден и нет сил. Голод еще если. А больше ничего.
- Нога болит?
- Не болит, но идти на ней нельзя. Кто приходил?
- Участковый. Только он не настоящий участковый.
- Служба?
Киваю.
- Тогда у нас мало времени. Они придут за мной, но тебе тоже попадет.
- Ты можешь остаться здесь на день или два, пока стихнет.
- Не боишься?
- Никто не узнает.
- Они уже знают. А если нет, то будет скачок расходов. Вдвое больше продуктов. Думаешь, не следят? Твой средний чек в каждом магазине им известен, все данные сходятся в единый центр, любая нестандартная девиация от медианного значения будет замечена. Мониторинг - основа режима. Слежка, если проще. Нормально, если превышаешь средний показатель в пятницу или на праздники, но сегодня вторник. Будут вопросы.
- Я разберусь. И потом: откуда вопросы? Я что, не могу накормить нуждающегося?
- Можешь, но не меня. Я анархист. Не даю фидбэк.
- Я тоже.
- Но ты по блажи, а я ничего не чувствую. Не отличаю одно от другого. Раньше даже Убер не мог оценить - не понимал, как. Ставил наугад, а потом всем пятерки, на этом и сгорел.
- Есть дом под Москвой. Там можешь спрятаться до мая, никто не живет. Потом что-нибудь придумаешь. Идти можешь?
- Далеко не уйдем.
Когда выходим, понимаю: нас ждут. В подъезде. Высокий стоит возле почтовых ящиков, достает листки с рекламными объявлениями и по одному опускает в пластиковую корзину для мусора. Перед тем, как выбросить, читает. Кровля. Сантехника. Ремонт бытовой техники. Уничтожение насекомых. Спасение и жизнь вечная.
Когда подходим к дверям, он все еще читает, как обычный сумасшедший, которого припугнули - ищет в листовках правила фидбэка. Потом дверь открывается: нам навстречу другой. Тоже высокий, улыбается. За стеклянным окошком к подъезду подъезжает вэн, дверца отъезжает в сторону, там участковый. Бежать мы даже не пытаемся.
В микроавтобусе тепло, мы едем с завязанными глазами и пластиковыми стяжками на руках.
Приезжаем и долго идем - сперва по растаявшему снегу снаружи, потом внутри, по гулкому бетону. Затем нас разводят в разные стороны.
Останавливаемся. Дверь. Пахнет тряпкой и хлоркой - запах уничтоженных следов. Заводят, усаживают на стул, руки поверх стола. Развязывают глаза. Небольшой кабинет, я в массивном черном кресле, кресло привинчено к полу. Человек в медицинской маске и голубых резиновых перчатках перерезает пластиковую стяжку, пристегивает мои руки к подлокотникам, приклеивает электроды.
- Вы понимаете, зачем вы здесь?
- Фидбэк, - отвечаю.
- Фидбэк. Вы не даете фидбэк уже десять лет. С одной стороны, вы вредите себе. Не пользуетесь возможностью, которую вам предоставляет государство: избежать выбора. Государство освобождает вас от выбора, тем самым высвобождает ресурс. Силы, энергию. Вы растрачиваете его. С другой стороны, вы поступаете неблагодарно. Ваш выбор предопределен вашими предыдущими выборами, вашим поведением за всю вашу жизнь. Вашим предыдущим опытом. Он записан, исследован и не подлежит изменению - он неприкосновенен. Это достояние государства. Все, что от вас нужно - давать фидбэк. В этом заключается ваше участие в прогрессе. Вы даете фидбэк - система корректирует предложение, становится лучше, развивается. Предлагает вам новые варианты. Запись о вашем опыте изменяется, обогащается нюансами. Без фидбэка развитие невозможно. Улучшение невозможно. Прогресс невозможен. Давать фидбэк - ваш человеческий и гражданский долг.
Человек в маске говорит медленно и четко, как старые речевые роботы. Я знаю заранее, что он скажет, каждый знает это с детства. Фидбэк - мой гражданский долг.
- Что вы со мной сделаете?
- Раньше вас отправили бы в тюрьму. Но государству ваши страдания не нужны. Мы снимем с вас фидбэк в экспресс-режиме. Вы снова проживете вашу жизнь за несколько последних лет. В процессе мы снимем фидбэк. В конце вы можете почувствовать легкую головную боль, она пройдет следующим утром.
- Порево будет? - Спрашиваю.
Молчит. Потом говорит:
- Перед собой смотрите.
Смотрю перед собой. Из потолка выезжает экран. Свет гаснет. Следующие пять часов мне показывают мою жизнь за последние десять лет.
Я с детства догадывался, что этот экран существует. С шести лет жил, как под камерой, как на съемках реалити шоу: за мной наблюдали из окна дома напротив. И вот. Выписки по банковской карте, анализ расходов, анализ активности в социальных сетях, схема моих перемещений по городу, мое лицо на камерах CCTV, мое лицо, снятое через камеру моего мобильного телефона, компьютера, планшета для чтения - я не заклеивал эти глазки, потому что тогда они установили бы другие камеры.
Я смотрел на течение моей жизни и видел, что в ней никогда и ничего не менялось - марка воды, зубной пасты, марка обуви и прочего оставалась той же. Все перемены происходили не со мной: вот бутылочка, которая раньше была зеленой, стала синей. Уменьшился объем упаковки молока. Стала плоской подошва ботинок. Снова появился каблук. Изменилась форма воротника рубашек. Служба такси поменяла интерфейс приложения. Через движения глаз и температуру кожи с меня снимали фидбэк: нравится, не нравится, скорее нравится, затрудняюсь ответить. Как я жил: год сырокопченой колбасы в золотистой упаковке, год красного уголка на коробке с десятком яиц, год черных кроссовок, год белых кроссовок.
Офисы, вокзалы, рестораны, этикетки на бутылках, картины на стенах, интерьеры спортзалов, интерфейсы интернет-магазинов, платный порносайт с животными, платный порносайт без животных, магазин нелегальных веществ, снова записи с камер CCTV.
Друзья, коллеги, проститутки, люди, про которых я никогда не подумал бы, что они проститутки, кандидаты на выборах - лица менялись с годами, появлялись следы возраста и усталости, морщины и взгляды становились жестче, голоса холоднее, через них прорастала суть: здесь все одно и тоже, и ничего не поменять, не найти ничего другого.
Через пять часов экран уезжает вверх. Голова действительно болит. Спрашиваю у человека в маске, когда он отдирает электроды: зачем все это? Кому это нужно? Что это изменит?
- Это не изменит ничего.
- А зачем тогда?
- Для баланса. Стабильности. Система ищет точки бифуркации, когда раздражение достигает критической отметки. Воздействует точечно.
- Но ведь ничего не меняется.
- Цвет упаковки. Раз в три года. У некоторых - чаще. У других реже. Этого достаточно. А так - нет, ничего. - Улыбается.
- Так, хорошо, а этот? Который со мной был?
Молчит.
- С ним что? Сняли с него?
- Технически это оказалось невозможно. Аномалия мозга. Пытались стимулировать. Неудачно. С ним еще работают, но, думаю, вы не увидитесь.
Молчит. Я тоже.
- И что теперь?
- Можете идти.
- Отвезете меня?
- Вниз по коридору будет дверь, из нее направо. Дорога одна, через два километра - автобусная остановка. Двадцать минут - там метро.
Выхожу из комнаты с экранами. Голова болит и кружится. Иду вниз, к светящейся двери. Позади в отдалении лязгает металл - через порог перекатывают тележку или каталку с тяжелым предметом. Звук играет в длинном пространстве коридора и глухо отражается от стен. На автобусе, я, конечно, не поеду. Вызову такси.
На улице снег, но тепло и пахнет водой.
Таксист говорил: замерзают. Выпил, тепло вышло, присел - встал на том свете. Я говорю: не складывается. Морозов не было. Снега много, но тепло, и пахнет водой. Не замерзнешь. А пьяных я не видел. Бывает, конечно, выпил человек, но так, чтобы сесть и замерзнуть? Ну и потом. Пропадают, да. Объявления везде висят. В группах пишут. Но ни одного трупа не нашли. Он мне не ответил ничего. Но я и не ждал.
Сегодня выхожу: у подъезда стоит. Не у двери, а в отдалении, у оградки. На бомжа не похож. Говорит: дверь, пожалуйста, подержите. Я ногу повредил. Не могу быстро.
Смотрю - костыли. Одет не в рванину. Куртка темная, наподобие дубленки, толстой кожей наверх, из рукавов мех торчит, вроде овчины. Штаны черные, на одной ноге сапог, вторая завязана пакетом. Не видел его раньше, но сейчас многие из дома не выходят. Зачем? Никакого смысла. Все привезут, что нужно - унесут. Главное - фидбэк.
Нас учили с детства: никто не хочет ничего другого, потому что ничто не меняется. Выбирать другое незачем. Мне это непонятно, я люблю потрогать, понюхать, решить. Вдруг я захочу? Но негде, возможности нет. У выезда из двора, возле поворота на проспект всю осень висел плакат: «Муки выбора в прошлом!». Счастливая семья, стол ломится от продуктов, на размытом фоне - кухня-робот. В левом нижнем углу форма для фидбэка и логотип Объединенных искусственных интеллектов.
К зиме заменили, теперь там про автоматизированные банковские услуги. Программа «Волшебные деньги» - если у тебя хорошая история, тебе автоматически переводят кредит. Раньше хотя бы спрашивали. Звонили, предлагали. Интересовались мнением. Теперь просто переводят, главное - фидбэк не забудь. Понравилось - не понравилось.
Потребности известны заранее. Есть же группы. Там все пишут про потребности. Оттуда и берут. Любишь колбасу - привезут колбасу. Рассчитают по твоим селфи с едой, сравнят со структурой расходов. Доставка три раза в неделю. Воду привезут, хлеб, овощи привезут, фрукты. Белье тебе привезут, телевизор. Не понравилась модель? Оставь фидбэк. Это залог улучшений и основа экономики. Так учили.
Он переставляет костыли через порог подъезда и я чувствую запах. Старые вещи, немытое тело. Не вонь, а лежалое. Ничего не спрашиваю, не мое дело.
Через час возвращаюсь: сидит на лестнице напротив лифта. На свету видно: бездомный. Дубленка грязная, штаны рваные.
- Ты что здесь делаешь? - говорю. - Уходи.
- Вот, ногу повредил, болит, не могу ходить быстро.
Торопится, слова глотает.
- Уходи. Сейчас приедут за тобой и заберут. Тебе нельзя здесь.
- Я погреться только.
Лифт открывается, выходят двое. Он голову в плечи. Двое проходят мимо, пара, хорошо одетые. У нее шарфик в тон его куртке. Я с соседями не здороваюсь, только если ночью в темноте. Сейчас тоже не стал: много чести. Она говорит:
- Ты посмотри. Опять они здесь. Почему в нашем подъезде всегда? Вызовешь?
Он отвечает:
- Да, сейчас наберу.
Уходят. Хотел догнать и спросить: в смысле, «они»? Ты, шалава, я приличный, у меня работа есть, и еще непонятно, кто. Не стал. С этими спорить еще. Говорю бомжу: уходи. Тебе здесь нельзя. Иди в лес, иди из города, прячься. Воруй еду, живи на теплотрассе, найди заброшенный дом в древне, найди заброшенный поселок возле кладбища, дом с окнами на могилы, исчезни из мира живых и сытых.
Говорю: уходи, пожалуйста, будут неприятности. Они сейчас службу вызовут. Я видел, мужик в карман за телефоном полез.
Он бормочет: да, да, ухожу, вот только нога у меня. Ногу повредил.
- Пропадешь ведь, - говорю. - Зимой люди постоянно пропадают. Хочешь жить - уходи.
И пошел к себе.
Дома включаю ноут. В группе района главная тема: бомж. Там его видели, здесь его видели. На углу проспекта в последний раз. Поговорить больше не о чем. Подхожу к окну: ну все, приехали. Два черных вэна, типа как доставка, только на крышах антенны и красная полоска сбоку.«Специальная служба». Подхожу к двери, открываю - сидит.
-Эй, ты, - говорю. - Давай сюда. Шевелись. Некогда объяснять.
Через полчаса звонок в дверь.
-Сиди, - говорю, - тихо!
Футболку снял, водой себя поплескал, полотенце сверху намотал. Выхожу, открываю:
- Участковый, обход квартир.
Снизу форма, сверху теплая куртка не по уставу, ушанка. Ботинки сухие. А с моих натекло. За плечо мне заглядывает.
- Зарегистрированы?
- Прописка.
- По этому адресу?
- В этом районе.
- Здесь давно проживаете? Больше трех месяцев?
- Меньше, - вру.
Усмехнулся.
- Телефон хозяина квартиры?
- Не знаю. Мы общаемся в группах. Давайте, ваш запишу.
Думаю: буду врать тебе, и ты мне ничего не сделаешь.
Диктует телефон. Записываю на краю счета за электричество. Фамилию он, конечно, разглядел.
Уходит. Смотрю из окна: даже не прячется. В вэн куртку бросил, стоит, курит. Потом залез, завелись и уехали.
Захожу к нему в ванную, говорю: надо ехать. А он там лежит и ногу вытянул на бортик. И у него лодыжка сломана в двух местах.
- Я не чувствую, - говорит, - ничего. Боли не чувствую. Много чего еще не чувствую. С детства. Повреждение амигдалы, миндалевидного тела. Страх, удовольствие, другие эмоции - ничего. Боль тоже. Это с рождения, не лечится. Не могу поэтому оценить, нравится мне или нет. На основании чего? Входной сигнал отсутствует, могу только с чужих слов. Ну усталость вот чувствую. Понимаю, что изможден и нет сил. Голод еще если. А больше ничего.
- Нога болит?
- Не болит, но идти на ней нельзя. Кто приходил?
- Участковый. Только он не настоящий участковый.
- Служба?
Киваю.
- Тогда у нас мало времени. Они придут за мной, но тебе тоже попадет.
- Ты можешь остаться здесь на день или два, пока стихнет.
- Не боишься?
- Никто не узнает.
- Они уже знают. А если нет, то будет скачок расходов. Вдвое больше продуктов. Думаешь, не следят? Твой средний чек в каждом магазине им известен, все данные сходятся в единый центр, любая нестандартная девиация от медианного значения будет замечена. Мониторинг - основа режима. Слежка, если проще. Нормально, если превышаешь средний показатель в пятницу или на праздники, но сегодня вторник. Будут вопросы.
- Я разберусь. И потом: откуда вопросы? Я что, не могу накормить нуждающегося?
- Можешь, но не меня. Я анархист. Не даю фидбэк.
- Я тоже.
- Но ты по блажи, а я ничего не чувствую. Не отличаю одно от другого. Раньше даже Убер не мог оценить - не понимал, как. Ставил наугад, а потом всем пятерки, на этом и сгорел.
- Есть дом под Москвой. Там можешь спрятаться до мая, никто не живет. Потом что-нибудь придумаешь. Идти можешь?
- Далеко не уйдем.
Когда выходим, понимаю: нас ждут. В подъезде. Высокий стоит возле почтовых ящиков, достает листки с рекламными объявлениями и по одному опускает в пластиковую корзину для мусора. Перед тем, как выбросить, читает. Кровля. Сантехника. Ремонт бытовой техники. Уничтожение насекомых. Спасение и жизнь вечная.
Когда подходим к дверям, он все еще читает, как обычный сумасшедший, которого припугнули - ищет в листовках правила фидбэка. Потом дверь открывается: нам навстречу другой. Тоже высокий, улыбается. За стеклянным окошком к подъезду подъезжает вэн, дверца отъезжает в сторону, там участковый. Бежать мы даже не пытаемся.
В микроавтобусе тепло, мы едем с завязанными глазами и пластиковыми стяжками на руках.
Приезжаем и долго идем - сперва по растаявшему снегу снаружи, потом внутри, по гулкому бетону. Затем нас разводят в разные стороны.
Останавливаемся. Дверь. Пахнет тряпкой и хлоркой - запах уничтоженных следов. Заводят, усаживают на стул, руки поверх стола. Развязывают глаза. Небольшой кабинет, я в массивном черном кресле, кресло привинчено к полу. Человек в медицинской маске и голубых резиновых перчатках перерезает пластиковую стяжку, пристегивает мои руки к подлокотникам, приклеивает электроды.
- Вы понимаете, зачем вы здесь?
- Фидбэк, - отвечаю.
- Фидбэк. Вы не даете фидбэк уже десять лет. С одной стороны, вы вредите себе. Не пользуетесь возможностью, которую вам предоставляет государство: избежать выбора. Государство освобождает вас от выбора, тем самым высвобождает ресурс. Силы, энергию. Вы растрачиваете его. С другой стороны, вы поступаете неблагодарно. Ваш выбор предопределен вашими предыдущими выборами, вашим поведением за всю вашу жизнь. Вашим предыдущим опытом. Он записан, исследован и не подлежит изменению - он неприкосновенен. Это достояние государства. Все, что от вас нужно - давать фидбэк. В этом заключается ваше участие в прогрессе. Вы даете фидбэк - система корректирует предложение, становится лучше, развивается. Предлагает вам новые варианты. Запись о вашем опыте изменяется, обогащается нюансами. Без фидбэка развитие невозможно. Улучшение невозможно. Прогресс невозможен. Давать фидбэк - ваш человеческий и гражданский долг.
Человек в маске говорит медленно и четко, как старые речевые роботы. Я знаю заранее, что он скажет, каждый знает это с детства. Фидбэк - мой гражданский долг.
- Что вы со мной сделаете?
- Раньше вас отправили бы в тюрьму. Но государству ваши страдания не нужны. Мы снимем с вас фидбэк в экспресс-режиме. Вы снова проживете вашу жизнь за несколько последних лет. В процессе мы снимем фидбэк. В конце вы можете почувствовать легкую головную боль, она пройдет следующим утром.
- Порево будет? - Спрашиваю.
Молчит. Потом говорит:
- Перед собой смотрите.
Смотрю перед собой. Из потолка выезжает экран. Свет гаснет. Следующие пять часов мне показывают мою жизнь за последние десять лет.
Я с детства догадывался, что этот экран существует. С шести лет жил, как под камерой, как на съемках реалити шоу: за мной наблюдали из окна дома напротив. И вот. Выписки по банковской карте, анализ расходов, анализ активности в социальных сетях, схема моих перемещений по городу, мое лицо на камерах CCTV, мое лицо, снятое через камеру моего мобильного телефона, компьютера, планшета для чтения - я не заклеивал эти глазки, потому что тогда они установили бы другие камеры.
Я смотрел на течение моей жизни и видел, что в ней никогда и ничего не менялось - марка воды, зубной пасты, марка обуви и прочего оставалась той же. Все перемены происходили не со мной: вот бутылочка, которая раньше была зеленой, стала синей. Уменьшился объем упаковки молока. Стала плоской подошва ботинок. Снова появился каблук. Изменилась форма воротника рубашек. Служба такси поменяла интерфейс приложения. Через движения глаз и температуру кожи с меня снимали фидбэк: нравится, не нравится, скорее нравится, затрудняюсь ответить. Как я жил: год сырокопченой колбасы в золотистой упаковке, год красного уголка на коробке с десятком яиц, год черных кроссовок, год белых кроссовок.
Офисы, вокзалы, рестораны, этикетки на бутылках, картины на стенах, интерьеры спортзалов, интерфейсы интернет-магазинов, платный порносайт с животными, платный порносайт без животных, магазин нелегальных веществ, снова записи с камер CCTV.
Друзья, коллеги, проститутки, люди, про которых я никогда не подумал бы, что они проститутки, кандидаты на выборах - лица менялись с годами, появлялись следы возраста и усталости, морщины и взгляды становились жестче, голоса холоднее, через них прорастала суть: здесь все одно и тоже, и ничего не поменять, не найти ничего другого.
Через пять часов экран уезжает вверх. Голова действительно болит. Спрашиваю у человека в маске, когда он отдирает электроды: зачем все это? Кому это нужно? Что это изменит?
- Это не изменит ничего.
- А зачем тогда?
- Для баланса. Стабильности. Система ищет точки бифуркации, когда раздражение достигает критической отметки. Воздействует точечно.
- Но ведь ничего не меняется.
- Цвет упаковки. Раз в три года. У некоторых - чаще. У других реже. Этого достаточно. А так - нет, ничего. - Улыбается.
- Так, хорошо, а этот? Который со мной был?
Молчит.
- С ним что? Сняли с него?
- Технически это оказалось невозможно. Аномалия мозга. Пытались стимулировать. Неудачно. С ним еще работают, но, думаю, вы не увидитесь.
Молчит. Я тоже.
- И что теперь?
- Можете идти.
- Отвезете меня?
- Вниз по коридору будет дверь, из нее направо. Дорога одна, через два километра - автобусная остановка. Двадцать минут - там метро.
Выхожу из комнаты с экранами. Голова болит и кружится. Иду вниз, к светящейся двери. Позади в отдалении лязгает металл - через порог перекатывают тележку или каталку с тяжелым предметом. Звук играет в длинном пространстве коридора и глухо отражается от стен. На автобусе, я, конечно, не поеду. Вызову такси.
На улице снег, но тепло и пахнет водой.