Начало смотрите ЗДЕСЬНесмотря на жёсткость лагерного быта, ребята из Техноложки (за журнал "Колокол" их прозвали "колокольчиками"), сохранили верность идеалам и дружбу, приобрели немало новых друзей
( Read more... )
Re: Лев Друскин, "Спасенная книга"akcJune 4 2010, 01:13:15 UTC
"...Я хорошо помню эти дни - ледяной ветер отчаянья и стыда. За себя и за чехов. Прости меня, Чехия, и за чехов. Что за манера пускать к себе оккупантов - то немцев, то нас? Ведь у них была регулярная армия! Ну, конечно, мы бы их разбили, но день-два они бы сражались, и весь мир явно, бесспорно видел бы, что это оккупация. Цветаева писала: Но пока есть во рту слюна - вся страна вооружена. Я не мог с ней согласиться. Что за оружие слюна? Ничего, утремся.
Так думал я и тут же грубо себя одергивал: - Заткнись! Какое право имеешь ты. оккупант, рассуждать, как должен был себя вести оккупированный тобой народ? Да, тобой, потому что ты частица своего народа, выступившего в роли жандарма, душителя и палача. А что сделал ты, ты сам? Повозмущался в узкой безопасной компании? И все? Ах, ты еще написал стихи? "Не вынесла душа поэта"? Ну что ж, приведи их, если хочешь, в свое утешение, высунь хоть ненадолго голову из грязи.
Ты теперь товарищ мой и брат, гитлеровской армии солдат. Я напьюсь воды из синей Влтавы, молодой и сильный как гроза, и девчонка, родом из Остравы, плюнет мне в бесстыжие глаза. Я увижу площадь городскую в острых шпилях, в острой тишине, и рука словака нарисует свастику на танковой броне. Я войду в собор Святого Витта, в полутьме пристроить пулемет, а когда я выйду деловито, у порога встречу весь народ. И тогда я автомат тяжелый вскину по приказу из Кремля... И поднимут кулаки костелы, и завоет чешская земля... Ты теперь товарищ мой и брат, гитлеровской армии солдат.
А сейчас вспомни, пожалуйста, как ты записал это стихотворение.
Ты теперь товарищ мой и брат, Ленинградской армии комбат. Я напьюсь воды из синей речки, Иолодой и сильный, как гроза, и девчонка, родом из местечка, глянет мне в красивые глаза...
Вот так я его записывал - из осторожности или из трусости, не все ли равно?"
Что за манера пускать к себе оккупантов - то немцев, то нас?
Ведь у них была регулярная армия! Ну, конечно, мы бы их разбили, но день-два они бы сражались, и весь мир явно, бесспорно видел бы, что это оккупация.
Цветаева писала:
Но пока есть во рту слюна -
вся страна вооружена.
Я не мог с ней согласиться.
Что за оружие слюна? Ничего, утремся.
Так думал я и тут же грубо себя одергивал:
- Заткнись! Какое право имеешь ты. оккупант, рассуждать, как должен был себя вести оккупированный тобой народ?
Да, тобой, потому что ты частица своего народа, выступившего в роли жандарма, душителя и палача.
А что сделал ты, ты сам? Повозмущался в узкой безопасной компании? И все?
Ах, ты еще написал стихи? "Не вынесла душа поэта"? Ну что ж, приведи их, если хочешь, в свое утешение, высунь хоть ненадолго голову из грязи.
Ты теперь товарищ мой и брат,
гитлеровской армии солдат.
Я напьюсь воды из синей Влтавы,
молодой и сильный как гроза,
и девчонка, родом из Остравы,
плюнет мне в бесстыжие глаза.
Я увижу площадь городскую
в острых шпилях, в острой тишине,
и рука словака нарисует
свастику на танковой броне.
Я войду в собор Святого Витта,
в полутьме пристроить пулемет,
а когда я выйду деловито,
у порога встречу весь народ.
И тогда я автомат тяжелый
вскину по приказу из Кремля...
И поднимут кулаки костелы,
и завоет чешская земля...
Ты теперь товарищ мой и брат,
гитлеровской армии солдат.
А сейчас вспомни, пожалуйста, как ты записал это стихотворение.
Ты теперь товарищ мой и брат,
Ленинградской армии комбат.
Я напьюсь воды из синей речки,
Иолодой и сильный, как гроза,
и девчонка, родом из местечка,
глянет мне в красивые глаза...
Вот так я его записывал - из осторожности или из трусости, не все ли равно?"
Reply
Reply
Leave a comment