Как закалялась сталь :) Ремейк
Городок, в котором я выросла, он маленький такой... Когда-то в мохнатом году, не соврать, ещё до моего рождения, он получил статус города. Для этого пришлось посчитать жителей всех окрестных улусов, деревень и хуторов, а также, я думаю, оленей, ездовых собак и дойных кур... Потому что набрать надо было 30 тысяч.
А реально там в самом городке на сейчас что-то около 19 тысяч народу. Остаётся только догадываться, кого посчитали в своё время для статуса. Ну, чисто как в Красноярске до миллиона :)
Так я о чём... Вдоль дорог там были канавки везде. Тогда они были мне чуть ли не по пояс, а сейчас стали по щиколотку: я выросла, канавки затянулись, заново их никто не углубляет... И назывались они куветы :) Нет, по идее, конечно, кюветы, слово-то французское. Но кто там, в той Абазе, знает французский язык? Тем более в 70-х годах прошлого, страшно сказать, тысячелетия.
Осенью в канавках стояли лужи, зимой туда сваливали снег с дороги, а весной вся эта красота подтаивала днём в оттепель и замерзала к ночи. А в заморозки так и вовсе покрывалась ледяным панцирем.
И самый был восторг по этим заледеневшим куветам носиться после школы! С разбегу так - вж-ж-ж-жик! - и от берега до берега летишь птичкой, тока столбики мелькают!
А потом - дрынц! И лёд проваливается. И ты уже на дне, так сказать. На дне французского кювета в частности и на дне жизни вообще... Потому что за мокрые штаны-колготки, за сапоги, налитые до краёв, за цыпки на руках и за неудовлетворительное поведение папенька с маменькой имеют желание выписать люлей. Моральных. И материальных, которые на букву «р». И желание это своё изуверское сдерживать нипочём не хотят. Привилегии «белого человека» в джунглях бытия: взрослый - царь зверей, повелитель ремня и гроза детских поп.
И вот ты выгребаешься из этой своей Венеции, мокрый, как селёдка, и покаянно телепаешься к дому. А там уж в окне светлый маменькин лик виднеется над геранями. И ничего хорошего тебе не сулит неприветливое выражение этого лица. И потом уже, само собой, разлюли тебя в рванину, и в так, и в перетак, и в разэдак, и чтоб ты уже там утонула, а когда утонешь - домой не приходи! Сымай штаны, поганка, носки стягивай! Паразитка ты и паскуда, у других дети как дети, а эту падлу так в лужи и тянет, так и тянет, как свинью! Завтра в школу с голой жопой пойдёшь, колготки изгваздала, а стирать я тебе не буду, вот так вот и пойдёшь! И руки все в цыпках, распроедрит твою кобылу, счас же руки мой и мажь глицерином!
Потом ещё и поджопника, это уж само собой, как без поджопника... И ремень тут, под рукой, это уж завсегда милое дело. Пару раз с оттяжечкой, чтоб неповадно. И больно, и страшно, и обидно, а ничё не поделаешь: порядок такой в мироздании, и не нами заведён. По детской жопе за всякую провинность против взрослого соображения прилетать дОлжно. Иначе всё, пипец Вселенной, рухнет гармония мира... «Нас так рОстили, мы так рОстим! И никаких гвоздей!»
Потом уж тазик с горячей водой и горчицей, чай с малиновым вареньем - и под одеяло. Лежи, потей и не вякай...
...А завтра, ну, хорошо, послезавтра - глядь, а ты уж опять несёшься с ветерком по заледенелой канавке, тока столбики мелькают.
...А как-то раз на чужой-то канавке, у Колохматовского дома, где совсем глубоко, - и ведь чуть не утонула. Понёс леший в чужие моря.
А дядь-Вова-Колохматов свою канавку-то чистил и углублял, чтоб дом не топило... Вот туда и ухнула. А на дне - лёд. На глубине-то. И может даже чудовища какие, и может даже акулы... Но до акул дело не дошло, потому как оскользнулась об лёд и прям вот фасадной частью организма ушла с головой. А вода ледяная. А плавать не умею, да и негде там, по хорошему-то, плавать. Так только. Захлебнуться в чайной чашке с перепугу.
Добывал меня оттудова вот он самый, дядь-Вова-Колохматов. Из окна увидел крушение «Титаника» в личной акватории. Добыл, отряхнул, отвёл домой. А там уж, само собой, всё по сценарию: и мать-перемать, и поджопника, и ремня, и глицерин на цыпки, и «Завтра в школу пойдёшь с голой жопой, засранка!». И тазик с горчицей.
А назавтра, само собой, бронхит. Синий мартовский рассвет за окнами, слёзы, сохнущие в глазах от температуры, доктор со «слушалкой», оладьи с вареньем, диафильмы на стенке...
Канавки-то французские мне теперь только по лодыжку. И я выросла, и канавки давно никто не чистит. Буквально негде со вкусом утопиться :)
А реально там в самом городке на сейчас что-то около 19 тысяч народу. Остаётся только догадываться, кого посчитали в своё время для статуса. Ну, чисто как в Красноярске до миллиона :)
Так я о чём... Вдоль дорог там были канавки везде. Тогда они были мне чуть ли не по пояс, а сейчас стали по щиколотку: я выросла, канавки затянулись, заново их никто не углубляет... И назывались они куветы :) Нет, по идее, конечно, кюветы, слово-то французское. Но кто там, в той Абазе, знает французский язык? Тем более в 70-х годах прошлого, страшно сказать, тысячелетия.
Осенью в канавках стояли лужи, зимой туда сваливали снег с дороги, а весной вся эта красота подтаивала днём в оттепель и замерзала к ночи. А в заморозки так и вовсе покрывалась ледяным панцирем.
И самый был восторг по этим заледеневшим куветам носиться после школы! С разбегу так - вж-ж-ж-жик! - и от берега до берега летишь птичкой, тока столбики мелькают!
А потом - дрынц! И лёд проваливается. И ты уже на дне, так сказать. На дне французского кювета в частности и на дне жизни вообще... Потому что за мокрые штаны-колготки, за сапоги, налитые до краёв, за цыпки на руках и за неудовлетворительное поведение папенька с маменькой имеют желание выписать люлей. Моральных. И материальных, которые на букву «р». И желание это своё изуверское сдерживать нипочём не хотят. Привилегии «белого человека» в джунглях бытия: взрослый - царь зверей, повелитель ремня и гроза детских поп.
И вот ты выгребаешься из этой своей Венеции, мокрый, как селёдка, и покаянно телепаешься к дому. А там уж в окне светлый маменькин лик виднеется над геранями. И ничего хорошего тебе не сулит неприветливое выражение этого лица. И потом уже, само собой, разлюли тебя в рванину, и в так, и в перетак, и в разэдак, и чтоб ты уже там утонула, а когда утонешь - домой не приходи! Сымай штаны, поганка, носки стягивай! Паразитка ты и паскуда, у других дети как дети, а эту падлу так в лужи и тянет, так и тянет, как свинью! Завтра в школу с голой жопой пойдёшь, колготки изгваздала, а стирать я тебе не буду, вот так вот и пойдёшь! И руки все в цыпках, распроедрит твою кобылу, счас же руки мой и мажь глицерином!
Потом ещё и поджопника, это уж само собой, как без поджопника... И ремень тут, под рукой, это уж завсегда милое дело. Пару раз с оттяжечкой, чтоб неповадно. И больно, и страшно, и обидно, а ничё не поделаешь: порядок такой в мироздании, и не нами заведён. По детской жопе за всякую провинность против взрослого соображения прилетать дОлжно. Иначе всё, пипец Вселенной, рухнет гармония мира... «Нас так рОстили, мы так рОстим! И никаких гвоздей!»
Потом уж тазик с горячей водой и горчицей, чай с малиновым вареньем - и под одеяло. Лежи, потей и не вякай...
...А завтра, ну, хорошо, послезавтра - глядь, а ты уж опять несёшься с ветерком по заледенелой канавке, тока столбики мелькают.
...А как-то раз на чужой-то канавке, у Колохматовского дома, где совсем глубоко, - и ведь чуть не утонула. Понёс леший в чужие моря.
А дядь-Вова-Колохматов свою канавку-то чистил и углублял, чтоб дом не топило... Вот туда и ухнула. А на дне - лёд. На глубине-то. И может даже чудовища какие, и может даже акулы... Но до акул дело не дошло, потому как оскользнулась об лёд и прям вот фасадной частью организма ушла с головой. А вода ледяная. А плавать не умею, да и негде там, по хорошему-то, плавать. Так только. Захлебнуться в чайной чашке с перепугу.
Добывал меня оттудова вот он самый, дядь-Вова-Колохматов. Из окна увидел крушение «Титаника» в личной акватории. Добыл, отряхнул, отвёл домой. А там уж, само собой, всё по сценарию: и мать-перемать, и поджопника, и ремня, и глицерин на цыпки, и «Завтра в школу пойдёшь с голой жопой, засранка!». И тазик с горчицей.
А назавтра, само собой, бронхит. Синий мартовский рассвет за окнами, слёзы, сохнущие в глазах от температуры, доктор со «слушалкой», оладьи с вареньем, диафильмы на стенке...
Канавки-то французские мне теперь только по лодыжку. И я выросла, и канавки давно никто не чистит. Буквально негде со вкусом утопиться :)