Долина Фанареи, как и раньше, оглашалась звонкими воплями и конским топотом.
- Атей, тебе гол! Ха-ха-ха! - молодой скиф весело поднял коня на дыбы.
- Колаксай, ты негодяй! Я за перевалом слежу, а ты тут бесишься! Ты на посту или как? - возмутился его старший товарищ.
- Пойти еще Митридату стукани, горе-вратарь! - снова захохотал Колаксай.
- Я заодно ему расскажу, как вы тут квасите по вечерам всей компанией! - не растерялся Атей.
- Неразбавленное не повредит, это только для храбрости, - убежденно заявил Колаксай. Остальные скифы горячо поддержали его.
Атей вздохнул. Ему не нравилось, что охранный отряд относится к службе так легкомысленно.
Внезапно в близлежащих зарослях раздался треск ломаемых веток, и вскоре
перед удивленными скифами появился большой пятнистый олень. Животное выскочило на поляну, испуганно озираясь по сторонам.
- Твою Тавриду! - присвистнул Колаксай. - Не иначе как его кто-то сюда выгнал.
Скиф оказался прав: треск веток раздался снова, и на поляну выбежала компания (человек пятнадцать) каппадокийцев из числа тех, что недавно были набраны в пехоту и ничуть не умели воевать.
- Вы что, сдурели? - рявкнул Атей. - Может, сразу к римлянам в гости пойдете? А ну в казармы!
Разгоряченные каппадокийцы не слушали его; олень ломанулся обратно в чащу, и пехотинцы бросились за ним.
- Вот бестолочь желторотая! - выплюнул скиф и резко развернул коня.
- Куда ты, Атей? - изумился Колаксай.
- Стучать Митридату! - ответит тот, пришпоривая коня. - Ты за старшего!
- Ух ты... - удивленно произнес Колаксай и оглянулся вокруг
Римляне, по обыкновению, скучали в лагере. Лукулл, также по обыкновению, пребывал в печальных раздумьях. Тут невдалеке от вала послышались вопли, улюлюканье, топот и хруст несчастной понтийской растительности.
- Совсем оборзели проклятые понтийцы, - грустно вздохнул Марк, - уже под боком у нас вакханалии устраивают.
- Не, ну это вообще уже, - возмутился Спурий. - Ни стыда, ни совести! Я понимаю, что они у себя в стране, но уважение какое-то должно быть!
- Ребята! - крикнул Гай. - Пнём военного трибуна и идем бить вражьи морды!
Идея всем понравилась, предупреждать Лукулла не сочли необходимым. Военный трибун идею тоже поддержал, и вскоре остатки Первого легиона (из-за высокого уровня дезертирства в нем было отнюдь не 4800 легионариев и даже не 3000) выбежали из лагеря. Оленю, таким образом, повезло, а вот каппадокийцам - не очень. Но тут им пришел на помощь Колаксай со своим отрядом; скифы изрядно потоптали и без того потрепанный легион. На шум стычки появилось еще некоторое количество римской пехоты и даже кавалерии. Затем прибежали каппадокийцы во главе с Таксилом, но, ясное дело, понтийской пехоте с римской было не равняться. Тут земля затряслась, а с веток попадали птицы - это заявились понтийские катафрактарии возглавляемые...нет, не гиппархом Менандром, а очень даже Митридатом, у которого чесались руки и копье. Римляне при виде этой компании впали в дикий шок и, подгоняемые копьями, забежали обратно в лагерь. Понтийцы уже собрались расслабиться и идти домой, но тут ворота римского лагеря открылись и оттуда опять вывалились римляне.
- Их, наверно, с той стороны Лукулл пнул, - догадался Митридат и отдал приказ: - Так, всем делать вид, что нас это не касается, и бежать в Кабиры! Кто не добежит, я не виноват!
В итоге понтийцы успешно добежали до лагеря, а Лукулл думал, что это его солдаты обратили их в бегство. На самом деле понтийская тактика учитывала особенности обеих армий и потому не предполагала открытого сражения с римлянами... в общем, если цитировать автора понтийской тактики, неподражаемого М.Е., то «с этой, блин, безалаберной пехотой только на КВН выступать, а не воевать». Римляне гнались за ними до самых Кабир и даже постояли немного у вала, пока туда не поднялся Фарнак и вежливо не предложил им пойти спать, поелику сейчас Митридат запустит катапульту. Воины Республики с удовольствием послушались.
А в лагере Первый легион заставили в одних туниках, да еще и без пояса, копать ров в двенадцать футов длиной. Так Лукулл наказал их за то, что они начали бегство (о том, что они начали также и битву, он не вспомнил).
- Тупая война, тупой Понт, тупой Лукулл, - причитал Марк.
Остальные воины не смеялись, а скорее сочувствовали. Война потихоньку теряла для них смысл.
Примерно в это время в родной лагерь вернулся Олтак. В бестолковой стычке он не участвовал, но знаменитого оленя по дороге встретил. Рогатый зверь скрылся в горах Париандра, а Олтак успешно доехал до Кабир. Там он сделал из оленя мем, а из предателя Собадака - отбивную.
Как уже было сказано в повествовании, легат Сорнатий во главе десяти когорт отправился за продовольствием. Отправился он в Каппадокию, к союзнику Лукулла царю Ариобарзану. На него можно было безоговорочно рассчитывать хотя бы потому, что Ариобарзан люто ненавидел Митридата за его наглые притязания на бедную Каппадокию. В время оно в Каппадокии регулярно менялись правители (чередовались креатуры Митридата с законными династами), и вот наконец на престоле относительно прочно утвердился Ариобарзан. Залог этой относительной прочности на данный момент заключался в Лукулле и его армии, так что отказа в помощи от каппадокийского царя жать не приходилось. Другая проблема была, собственно, в наглом понтийском царе, а точнее, в его коннице. Лукулл молился всем римским богам, чтобы те помогли ему добыть продовольствие.
Наглая понтийская конница не оставила Сорнатия без внимания; гиппарх Менандр атаковал римлян. Но римская пехота оказалась не хуже понтийской конницы, и Сорнатию удалось отразить нападение. Зато Менандр его так потрепал, что бедняге пришлось возвращаться с недобитыми римлянами обратно в лагерь. Паек легионария теперь напоминал дневную порцию жителей Пергама в период проконсульства Мания Аквилия. Лукулл же отправил за продовольствием другого полководца - весельчака и удальца Марка Фабия Адриана.
Митридат тоже был повержен в глубокую печаль - он был о своей коннице лучшего мнения. Менандр был оставлен в лагере, а трепать нервы Адриану отправились знаменитые Таксил и Диофант - не только с конницей, но и с пехотой. Царь знал, что пехота у него еще хуже, чем конница, но все-таки надеялся на Диофанта с Таксилом. Однако такого маразма, который случился в одном горном ущелье, не могли предвидеть ни прославленные понтийские стратеги, ни их не менее прославленный правитель.
Место для засады выбирал Диофант, и выбор был весьма удачен (как и все, что доселе делал Диофант). Римляне набрали всяких вкусняшек у Ариобарзана и должны были возвращаться через узкое ущелье; стратеги хотели атаковать их на выходе из ущелья и попросту раздавить конницей. Это был хороший план, в котором не учли одну мелочь: тупую пехоту. Пехота была набрана год назад и за это время научилась быстро есть, просыпаться по сигналу и не попадаться под руку Митридату, когда он злой. К сожалению, на этом дисциплинарные умения пехоты заканчивались. Вместо того, чтобы дождаться, пока отряд Адриана полностью не выйдет из теснины (как и приказывали Таксил и Диофант), тупая пехота с громкими воплями бросилась на римлян в самое ущелье. Так что сначала римляне перебили пехоту, а затем угробили и блистательную конницу, последнюю надежду Митридата.
Отныне Понтийское царство не могло воевать самостоятельно.
Наиболее здравомыслящая часть кавалерии во главе со стратегами успела бежать; к сожалению, эта часть была катастрофически мала. Таксилу хватило ума приказать им не слишком трепаться в лагере, но это не помогло.
Митридат пришел в глубокий шок и заявил, что его задолбало постоянно вытаскивать из пятой точки страну, которая туда упорно погружается. Даже виноватых найти нельзя было - пехота погибла, а обвинить в неудаче лучших полководцев означало для царя поставить под сомнение собственный престиж. Так была безнадежно проиграна кампания 71 г. до н.э.
Однако долго пребывать в депрессии было не в стиле Митридата, так что он быстренько набросал план почетного отступления и даже дальнейших действий. Увы, в его планы опять на свой манер вмешалась тупая армия.
Вселенская катастрофа началась с того, что наглец Адриан решил пройтись со своими ништяками прямо возле понтийского лагеря. Мимо Кабир потянулись многочисленные повозки со снедью, шествовали веселые легионарии, раздавались возгласы и смех.
- Эй, понтийцы! - весело крикнул Адриан. - Поделиться с вами едой? Вы ее еще долго не увидите!
Римляне захохотали.
- Лучше мозгами с ними поделись, а то совсем дефицит, - громко сказа его помощник.
Новый взрыв смеха. Митридат бессильно наблюдал за происходящим из Кабир; смотреть на него было жалко даже скифам. Лошадь, везущая большую повозку с яблоками, вильнула, и повозка оказалась совсем близко к валу. Фарнак почувствовал острую необходимость защитить честь страны; он вскочил на вал, наклонился, схватил с повозки огромное яблоко, и, набрав в легкие побольше воздуха, крикнул:
- Эй, Адриан! Бесстыжий придурок! Сейчас и я с тобой кое-чем поделюсь!
Адриан обернулся на крик и...тут же получил яблоком в лицо. С большого расстояния фрукт ударил не хуже камня; Адриан пошатнулся в седле, но был подхвачен помощником. Яблоко угодило римлянину в левый глаз. Фарнак торжествующе расхохотался. Римяне забеспокоились за своего полководца, и процессия остановилась. Адриану подали мокрое полотно - приложить к пострадавшему глазу.
Тем временем у повозки с яблоками оказались Митридат и Диофант.
- Это НАШИ яблоки, - сурово заявили они двум легионариям, что сопровождали повозку. Те решили не возражать и смылись.
Триумфальная торжественность была скомкана; отряд с припасами поспешил удалиться от Кабир. Яблоки остались понтийцам. Митридат взял одно и положил себе за пазуху - на черный день. Фарнака наградили почетным прозвищем «Мужик».
Над Кабирами зависла тягостная неопределенность. Солдатами овладел страх. Митридат уже собирался приступить к почетному отступлению, но тут пришел тот самый «черный день». В лагере воцарилась паника, простые солдаты убивали высокопоставленных лиц и отнимали их имущество, у ворот началась страшная толчея.
Митридат и Фарнак выбежали из дворца; пару секунд они созерцали этот поразительный бедлам, а затем царь сказал:
- Фарнак! Найди нашу легкую конницу и постарайся эвакуировать хоть часть! Это наша последняя надежда!
Фарнак кивнул и бросился в направлении варварских казарм. К счастью, мародеры его не тронули.
Хаос усиливался; попытки Митридата навести порядок не увенчались ни малейшим успехом, и в конце-концов он понял, что лучшее, что он может сейчас сделать для государства - это спасти свою жизнь. Это оказалось не так просто. Для начала доступ к царским конюшням оказался совершенно невозможен, и царю пришлось спасаться пешим. Благодаря высоким показателям физической силы ему удалось наконец выбраться из лагеря вместе с толпой обезумевших солдат. В толпе были и конные, но им, естественно, выбираться было и быстрее, и удобнее.
Тут Митридата окликнули по имени. Оглянувшись, он увидел на коне своего придворного - евнуха Птолемея. Евпатор подобрался к нему поближе и схватился за стремя.
- Царь, плохо дело! - взволнованно прокричал Птолемей.
- Спасибо, кэп, - не выдержал Митридат.
Птолемей замахал руками.
- Римляне идут, я сам видел!
Митридат побледнел: о них-то он как раз и забыл!
- Спасаться тебе надо, царь! - закричал Птолемей и спрыгнул с коня. - Вот тебе лошадь, беги, не то в плен попадешь!
Митридат поспешно вскочил на коня.
- Спасибо! - растроганно проговорил он. - Спасибо, Птолемей! Я не забуду...
- Едь давай! - завопил евнух. - Вон римляне!
Воины Лукулла во главе с ним самим уже появились в разворошенном кабирском лагере. Митридат пришпорил коня.
- Диадема! - крикнул Птолемей вслед царю. - Сними диадему!
- Митридат сегодня феерично тупит, - удивленно произнес Евпатор и поспешно стащил с головы признак царской власти. Диадема отправилась за пазуху.
Но было уже поздно. Семеро легионариев из угадайте какого легиона мигом прознали, кто тут главный злыдень, оседлали мечущихся возле лагеря лошадей и бросились в погоню. Такого экстрима Митридат не испытывал уже лет сорок.
- Стой! Все равно догоним! - выкрикнул Спурий (да, веселая троица была именно здесь).
- Вот еще! - фыркнул Митридат. - Если все равно догоните, почему бы не побегать?!
- Странная логика, - удивился Гай.
Римляне сосредоточенно догоняли, Митридат сосредоточенно не догонялся. Всадники обогнули Кабиры и приближались к лесу - не тому, где нерадивые каппадокийцы загоняли оленя, а к находящемуся с другой стороны Кабир. Римлянам начинало это надоедать.
- Блин, ну сколько можно?! - крикнул воин Публий. - Тут везде полно наших, сдавайся!
- Что, кишка тонка за мной гоняться?! - обернувшись, насмешливо спросил царь. - Я призы на скачках брал, так что советую поднажать!
Митридат и его преследователи углубились в лес.
- Слушайте, давайте кинем в него чем-нибудь! - не выдержал Марк.
- Разве что тобой, Марк! - ответил Спурий.
- Убейтесь об деревья, дебилы! - захохотал Митридат и неожиданно исчез с горизонта.
Римляне по инерции проехали еще шагов двенадцать и притормозили.
- Э-э... Что это было? - недоумевал Публий.
- По-моему, какое-то колдовство, - нахмурился Маний.
- Про дебилов Митридат точно выразился, - вздохнул Спурий. - Там тропинка налево поворачивает, он на нее оперативно свернул, а мы затупили.
- Так давайте быстро догонять! - воодушевился Публий.
- А-а, я уже уста-ал,- заныл Марк, - вы ночью спали, а я на часах стоял!
- Давай, Марк, соберись, - приободрил друга Спурий, - нас ждет слава и почет!
- Нас ждет бешеная гонка, - уныло возразил Марк.
Римляне отъехали назад и повернули налево.
Митридат получил фору и во весь опор несся в чащу. Что делать, он не знал - неизвестно было, остался ли кто жив из понтийцев или можно сразу принимать летальную дозу аконитина, спрятанную в рукояти кинжала. На всякий случай царь решил не торопиться с аконитином. Тут впереди послышался треск. Митридат остановил коня и схватился за меч.
При дальнейшем рассмотрении источником шума оказался груженый мул. Как он оказался так далеко от лагеря - известно было одному Ахурамазде, и еще, может быть, Митре. Бедное животное залезло прямо в колючие заросли и было изрядно этим недовольно.
- Эй, а ведь где-то я эти мешки уже видел! - задумался Митридат. - Точно-точно, это мул богача Тиссаферна. Похоже, в них золото и что-то в этом роде!
Вдали послышался топот - это приближались римяне.
- Так, Тиссаферна, как я помню, угробили пехотинцы у ворот, так что его имущество по закону принадлежит мне... - продолжал рассуждать царь.
У него появилась замечательная идея, последний шанс на спасение драгоценной жизни, но для этого надо было выманить мула на тропинку. Митридат был в хитоне и сандалиях, и лезть в колючки ему совершенно не хотелось.
- О! - вспомнил вдруг он и пошарил за пазухой. - Omnia mea mecum porto!
Там находилось конфискованное у Адриана яблоко - вот наконец оно и пригодилось.
- Квест, блин, - поморщился Митридат и протянул яблоко мулу. - Иди сюда, скотинка, иди...
Мул хорошо знал, как выглядят яблоки, потому с радостью поспешил выйти на тропинку. Митридат вручил ему законную награду и, пока мул хрустел яблоком, выхватил меч и рассек мешки. На землю хлынул поток золотых статеров, а также искусно сделанных драгоценных кубков, камней и слитков золота.
- Кр-расота! - улыбнулся Митридат, но, увидев на горизонте римлян, вскочил в седло своего коня и поспешно скрылся.
Увидев россыпь богатства, римляне потеряли разум и бросились загребать его руками. Митридат, изображенный на монетах, отвлек их от Митридата настоящего. Спурий и Марк, единственные сохранившие самообладание, с ужасом взирали на своих товарищей.
- Вы что, двинулись? - удивился Марк. - А погоня? Упустим ведь!
- Да по барабану! - отвечали безумцы. - Нам Лукулл и обола не даст за это, а тут лежит столько денег!
- Спасибо, друзья! - гневно произнес Спурий. - Мы могли бы уже войну закончить и домой вернуться! Пойдем, Марк, время не ждет.
- А мы вдвоем с ним справимся? - с опаской в голосе спросил Марк. - Порубит ведь в капусту!
- Лучше пусть порубит, чем...так, - сказа Спурий, с отвращением глядя на соратников, которые уже начинали препираться за сокровища. - Пойдем.
Спурий прихватил с горки сокровищ небольшой изящный кубок (никто не заметил этого), они с Марком вскочили на коней и уехали. Так в Первом легионе нашлись две благородные души.
Но этим храбрецам не суждено было закончить Третью Митридатову войну.