Дело Христа.
Пошалил немного у дорогого Г.И. Беневича: https://www.facebook.com/grigory.benevich/posts/10203421006147719?comment_id=10203429397037486&offset=0&total_comments=50
В разговоре возникла одна тема, для меня очень важная. Это отношение к смерти.
Я сказал в комменте по ссылке:
"Мы же все на себя примеряем... Я тоже жить сильно хочу, дорогой Григорий. Только мне это стыдно, это слабость моя".
На это ув. Г.И. мне ответил:
"Жить хотеть не грех. Христос это в Гефсимании показал. Почему-то Он не стал там демонстрировать героического поведения, солидаризировавшись с героями всех времен и народов, которые не дрогнув клали свои жизни за великие цели. А солидаризировался с человеками во всей их немощи".
Вот этот момент очень интересен, он приоткрывает некоторое (странное для богослова и патролога) непонимание ув. Г.И. дела Христова. И я хочу сказать об этом подробнее, чем в комменте на ФБ.
1. Моление в Гефсиманском саду нужно понимать в контексте того, какова была человеческая природа Христа. Христос воспринял здравую природу Адама, но попускал в Своем человечестве проявляться последствиям грехопадения -- неукорным страстям. Что это значит? Что значит это "попускал"?Это значит, что неукорные страсти не проявлялись в Адаме по благодати, и именно лишение благодати есть то последствие, которому Спаситель попускал в Себе проявиться. То есть Он попускал, когда хотел, проявиться в Себе безблагодатному состоянию человеческой природы. Так вот, и кровавый пот Гефсимании, и смерть на Кресте -- это следствие безблагодатности человеческой природы после грехопадения (разумеется, человечество Христа было соединено с божеством нерушимо, потому я и говорю: "попускал").
2. Но христианин, соединяясь со Христом, получая новое рождение, наследует иное состояние природы. Христианин через причастие Тела и Крови Христовых становится причастником благодати. И поэтому он имеет дарованную Богом силу сказать вослед св. ап. Павлу:
"для меня жизнь - Христос, и смерть - приобретение.
Если же жизнь во плоти доставляет плод моему делу, то не знаю, что избрать.
Влечет меня то и другое: имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше;
а оставаться во плоти нужнее для вас" (Флп. 1: 21-23).
3. Понятно, надеюсь: когда мы с ув. Г.И. говорим о страхе смерти, мы не говорим о нежелании умереть из соображения пользы других. Нет, речь об обычном страхе безблагодатного человека, для которого его земное существование несравненно лучше неведомого (и даже сомнительного) посмертного. И этот страх для христианина должен быть постыден, так как свидетельствует о его греховном состоянии, отторгающим действие благодати, благодатное обожение. Потому нам следует прислушаться к ств. Иоанну Златоусту:
"Если же смерть представляется страшною, то причиною этого слабость людей. А что действительно страх происходит от слабости, послушай Павла, который просил себе смерти и радовался ей: "имею желание" говорил он "разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше"; и еще: "я и тому радуюсь и буду радоваться" (Фил.1:17-23); а противным тому тяготился: "мы в себе стенаем", говорил он, " ожидая усыновления, искупления тела нашего" (Рим.8:23); и еще: "находясь в этой хижине, воздыхаем под бременем" (2Кор.5:4).
Видишь ли, какое благо - любомудрие? Что другим кажется достойным слез, то ему вожделенно; а что другим кажется достойным радости и веселия, о том он воздыхает. Действительно, не достойно ли воздыханий - быть в стране чужой, вдали от своего отечества? И не достойно ли радости - скоро возвратиться в тихую пристань, достигнуть горнего жилища, где нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания? Но, скажешь, возможно ли это для меня, грешника? Вот, видишь ли, что не смерть причиняет скорбь, а нечистая совесть? Поэтому перестань грешить, и смерть будет для тебя вожделенною" (Беседа на псалом 114, 2-3).
4. Я боюсь смерти, дорогие мои друзья. Но еще больше я боюсь, что перестану бояться этого страха, да еще стану упоенно ему отдаваться и найду этому своему постыдному греховному состоянию оправдание, и даже увижу в нем свое уподобление Христу. Христу -- дающему нам силу не бояться.
В разговоре возникла одна тема, для меня очень важная. Это отношение к смерти.
Я сказал в комменте по ссылке:
"Мы же все на себя примеряем... Я тоже жить сильно хочу, дорогой Григорий. Только мне это стыдно, это слабость моя".
На это ув. Г.И. мне ответил:
"Жить хотеть не грех. Христос это в Гефсимании показал. Почему-то Он не стал там демонстрировать героического поведения, солидаризировавшись с героями всех времен и народов, которые не дрогнув клали свои жизни за великие цели. А солидаризировался с человеками во всей их немощи".
Вот этот момент очень интересен, он приоткрывает некоторое (странное для богослова и патролога) непонимание ув. Г.И. дела Христова. И я хочу сказать об этом подробнее, чем в комменте на ФБ.
1. Моление в Гефсиманском саду нужно понимать в контексте того, какова была человеческая природа Христа. Христос воспринял здравую природу Адама, но попускал в Своем человечестве проявляться последствиям грехопадения -- неукорным страстям. Что это значит? Что значит это "попускал"?Это значит, что неукорные страсти не проявлялись в Адаме по благодати, и именно лишение благодати есть то последствие, которому Спаситель попускал в Себе проявиться. То есть Он попускал, когда хотел, проявиться в Себе безблагодатному состоянию человеческой природы. Так вот, и кровавый пот Гефсимании, и смерть на Кресте -- это следствие безблагодатности человеческой природы после грехопадения (разумеется, человечество Христа было соединено с божеством нерушимо, потому я и говорю: "попускал").
2. Но христианин, соединяясь со Христом, получая новое рождение, наследует иное состояние природы. Христианин через причастие Тела и Крови Христовых становится причастником благодати. И поэтому он имеет дарованную Богом силу сказать вослед св. ап. Павлу:
"для меня жизнь - Христос, и смерть - приобретение.
Если же жизнь во плоти доставляет плод моему делу, то не знаю, что избрать.
Влечет меня то и другое: имею желание разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше;
а оставаться во плоти нужнее для вас" (Флп. 1: 21-23).
3. Понятно, надеюсь: когда мы с ув. Г.И. говорим о страхе смерти, мы не говорим о нежелании умереть из соображения пользы других. Нет, речь об обычном страхе безблагодатного человека, для которого его земное существование несравненно лучше неведомого (и даже сомнительного) посмертного. И этот страх для христианина должен быть постыден, так как свидетельствует о его греховном состоянии, отторгающим действие благодати, благодатное обожение. Потому нам следует прислушаться к ств. Иоанну Златоусту:
"Если же смерть представляется страшною, то причиною этого слабость людей. А что действительно страх происходит от слабости, послушай Павла, который просил себе смерти и радовался ей: "имею желание" говорил он "разрешиться и быть со Христом, потому что это несравненно лучше"; и еще: "я и тому радуюсь и буду радоваться" (Фил.1:17-23); а противным тому тяготился: "мы в себе стенаем", говорил он, " ожидая усыновления, искупления тела нашего" (Рим.8:23); и еще: "находясь в этой хижине, воздыхаем под бременем" (2Кор.5:4).
Видишь ли, какое благо - любомудрие? Что другим кажется достойным слез, то ему вожделенно; а что другим кажется достойным радости и веселия, о том он воздыхает. Действительно, не достойно ли воздыханий - быть в стране чужой, вдали от своего отечества? И не достойно ли радости - скоро возвратиться в тихую пристань, достигнуть горнего жилища, где нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания? Но, скажешь, возможно ли это для меня, грешника? Вот, видишь ли, что не смерть причиняет скорбь, а нечистая совесть? Поэтому перестань грешить, и смерть будет для тебя вожделенною" (Беседа на псалом 114, 2-3).
4. Я боюсь смерти, дорогие мои друзья. Но еще больше я боюсь, что перестану бояться этого страха, да еще стану упоенно ему отдаваться и найду этому своему постыдному греховному состоянию оправдание, и даже увижу в нем свое уподобление Христу. Христу -- дающему нам силу не бояться.