Алиса в Беспространстве 1.3. ВРЕМЕНИ БОЛЬШЕ НЕТ
Безумец держал меня.
А я обнимала его и что-то говорила.
Что-то бессвязное, бессмысленное, бестолковое.
Всё - без.
И слова терялись в дымке света и глазах Безумца.
А он смотрел грустно и нежно.
И на его запястье были те самые часы, разбившиеся во время Большого Взрыва, и навсегда запечатлевшие момент сотворения Мира.
Ему никто не верил, что так могло быть.
А он и не старался доказывать.
Ему верили только я и Мышка.
Маленькая девочка с большими глазами, вечно сонная, она была похожа на обкурившуюся серую мышку. Мышка Соня - звали её мы.
Она становилась бодрой только рядом с Безумцем, только рядом с ним её глаза вдруг становились живыми, и она даже пыталась сказать какое-то слово.
Не получалось. Мышка была немой.
Она сбежала из дома в пять лет.
Её, собственно, и нашёл Безумец.
Дрожащую, плачущую у какой-то заброшенной могилы.
На ней из одежды была какая-то мешковина. Босые ноги кровоточили.
И она не говорила.
Безумец её отогрел.
Несколько лет они кружили по Стране.
Иногда вся их еда состояла из чашки чая.
Потом они попали к нам.
Когда я всё вспомню, расскажу как именно - память возвращается обрывками.
Мы все были сумасшедшими.
Он был Безумцем.
Он носил шляпу, которая делала его похожим на Хэмфри Богарта.
Только он был значительно моложе.
То есть, выглядел моложе.
Сколько Безумцу было лет не мог определить даже Шалтай.
Про Шалтая шли слухи, что он лично видел Бога, и всю его ангельскую рать, которую самолично остановил, свалившись перед ними как с Луны. Впрочем, позже Шалтай уверял, что он и есть Луна. И именно его падение вызвало вселенскую катастрофу, а не падение какой-то там Утренней Звезды.
А еще Шалтай называл себя иногда Космическим яйцом, и говорил, что Мир начался из него. Что в начале времен, он лопнул, и из него во все стороны хлынули потоки звездного света.
Безумец говорил, что именно из-за хлопка Шалтая разбились его любимые часы. Шалтай язвительно замечал: Безумец под стол пешком ходил, когда он, Шалтай, творил Вселенную.
Безумец подходил к Шалтаю, и спрашивал, сколько, тот думает, ему лет.
Шалтай смотрел в пронзительные синие глаза Безумца, и тушевался, что-то бормотал, и уходил. Всю его язвительность как рукой снимало. Так случалось несколько раз. Абсолютно одинаково. Мы с Близнецами переглядывались: как дежа вю какое-то, петля времени. Один и тот же разговор. И каждый раз Шалтай тушуется и уходит в сторону. И молчит весь вечер.
С Близнецами я дружила крепче всего. Не считая Безумца, конечно.
Они - добрейшие ребята. У них одно тело, четыре руки две ноги и две головы. Со стороны выглядят бочкообразным увальнем, но на самом деле Тра и Тру были быстрыми и сильными. А уж слушать их перепалки друг с другом было сплошное удовольствие. Даже Шалтай катился иногда со смеху, слушая, как Тру собирается дать по лицу Тра, и они боролись за обладание … руками.
Близнецы. Шалтай. Соня. Остальные наши.
Где они сейчас.
И есть ли это сейчас?
И что есть вообще?
И почему я вспоминаю всё отрывками.
И где я была всё это время?
Всё это пронеслось в моём сознании за ту минуту, пока Безумец обнимал меня. А я обнимала Безумца, и что-то говорила ему.
Безумец слушал меня, как обычно, не перебивая.
А когда я выдохлась, встал, поднял меня на ноги и внимательно посмотрел в глаза:
- Уходим, Алиса. Времени больше нет.
- Что значит - «времени нет»? - спросила его я.
- Его буквально больше нет, Алиса. Время остановилось. Всё. Как есть.
Взял меня за руку и потащил ошарашенную куда-то, куда знал только сам он.