Немного смерти и много любви
…И ведь потом-то, потом-то уже понимаешь - что и расстановка сил в любовном треугольнике (богач-красотка-творец) банальна, да и мелодраматический выверт в финале, пожалуй, мелодраматичен сверх меры… И еще какие-то мелочи всплывают, к которым при желании можно придраться. Потом. Но то, что остается с тобой в первые часы после просмотра этого фильма - незамутненный восторг.
Про Альмодовара написано и сказано так много, что уже любая попытка добавить свои «пять копеек» будет выглядеть повтором. Я никогда не был фанатом его ранних истерично-трансвеститских опусов, но Альмодовар последнего десятилетия напоминает истребитель мгновенного набора высоты: каждая следующая работа - как новый и стремительный рывок в стратосферу. «Разомкнутые объятия» - это уже почти космос.
Этот фильм - концентрат того, что вообще побуждает нас обращаться к искусству в целом и искусству кино в частности. Ерунда, что искусство должно быть простым зеркалом жизни - да, зеркалом, но отражающим все элементы чуть крупнее, ярче, выпуклее, больше. Не искажения ради - а чтобы суть была виднее. Чтоб било не в бровь, а в сердце.
… Альмодовар пишет очередную из своих многофигурных историй, где в центре - красавица Магдалена, мечтающая стать актрисой, ее любовник - испанский олигарх Эрнесто, предоставляющий ей такую возможность благодаря продюсированию фильма и режиссер фильма в фильме - Маттео. То, что Маттео и Магдалена полюбят друг друга и хорошим это не закончится, ясно почти сразу. Но обманка состоит в том, что история эта - не только о любви.
Композиционно картина четко делится на три неравные части: интро из дня сегодняшнего, где слепой Маттео влачит довольно унылое существование под именем сценариста Гарри Кейна; масштабный флешбек, в котором и рассказывается о сближении Маттео и Магдалены и мести Эрнесто; финал, который возвращает главного героя к пережитой любви. Если бы Альмодовар хотел просто показать изящную и жестокую историю страсти - третьей, крайне важной, части вообще не было бы: в самом деле, Ромео и Джульетта умерли (она - физически; он - духовно), о чем еще разговаривать? Закончись фильм на такой ноте, он остался бы хоть и безумно красивой, но всего лишь мелодрамой, достойной не Альмодовара, а сетевых каналов для домохозяек. Но кудесник Педро завершает гештальт - и свой, и главного героя, приоткрывая нам секрет, который в свое время пропела прекрасная Ирина Богушевская: «вся эта боль - она не больше, чем повод, для новых строчек и нот». Любовь Магдалены и Маттео обретает свой высший смысл в том, что становится актом творчества, сохраняясь в том фильме, который Маттео, конечно же, снимал с ней и для нее. И обязан его закончить.
Альмодовар, конечно, уникален в своем безбашенном даровании. Его вселенная фриков - чрезмерна во всем, но только здесь «любовь» и «кровь» рифмуются с такой вызывающей дерзостью и, в то же время, с таким эстетством, что это не звучит пошло. «Разомкнутые объятия» в этом смысле - очень показательны, потому что половодья чувств и буйства красок - и в прямом, имея в виду насыщенность визуального ряда, - и в переносном смыслах здесь хватает более чем. Но это не небрежность, безусловно, а - прием. Чересчур красное платье чересчур красивой Пенелопы Круус, чересчур красные томаты, из которых готовится даже через экран наотмашь бьющий ароматом гаспаччо - все это лишь способы сказать нам о главном.
Выводя на экран, по сути, чистых архетипов, да еще и танцующих на лезвии кича, Альмодовар дает нам и правда истинно шекспировский вариант сюжета. В котором, по-вильямовски, выводит формулу любви - не той, от которой умирают, но той, которая вдохновляет. Вся разница в отношениях Магдалены с Маттео и Эрнесто сводится ведь к одной простой штуке: первый способен раскрыть ее-настоящую, второй, несмотря на миллионы, не может сподвигнуть даже на декорирование дома. Любовь как сотворчество - и нет повести печальнее, но и счастливее на свете.