Два Ромма
Слушаю мемуары Ромма. Михаил Ильич - потрясающий рассказчик! За что был назван однажды великим трепачом, чем, впрочем, немало гордился.
Культура речи исключительная! До сих пор не могу понять, о каком дефекте дикции упоминали наши педагоги, предваряя «Обыкновенный фашизм». Роммом можно заслушаться!
Тем более странно, при всём моём громадном уважении к мастеру, услышать внезапно «подох». О Сталине. Слово корявое, низкое, уличное, словно камень в плавном потоке интеллигентной речи взрывает течение, взвинчивает и рассыпает миллионом противных и мокрых брызг. Михаил Ильич! Что Вы?! Но, записанное, слово, как и написанное пером - не вырубишь. Сказано - сделано. Всё равно, что в документе расписался.
Стыдно, - говорит, - и страшно в то время было быть евреем. Не знаю. В то время не жила и евреем не была. И впредь не судьба, наверное... Издалека, да, наблюдала. Совершенно непонятное и перпендикулярное нам племя. Роммовское «стыдно» не укладывается в голове. Как это «стыдно»? Не в контексте морально-нравственного аспекта вообще, а, в плане данности. Как стыдно иметь эдакий причудливый нос или эдакие уши. Серые или ещё какого-то, внезапно «неудобного» цвета, глаза… Это - природное и не мешает жить по-человечески. А вот еврейство… Как гвоздь торчит в голове, видимо, самоощущение когда-то обещанной, но всё никак не осуществляющейся в реальной жизни, избранности, и забивается всё глубже каждым новым проявлением «неуважения».
Ромма, как известно, в истории кино было два. Образно, разумеется. Ромм до «Убийства на улице Данте» и Ромм после. А лучшим считаются «9 дней» из периода «после». Я поставила бы выше «Ушакова» и «Корабли…». И вообще, тут можно было бы выделить и «третьего» Ромма, но я не киновед и это не моя миссия, изучать творческое почкование мастеров.
Вообще, режиссёров, прошедших через сталинскую эпоху, также существует как бы по два. Исключение - Чиаурели, оставшийся верным себе и искренне любимому Вождю, его памяти не предавший. А те после 1957 бросились наперегонки «чистить себя» под новыми установками, безжалостно клеймя недавнее тоталитарное прошлое.
И, как бы красиво ни ложились, связываясь в цепочки, на бумагу слова. Как ни лилась бы ровная, интеллигентная речь, навязчивым обертоном, фоном звенит негласное «я не такой, мы всё понимали». Вечный оправдывающийся тон. Даже клеймя, не столько клеймили, сколько оправдывали себя. За трусость, нерешительность и прочие разные слабости, не включая, меж тем, в общий список премии, звания и другие привелегии.
Слушаю Ромма. Вспоминаю рассказ Мастера о том, как ВГИК сам собой снялся с занятий и двинулся пешком в сторону центра в день похорон Сталина. Кулешовцы застопорились на Петровке - дальше не протиснуться было. А мастерская Ромма прошла! Отчего-то запомнилась мне эта фраза. Шли в едином порыве духа. Без обертонов, под- или кон- текстов. Всё это появится и зазвучит несколько позже, когда будет уже безопасно. Как-то так.
А вот Дукельский. Ему, кстати, большому культуроначальнику, стыдно ли, страшно ли было самоощущаться евреем? Или же это - по ситуации? В отчаянии вскидывается в приступе ущемлённого самосознания гордая голова и снова падает на впалую грудь… «Страшно и стыдно»… Страшно. Но и, описывая задним числом свои мытарства в битвах с коллективным Дукельским, словно оправдывается Михаил Ильич. Нет, интонации речи по-прежнему выразительны и ровны. Это - фон. Хотя, в подобострастии мастер замечен не был. Известно, как Ромм, с присущей ему прямотой и непосредственностью, писал Сталину письма о положении дел в кинематографе. Боролся, отвечал за свои слова, «штурмовал бастионы». И всё же…
И всё же цепляет слух это неформатное, грязное «подох». Не смог Михаил Ильич, не устоял перед возможностью, хоть задним числом выразить обиду за несвободу и прочие «вынужденные обстоятельства», в которых приходилось творить. За киночиновников. За малокартинье. За то, что было стыдно. Но, главное, - страшно.
Сменилась эпоха. На смену «тоталитаризЬму» пришел «волюнтаризЬм». М.И. Ромм ведёт рассказ о встречах с Хрущёвым. В свойственной острой, но довольно сдержанной манере, говорит о новых невзгодах на поприще культуры. «Душка» Хрущёв разочаровал творческие массы. Что говорить? Творец никогда не останется доволен ибо не будет свободен никогда. Даже, когда падут тернии, насаженные сверху, главным ограничителем останется его собственная совесть. И всё-таки…
И всё-таки, я верю. Я, а не Ромм. Я верю, что мастер был честен и это гадкое «подох» - не столько плевок осла в могилу льва, сколько удар бичём по собственной согбенной спине. Потому, что внутри себя мы обычно всё понимаем правильно. И язык не у всякого повернётся подать на люди то, что читаем мы у себя в душе. Потому и ищем оправданий. Потому каждого из нас обычно не один, а два. Истинный и официальный.
Что поделаешь? Человек - животное социальное и даже внутри себя он не может быт одинок!