Городу трёх революций
... сегодня 309.
ЧайФ - В городе трёх революций на Яндекс.Музыке
Петербург с самого детства казался мне чем-то воздушным и нереальным. Его дворцы, фонтаны, бесчисленные скульптуры так не сочетались со всей остальной, советской архитектурой прочих городов. Я собирал марки с фонтанами Петергофа и переписывался по почте с девочкой из тогда ещё Ленинграда. Она писала про цены на чупа-чупсы и мороженое, и упорно не хотела рассказывать ничего о так интересовавших меня тогда скульптурных ансамблях. Впрочем, скоро Перестройка добралась и до Сибири, и мысли о Питере ушли куда-то на галёрку сознания. Бывало, что мои однокашники целым классом узжали на лето погулять в город на Неве. А мне, итак слишком часто ездившему то на математические олимпиады и летние школы, то на спортивные соревнования, родители отказывали в этом удовольствии. Просто не могли себе позволить таких трат тогда. Но не в этом дело. С годами Питер всё более и более казался мне легендой, почти нематериальной. Я ждал встречи с ним 25 лет.
И вот она произошла. Несколько лет назад я приехал в северную Пальмиру. Летом, в начале августа. Я выходил из дома (в котором, как оказалось, жил самый известный герой произведений Достоевского - Раскольников) ближе к ночи, когда спадала жара, и до утра гулял по улицам Петербурга или заходил к бесчисленным друзьям в гости, в большинстве - таким же совам, как и я. Либо с самого утра уезжал на целый день в какой-нибудь Петергоф или оккупировал острова на Невской губе. Питер материализовывался в моём сознании. Воплощался. Причём настолько живо, что порой оставлял на моём лице кровавые подтёки... Вы знаете, наверняка знаете, что бытие определяет сознание. Не так догматично, конечно, но эта связь существует. И местность, в которой мы живём, ландшафт, архитектура, всё это влияет на структуру и ход наших мыслей, на наше подсознание. Тяжёлая, мрачная, жестокая судьба Петербурга, запрятанная вглубь подальше и замаскированная всеми этими ажурными рюшечками, умиротворенными львами, легкомысленными скульптурами и так радующими и детей, и взрослых, фонтанами - не может не оставлять в подсознании его обитателей ощущение некоей фатальности, драматизма. Многие из жителей города на Неве даже и не понимают, откуда оноберётся, и отторгают в своём сознании этот странный налёт экзистенциализма. Подобное вытеснение и приводит к непомерной агрессии. Удивительно, насколько жесток и скор на расправу этот город!
Умиротворённый и расслабленный, впитывающий дух старинных мистерий и литературных аллюзий, я частенько вынужден был мобилизовать все свои силы и самообладание, чтобы отвечать реальности. Ни в одном другом городе не встречал я столько агрессивных людей. На меня нападали панки с кастетами, и когда мы с приятелем оказались втянуты в потасовку против своей воли, никто из стоявших на тротуаре питерских маргиналов не вступился за нас, продолжая скучающе-недоуменно рассматривать действо. В самом центре города, у одного из известнейших клубов, я оказался свидетелем небывалой для не-радикальной молодежи бойни: стенка на стенку бились две сотни обычных посетителей ночных заведений. Бились с чувством, со смаком, даже когда приехала милиция. И это не футбольные фанаты, не скины и не наци. Нормальная питерская молодёжь. А ещё, выйдя из питербуржского дацана, мы с другим приятелем едва не оказались в окружении ещё одних местных драчунов, устроивших разборки прямо посреди скверика, где гуляли семьи с маленькими детьми. В общем, фрустрация может по праву считаться одним из народных достояний Питера.
И тем не менее, это лишь один маленький штрих, одно из немногих отталкивающих качеств северной столицы. Хотя странностей у нее хоть отбавляй. Поэты, сенситивы, чувствующие ауру городов сильнее и глубже остальных, все до одного раздавлены этой тяжёлой драматичностью Питера. От Серебряного века до наших дней - все они остро переживали его боль, его мрачную холеричность, его болезненную ранимость. Которые, тем не менее, так уникальны и обаятельны, что вкупе с красотой его фасадов, балтийским воздухом и буквально наполненностью историей и искусством, ранят сердце любого человека. Поэты влюбляются в этот букет из отчаяния, обречённости, холодной красоты и золотого блеска Питера, словно французы эпохи декаданса. Почитайте, вот лишь несколько стихотворных произведений поэтов первой величины:
Желтый пар петербургской зимы...
Желтый пар петербургской зимы,
Желтый снег, облипающий плиты...
Я не знаю, где вы и где мы,
Только знаю, что крепко мы слиты.
Сочинил ли нас царский указ?
Потопить ли нас шведы забыли?
Вместо сказки в прошедшем у нас
Только камни да страшные были.
Только камни нам дал чародей,
Да Неву буро-желтого цвета,
Да пустыни немых площадей,
Где казнили людей до рассвета.
А что было у нас на земле,
Чем вознесся орел наш двуглавый,
В темных лаврах гигант на скале,-
Завтра станет ребячьей забавой.
Уж на что был он грозен и смел,
Да скакун его бешеный выдал,
Царь змеи раздавить не сумел,
И прижатая стала наш идол.
Ни кремлей, ни чудес, ни святынь,
Ни миражей, ни слез, ни улыбки...
Только камни из мерзлых пустынь
Да сознанье проклятой ошибки.
Даже в мае, когда разлиты
Белой ночи над волнами тени,
Там не чары весенней мечты,
Там отрава бесплодных хотений.
Иннокентий Анненский
СТАНСЫ ГОРОДУ
Да не будет дано умереть мне вдали от тебя,
В голубиных горах, кривоногому мальчику вторя.
Да не будет дано и тебе, облака торопя,
В темноте увидать мои слезы и жалкое горе.
Пусть меня отпоет хор воды и небес, и гранит
Пусть обнимет меня, пусть поглотит, сей шаг вспоминая,
Пусть меня отпоет, пусть меня, беглеца, осенит
Белой ночью твоя неподвижная слава земная.
Все умолкнет вокруг.
Только черный буксир закричит
Посредине реки, иступленно борясь с темнотою,
И летящая ночь эту бедную жизнь обручит
С красотою твоей и с посмертной моей правотою.
Иосиф Бродский
Ленинград
Я вернулся в мой город, знакомый до слез,
До прожилок, до детских припухлых желез.
Ты вернулся сюда, так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей,
Узнавай же скорее декабрьский денек,
Где к зловещему дегтю подмешан желток.
Петербург! я еще не хочу умирать!
У тебя телефонов моих номера.
Петербург! У меня еще есть адреса,
По которым найду мертвецов голоса.
Я на лестнице черной живу, и в висок
Ударяет мне вырванный с мясом звонок,
И всю ночь напролет жду гостей дорогих,
Шевеля кандалами цепочек дверных.
Осип Мандельштам
Петроград
И мы забыли навсегда,
Заключены в столице дикой,
Озера, степи, города
И зори родины великой.
В кругу кровавом день и ночь
Долит жестокая истома...
Никто нам не хотел помочь
За то, что мы остались дома,
За то, что, город свой любя,
А не крылатую свободу,
Мы сохранили для себя
Его дворцы, огонь и воду.
Иная близится пора,
Уж ветер смерти сердце студит,
Но нам священный град Петра
Невольным памятником будет.
Анна Ахматова
Не только поэты - но и критики тяготились этой мрачностью Питера, но и любили его за это же. Так Белинский в письме к Боткину писал: "Я привык к Питеру, люблю его какою-то странною любовью за многое даже такое, за что бы нечего любить его". Но об этой иррациональной любви к городу на Неве - ещё поговорим. Мне, жителю другого города, также построенного по указу Петра, тоже есть что рассказать о Петербурге. Но в другой раз.
С днём рождения, "Петра творенье"!
п.с. вот здесь - моя любимая панорама Питера. рекомендую :)
(с) Кинес Кизиитов