Буддист Герман Гессе
Ощущаю я Акашу...
В голове, наверно, каша:
Дзен-буддизм затмила Джа.
Я - истерика Бомжа.
Один из наиболее близких мне по духу писателей - Герман Гессе. Люблю его, периодически перечитываю его книги или биографию, открывая для себя новые факты или мысли, замечая незамеченные ранее особенности писателя. Взрослея, чувствую его взросление и генезис мысли Гессе всё ярче. Как я уже писал в заглавном посте блога, я часто говорю друзьям вещи, которые разве что самый циничный критик и может озвучить. Настала пора и моему немецкому другу-по-духу получить перчинки. Правда, перчинка ли это? Думаю, Герман лишь порадовался бы такой узкопрофильной критике - ведь он и сам ходил на сеансы психоанализа с целью найти в себе цельность, они давали ему больше вдохновения, чем поездки по Востоку (о чём можно между строк прочесть в рассказе "Последнее лето Клингзора") - и они же дали ему почву - как принято считать - для написания самых культовых произведений. Но - в путь...
За что люблю я Гессе? Прямо таки тема для школьного сочинения! Кратко: за бунт против генетического кода. Конструктивный бунт, с эффективным результатом. За гармонию литературы и жизни. За сходство с Буэндиа, который вдруг обрёл дзен. Но это аллюзия. За что не люблю Гессе? О, боги, разве можно не любить Гессе?! Переформулируем - "что не люблю в Гессе?". Проигранные битвы генетическому коду. Отказ от бунта на самом пороге, перед дверью с надписью "Дао", и возвращение в лоно стереотипов. Смешение культур и религий в пёстрый, даже вкусный, но не особо полезный салат, после которого периодически то изжога, то отрыжка. Жёстко, Герман? Не обижайся, я по существу...
Перечитывая "Сиддхартху" и "Нарцисс и Гольмунд" в который раз, пришёл к интересному заключению: Гессе предпочитает дзен-буддизм классическому буддизму, хоть и делая приписку, что они - суть одно. В обоих романах дзен субъективно - в авторском мире - "побеждает". В "Сиддхартхе" дзен олицетворяет собственно главный герой (а заодно и Васудева - о нём чуть ниже), а классический буддизм - Говинда (да уж, об именах героев отдельная песня) и собственно сам Готама. В "НиГ" Гольмунд - дзен, Нарцисс - классический буддизм. Не буду долго занудствовать по этим образам, интереснее объяснить почему это происходит. А вот тут и выходит на сцену генетический код, против которого так долго бился Гессе. Ему претил немецкий католицизм, религиозные догматы, размеренность мещанского сознания, раставленность по полочкам как в быту так и в мировоззрении, глухость нации к творческому порыву, импровизации, творчеству в чистом виде, и даже перфекционизм и максимализм его коллег по творческому цеху. В нём говорили гены родителей католиков - миссионеров, и говорили их же находки, сделанные в манящей своей инаковостью и божественным полиморфизмом Индии. Буддизм и прочие индийские философии и учения жгли раскалённым железом его сознание, ищущее новые границы, новые горизонты. Гессе хотел андреевской "Розы Мира" (тогда ещё ненаписанной), однако видел, что никогда не будет ее свидетелем. Он писал о закате цивилизации так же, как обиженный ребёнок кричит обидчику: "Умри, я тебя ненавижу!" Ему было душно в замкнутом круге стареющей Европы, когда там, на Востоке живёт Будда, живёт Кали, живёт Хануман. Может, стоило бы сменить веру? Нет, шило на мыло Гессе был не согласен. Его корни, его генетический код говорил ему: нужна система, обязательно нужна, но - новая, на костях старой. Менять католиков на будд слишком просто и неэффективно. К тому же, не факт, что Будда был для Гессе не только литературным мифом - всё таки, жизнь Гессе была в его литературе. Он стремился к жизни чистого языка больше, чем к жизни личности в боге - он вряд ли искал посредством литературы самоопределение, скорее наоборот - пытаясь найти себя в мире, он делал это для литературы. Для языка. Может быть, даже - для нации.
Будучи дитём своего народа и религии, Гессе чувствовал стройность систем, а потому прекрасно понимал основы буддизма, весьма системного учения. Однако импульсивно менять одни догмы на другие не хотел. Покопавшись в красоте и свежести нового учения, Гессе увидел основы - это подтверждает его прекрасно исполненные диалоги героев о сущности атмана, суть которых не всегда так чисто выражается в диалогах собственно современных нео буддистов, - но его неуёмный дух, ищущий откровений, вдохвновения, озарений, искал все же нечто менее системное. И это "менее системное" он нашёл в дзен. Как человеку, чувствовавшему язык вплоть до кончиков нервных окончаний, передающих электрические импульсы кода в мозг и обратно, человеку, полностью отдавшему себя писательскому творчеству - вдохновению, наитию, мышлению и чувствованию, - дзен был для него отдушиной, новой родиной. Со всей скрупулёзностью, тщательностью, мелочностью даже - присущей немецкой цивилизации - Гессе буква за буквой показывал в своих произведениях красоту и стройность классических учений, которые ведут, однако, лишь к профессиональному росту. А в противовес - показывал личностный рост, духовный - рост благодаря самоотречению через вдохновение - дзен. Ролло Мэй, наверняка, написал бы гораздо больше книг, если бы был бы знаком с Гессе. Потому что Гессе - один из немногих гениев, которые не только постигли высоты вдохновения, высоты языка и глубины творчества, но и - могли в точных формулировках отразить всё это до мельчайших деталей. Эта глубина саморефлексии граничит с маниакальностью душевнобольного, чего так и боялся Герман Гессе, ища через психоанализ собственные основы, личностные, которые смогут защитить его в периоды языковых, литературных и теологических медитаций, отрывающих сознание от генов и национальной черты - системности. Но эта саморефлексия и позволила Гессе дать миру собственный мир гениальных произведений.
А вот теперь о каше. Акаша, конечно, была близка Гессе как субстанция, покоящаяся ни на чём - как символ, метафора самого вдохновения Германа Гессе, писателя и эзотерика. Однако Гессе, как мне видится, слишком боялся потерять и свою почву под ногами, окунаясь в глубины индийской философии, а потому сознательно ограничивал себя от духовных озарений во время поездок по Востоку. Косвенным свидетельством этого являются всевозможные индийские имена, которыми щедро одаривает своих героев писатель, совершенно не заботясь об их идентификации (так акаша и превращается в кашу). Так, в "буддийской" притче о Сиддхартхе появляются совершенно не буддийские имена, а ведические, джайнистские, индуистские, в то время как собственно буддийские имена меняют "прописку" в терминологической иеарархии. Говинда, Васудева и Камала - тому доказательства. Однако если мы не будем ограничиваться одним лишь "индийским" периодом жизни и творчества Гессе, то увидим, что он позволяет себе вольности полностью или частично переписывать и другие мифы, которые использует в основе своих романов. Конечно же, вы скажете, этот приём лег в основу европейского постмодерна, а ныне и вовсе является осью "актуального искусства"...
И всё же, нынешнее "актуальное искусство" - самая что ни на есть подмена смысла - его отрицанием. Десятки раз уже писал в своих статьях цитаты того же Гессе о ситуации в современной ему культуре - слово в слово описывающие наше с вами время - через 80 лет после их публикации. Почему? Потому что основы мировоззрения, духовной культуры, морали, в конце концов, не говоря уже о психологическом внутреннем мире индивидуума, всё так же разрушены, как и во времена Гессе. И ищущих гармонии в тысячи раз меньше, чем "актуальщиков", записывающих портреты своего времени - по сути энтропии - и тем самым эту энтропию плодящих. Разве "актуальны" были Маркес, Рансмайр, Кортасар, Фаулз, Миллер, Уилсон, Бах, Кизи? Разве не "актуальны" Мураками, Бегбедер, Коэльо, Паланик, Канушкин, в конце концов? А ведь мифы использовали все едва ли не по одной и той же формуле! В этом смысле Гессе прошёл локальный личностный путь рансмайрового Овидия, создав собственную мифологию на основе других. Но при этом мифология Гессе не хрестоматийна, не фундаментальна, и даже отчасти полиморфна - он дал пинок постмодерну: вот, видите, мифотворчество элементарно! И как мне кажется, кое где слишком спустил вожжи - язык понёс его, как в своё время понёс и Пастернака. Но Пастернак - не Гессе, у него не было в пассиве столь мощно "заземляющего" генетического кода. Гессе, наверняка, даже с ухмылкой наблюдал за этими "понёсшими лошадьми": "Они думают, я заснул...", - и вдруг снова натягивал поводья: "Тпру, залётныя, погоняли и хватит"...
Эти короткие мгновения полной свободы языка без ограничений и основ - настоящая лингвистическая акаша - и оказали Гессе медвежью услугу. Его чудесные мифы стали непонятны большинству читателей, а тем более - современникам, называвших буддизм "пессимитичным" и не разделявших воззрений писателя на "закат европейской цивилизации". Ведь для того, чтобы понять главный посыл его произведений, нужно обладать как минимум такими же знаниями в индуизме, буддизме, католицизме, эллинизме, а также - понимать историю литературы, науки, духовных поисков, и не бояться копаться в самом себе - рефлексировать до полного исчезновения границ между "Я" и "реальностью". Только тогда многослойные метафоры романов становятся мишурой, за которой - духовный путь Личности, Человек - как наивысшая ценность для Гессе. Вот почему буддизм не стал религией писателя - Человек для него больше, чем Атман, важнее и ценнее.
В сухом остатке: Гессе остался верен себе, блуждая в коридорах магического театра и выстраивая собственные правила Игры в бисер. Так что, дорогой читатель, хочешь или нет - но если ты натянешь пенсне и станешь через него пытаться разобраться в лингвистической каше писателя, то уподобишься печально умному, но не достигшему гармонии с собой Нарциссу. Катарсиса же достичь возможно только совместной с Гессе медитацией в его - или свою собственную - акашу, восхищаясь красивой мишурой духовных идеологий, но проходя мимо них, как проходит мимо музея с костями динозавров маленький ребенок, увидевший бабочку, порхающую над цветком. Кто я, Чжуан Чжоу, видящий себя бабочкой, или бабочка, видящая себя Чжуан Чжоу? Или Герман Гессе?
(с) Кинес Кизиитов
В голове, наверно, каша:
Дзен-буддизм затмила Джа.
Я - истерика Бомжа.
Один из наиболее близких мне по духу писателей - Герман Гессе. Люблю его, периодически перечитываю его книги или биографию, открывая для себя новые факты или мысли, замечая незамеченные ранее особенности писателя. Взрослея, чувствую его взросление и генезис мысли Гессе всё ярче. Как я уже писал в заглавном посте блога, я часто говорю друзьям вещи, которые разве что самый циничный критик и может озвучить. Настала пора и моему немецкому другу-по-духу получить перчинки. Правда, перчинка ли это? Думаю, Герман лишь порадовался бы такой узкопрофильной критике - ведь он и сам ходил на сеансы психоанализа с целью найти в себе цельность, они давали ему больше вдохновения, чем поездки по Востоку (о чём можно между строк прочесть в рассказе "Последнее лето Клингзора") - и они же дали ему почву - как принято считать - для написания самых культовых произведений. Но - в путь...
За что люблю я Гессе? Прямо таки тема для школьного сочинения! Кратко: за бунт против генетического кода. Конструктивный бунт, с эффективным результатом. За гармонию литературы и жизни. За сходство с Буэндиа, который вдруг обрёл дзен. Но это аллюзия. За что не люблю Гессе? О, боги, разве можно не любить Гессе?! Переформулируем - "что не люблю в Гессе?". Проигранные битвы генетическому коду. Отказ от бунта на самом пороге, перед дверью с надписью "Дао", и возвращение в лоно стереотипов. Смешение культур и религий в пёстрый, даже вкусный, но не особо полезный салат, после которого периодически то изжога, то отрыжка. Жёстко, Герман? Не обижайся, я по существу...
Перечитывая "Сиддхартху" и "Нарцисс и Гольмунд" в который раз, пришёл к интересному заключению: Гессе предпочитает дзен-буддизм классическому буддизму, хоть и делая приписку, что они - суть одно. В обоих романах дзен субъективно - в авторском мире - "побеждает". В "Сиддхартхе" дзен олицетворяет собственно главный герой (а заодно и Васудева - о нём чуть ниже), а классический буддизм - Говинда (да уж, об именах героев отдельная песня) и собственно сам Готама. В "НиГ" Гольмунд - дзен, Нарцисс - классический буддизм. Не буду долго занудствовать по этим образам, интереснее объяснить почему это происходит. А вот тут и выходит на сцену генетический код, против которого так долго бился Гессе. Ему претил немецкий католицизм, религиозные догматы, размеренность мещанского сознания, раставленность по полочкам как в быту так и в мировоззрении, глухость нации к творческому порыву, импровизации, творчеству в чистом виде, и даже перфекционизм и максимализм его коллег по творческому цеху. В нём говорили гены родителей католиков - миссионеров, и говорили их же находки, сделанные в манящей своей инаковостью и божественным полиморфизмом Индии. Буддизм и прочие индийские философии и учения жгли раскалённым железом его сознание, ищущее новые границы, новые горизонты. Гессе хотел андреевской "Розы Мира" (тогда ещё ненаписанной), однако видел, что никогда не будет ее свидетелем. Он писал о закате цивилизации так же, как обиженный ребёнок кричит обидчику: "Умри, я тебя ненавижу!" Ему было душно в замкнутом круге стареющей Европы, когда там, на Востоке живёт Будда, живёт Кали, живёт Хануман. Может, стоило бы сменить веру? Нет, шило на мыло Гессе был не согласен. Его корни, его генетический код говорил ему: нужна система, обязательно нужна, но - новая, на костях старой. Менять католиков на будд слишком просто и неэффективно. К тому же, не факт, что Будда был для Гессе не только литературным мифом - всё таки, жизнь Гессе была в его литературе. Он стремился к жизни чистого языка больше, чем к жизни личности в боге - он вряд ли искал посредством литературы самоопределение, скорее наоборот - пытаясь найти себя в мире, он делал это для литературы. Для языка. Может быть, даже - для нации.
Будучи дитём своего народа и религии, Гессе чувствовал стройность систем, а потому прекрасно понимал основы буддизма, весьма системного учения. Однако импульсивно менять одни догмы на другие не хотел. Покопавшись в красоте и свежести нового учения, Гессе увидел основы - это подтверждает его прекрасно исполненные диалоги героев о сущности атмана, суть которых не всегда так чисто выражается в диалогах собственно современных нео буддистов, - но его неуёмный дух, ищущий откровений, вдохвновения, озарений, искал все же нечто менее системное. И это "менее системное" он нашёл в дзен. Как человеку, чувствовавшему язык вплоть до кончиков нервных окончаний, передающих электрические импульсы кода в мозг и обратно, человеку, полностью отдавшему себя писательскому творчеству - вдохновению, наитию, мышлению и чувствованию, - дзен был для него отдушиной, новой родиной. Со всей скрупулёзностью, тщательностью, мелочностью даже - присущей немецкой цивилизации - Гессе буква за буквой показывал в своих произведениях красоту и стройность классических учений, которые ведут, однако, лишь к профессиональному росту. А в противовес - показывал личностный рост, духовный - рост благодаря самоотречению через вдохновение - дзен. Ролло Мэй, наверняка, написал бы гораздо больше книг, если бы был бы знаком с Гессе. Потому что Гессе - один из немногих гениев, которые не только постигли высоты вдохновения, высоты языка и глубины творчества, но и - могли в точных формулировках отразить всё это до мельчайших деталей. Эта глубина саморефлексии граничит с маниакальностью душевнобольного, чего так и боялся Герман Гессе, ища через психоанализ собственные основы, личностные, которые смогут защитить его в периоды языковых, литературных и теологических медитаций, отрывающих сознание от генов и национальной черты - системности. Но эта саморефлексия и позволила Гессе дать миру собственный мир гениальных произведений.
А вот теперь о каше. Акаша, конечно, была близка Гессе как субстанция, покоящаяся ни на чём - как символ, метафора самого вдохновения Германа Гессе, писателя и эзотерика. Однако Гессе, как мне видится, слишком боялся потерять и свою почву под ногами, окунаясь в глубины индийской философии, а потому сознательно ограничивал себя от духовных озарений во время поездок по Востоку. Косвенным свидетельством этого являются всевозможные индийские имена, которыми щедро одаривает своих героев писатель, совершенно не заботясь об их идентификации (так акаша и превращается в кашу). Так, в "буддийской" притче о Сиддхартхе появляются совершенно не буддийские имена, а ведические, джайнистские, индуистские, в то время как собственно буддийские имена меняют "прописку" в терминологической иеарархии. Говинда, Васудева и Камала - тому доказательства. Однако если мы не будем ограничиваться одним лишь "индийским" периодом жизни и творчества Гессе, то увидим, что он позволяет себе вольности полностью или частично переписывать и другие мифы, которые использует в основе своих романов. Конечно же, вы скажете, этот приём лег в основу европейского постмодерна, а ныне и вовсе является осью "актуального искусства"...
И всё же, нынешнее "актуальное искусство" - самая что ни на есть подмена смысла - его отрицанием. Десятки раз уже писал в своих статьях цитаты того же Гессе о ситуации в современной ему культуре - слово в слово описывающие наше с вами время - через 80 лет после их публикации. Почему? Потому что основы мировоззрения, духовной культуры, морали, в конце концов, не говоря уже о психологическом внутреннем мире индивидуума, всё так же разрушены, как и во времена Гессе. И ищущих гармонии в тысячи раз меньше, чем "актуальщиков", записывающих портреты своего времени - по сути энтропии - и тем самым эту энтропию плодящих. Разве "актуальны" были Маркес, Рансмайр, Кортасар, Фаулз, Миллер, Уилсон, Бах, Кизи? Разве не "актуальны" Мураками, Бегбедер, Коэльо, Паланик, Канушкин, в конце концов? А ведь мифы использовали все едва ли не по одной и той же формуле! В этом смысле Гессе прошёл локальный личностный путь рансмайрового Овидия, создав собственную мифологию на основе других. Но при этом мифология Гессе не хрестоматийна, не фундаментальна, и даже отчасти полиморфна - он дал пинок постмодерну: вот, видите, мифотворчество элементарно! И как мне кажется, кое где слишком спустил вожжи - язык понёс его, как в своё время понёс и Пастернака. Но Пастернак - не Гессе, у него не было в пассиве столь мощно "заземляющего" генетического кода. Гессе, наверняка, даже с ухмылкой наблюдал за этими "понёсшими лошадьми": "Они думают, я заснул...", - и вдруг снова натягивал поводья: "Тпру, залётныя, погоняли и хватит"...
Эти короткие мгновения полной свободы языка без ограничений и основ - настоящая лингвистическая акаша - и оказали Гессе медвежью услугу. Его чудесные мифы стали непонятны большинству читателей, а тем более - современникам, называвших буддизм "пессимитичным" и не разделявших воззрений писателя на "закат европейской цивилизации". Ведь для того, чтобы понять главный посыл его произведений, нужно обладать как минимум такими же знаниями в индуизме, буддизме, католицизме, эллинизме, а также - понимать историю литературы, науки, духовных поисков, и не бояться копаться в самом себе - рефлексировать до полного исчезновения границ между "Я" и "реальностью". Только тогда многослойные метафоры романов становятся мишурой, за которой - духовный путь Личности, Человек - как наивысшая ценность для Гессе. Вот почему буддизм не стал религией писателя - Человек для него больше, чем Атман, важнее и ценнее.
В сухом остатке: Гессе остался верен себе, блуждая в коридорах магического театра и выстраивая собственные правила Игры в бисер. Так что, дорогой читатель, хочешь или нет - но если ты натянешь пенсне и станешь через него пытаться разобраться в лингвистической каше писателя, то уподобишься печально умному, но не достигшему гармонии с собой Нарциссу. Катарсиса же достичь возможно только совместной с Гессе медитацией в его - или свою собственную - акашу, восхищаясь красивой мишурой духовных идеологий, но проходя мимо них, как проходит мимо музея с костями динозавров маленький ребенок, увидевший бабочку, порхающую над цветком. Кто я, Чжуан Чжоу, видящий себя бабочкой, или бабочка, видящая себя Чжуан Чжоу? Или Герман Гессе?
(с) Кинес Кизиитов