К бывшему Дню независимости России
От национального - к транснациональному
Зрительский успех в Казахстане исторического блокбастера «Кочевник», снятого деятелями кино из разных стран: от России до США (главный же среди них - разумеется, Рустам Ибрагимбеков, сценарист и продюсер, азербайджанец, давно вписанный в интернациональную культуру евразийского пространства) весьма знаменателен. Он подтверждает, что социально-политический заказ на воплощение на экране «объединяющей национальной идеи» вполне возможен, а представителям других бывших советских республик, ныне - независимых государств, только остается пожалеть, что они - не казахи. К тому же «Кочевник» доказывает применимость и работоспособность в современных условиях прежней формулы существования кинематографа СССР.
Вопреки насаждаемой идеологами в течение десятилетий весьма условной и просто ошибочной сталинской максимы относительно искусства, «национального по форме и социалистического по содержанию», фактически действовала другая система производства и проката советского кино. Оно было на самом-то деле национальным по материалу, общечеловеческим по смыслу и транснациональным по функционированию всей индустрии, которая обеспечивала самоокупаемость кинематографической отрасли за счет перераспределения государственных средств между различными республиками. Проще говоря, существование отдельных национальных кинематографий на общесоветском рынке обеспечивало им несомненную стабильность и возможность для дальнейшего развития, хотя и было неизбежно сопряжено с навязыванием ряда общественных и культурных препон.
Пусть многие критики и теоретики кино вынужденно приспосабливали фразу вождя народов, пытаясь по-своему объяснить наличие безусловного феномена многонационального кинематографа советской империи (кстати, нынешний Голливуд, на деле оправдывая уже ленинское высказывание насчет «важнейшего из искусств», все-таки остается в большей степени мононациональным, точнее - англоязычным, навязывая это и всему миру), только после краха системы стало понятно, что творения канувшей эпохи и национальны, и общенародны. Провозглашенная идеологами «новая историческая общность - советский народ» была не так уж далека от истины, поскольку до сих пор даже самыми яростными противниками 74-летнего режима признаются черты подобной интернациональной ментальности, ныне доведенные до презрительного определения «совок».
Однако если понимать «советское» именно как международное и транснациональное, то искусство социалистической империи, включая в первую очередь кино, поистине уникально в качестве образца общечеловеческого по духу и не лишенного национального своеобразия. Причем порой складывалась довольно парадоксальная ситуация, что при наличии, допустим, киргизского кинематографа, прославившегося в 60-е годы с помощью творцов из Москвы, или же грузинской киношколы (между прочим, в последнее десятилетие существования СССР ее фильмы были самыми провальными в прокате, но все равно поддерживались из центра), в обиходе практически не применялся термин «русское кино». То ли это происходило из-за опасений ненароком впасть в «великодержавный шовинизм», то ли по причине крайне неоднородного национального состава кинодеятелей Москвы и Ленинграда, среди которых доминировали евреи или выходцы из других республик (те же грузины - Михаил Калатозов, Марлен Хуциев, Георгий Данелия).
Думается, что идейная и художественная растерянность немалого числа кинематографистов в постсоветский период тем и объясняется, что оказавшись на пустом поле межнациональной неопределенности и разбредясь по отдельным национальным квартирам, они ощутили себя в полной изоляции, испытали клаустрофобный эффект или строгую сенсорную депривацию (если воспользоваться названием одной вгиковской ленты почти тридцатилетней давности). Обрыв же былых экономических связей и переход на рыночные отношения породил основной конфликт нынешней реальности в странах СНГ и Балтии, когда каждый предпочитает выбираться только порознь и в одиночку, упрямо отстаивая свой суверенитет.
Хотя по прошествии пятнадцати лет после «падения Древней Москвы» (она же чуть ли не всегда претендовала на звание Третьего Рима) все-таки есть шанс для совершенно иного, свободного по духу объединения деятелей кино на постсоветском пространстве - и даже странно, что они так и не воспользовались преимуществами «евразийского соседства», не попытались создать в изменившейся действительности новый аналог «Голливуда к востоку от Европы». Вот и «Кочевник» знаменует пока что промежуточный вариант развития подобных отношений, поскольку без технической и профессиональной помощи Запада ни одна из киношкол бывших республик СССР еще не может осилить мультибюджетный проект, тем более - исторический.