Иллюзия Нью-Йорка
© kilgor_trautt
Нью-Йорк всегда был для меня любимым городом. Не просто любимым - абсолютным фаворитом: с первого приезда туда в августе 2000 года.
В последние годы я бывал там очень часто, работая месяцами на ведущих театральных площадках, обрастая друзьями, и исхаживая Манхэттен пешком вдоль и поперек. С первого знакомства с Нью-Йорком я ощутил его ритм, критикуемый многими, но абсолютно подходящий мне; его нахрапистый характер, с которым смог свыкнуться очень быстро; его свет, цвет и запах, часто дурманящие, но подчас выводящие из себя. Этот город я сразу ощутил, словно свой дом - со всеми его достоинствами и недостатками.
Недавно в Лондоне мы разговаривали с нашим другом, режиссером Майклом Аттенборо - он только что вернулся из Нью-Йорка, где репетировал «Короля Лира». На дежурный вопрос «как там Нью-Йорк?», ответил: «Хамство, грязь и хаос». Я пошутил в ответ: «Нью-йоркцы называют это драйвом». Какое-то время мы поговорили об этом городе, и я задумался над мучающими меня в последнее время вопросами: почему у меня вдруг выросло количество претензий к Нью-Йорку? Почему он уступил первую строчку в моем персональном рейтинге любимых городов? Не то, чтобы я страдал от этих вопросов, но они время от времени вспыхивали в голове, акцентируя изменения, происходящие внутри меня. Сейчас я нашел ответы, и они оказались гораздо более глубокими, нежели банальное «зажрался».
Я понял, что причина не в Нью-Йорке - он остался таким же, каким и был: хамоватым, экспрессивным, честным и обманчивым одновременно, веселым, и не терпящим человеческой слабости. Причина и вправду была во мне. Если раньше я прилетал в Нью-Йорк из Минска, то теперь - из Лондона. Смена ракурса. Даже, по-сути, смена системы координат. Вдруг, в этом сравнении, ты обнаруживаешь проблемы логистики, транспорта, жилья... Дальше - больше: профессиональной востребованности, человеческих отношений... Вкапываясь глубже, понимаешь, что нью-йоркские проблемы отнюдь не тогда, когда ты их осознал, а гораздо раньше, и многие - десятилетия назад.
В одном из нью-йоркских баров мы сидим с нашим другом Якобом - венгерским цыганом, обладающим потрясающим чувством юмора. Якоб - исполнительный директор нью-йоркского ПЭН-клуба, выдающийся менеджер в сфере искусства. Якоб говорит: «Вам нужно возвращаться в Европу - здесь вас будут любить только в том случае, если вы инопланетяне, как сейчас. Если вы станете как все - вы встанете в конец очереди, невзирая на все ваши титулы и регалии». Он прав. Нью-Йорк больше не является экспортером искусства - он импортер. В Нью-Йорке больше не производят - сюда привозят, чтобы продать. Легендарный нью-йоркский театральный коллектив Wooster Group больше не может обслуживать свое помещение - их приютил в своем центре Михаил Барышников. Он жаловался нам при встрече: «Дотация центра - всего три миллиона долларов - этих денег хватает только на содержание помещения и небольшие зарплаты персонала». Это правда. Когда у нас появилась мысль создать театр в Нью-Йорке, один из выдающихся театральных менеджеров Америки сказал: «На первый год вам нужен миллион. Если он у вас есть - начинайте. Но знайте - на второй год вам понадобится вдвое больше».
Для постановки спектакля Enron, с невероятным успехом прошедшего в Лондоне, потребовался миллион долларов; в Нью-Йорке эта цифра была бы втрое (!) больше. Именно по этой причине проект был создан в Британии, и привезен в Америку для проката. Когда я рассказывал о задуманном проекте еще одному нашему другу, Оскару Юстасу, директору Public Theatre - главного нью-йоркского театра - его глаза на секунду загорелись, предчувствуя возможный успех, а затем погасли. Оскар сказал: «Делайте в Лондоне, а в Нью-Йорк привезем». Когда в Public Theatre приезжают театральные специалисты со всего мира, чтобы изучить опыт, Оскар говорит им одну и ту же тираду: «Не приезжайте сюда! У нас в Америке нет никакого положительного театрального опыта!». Он прав, прав без натяжки - экспериментальный, актуальный, новаторский театр заканчивается в Соединенных штатах на уровне университетов. Профессиональная драматическая американская сцена - это три ведущих театра, из которых в Нью-Йорке располагается один; бродвейский набор сценических площадок; весь спектр «лубочных радостей» в провинции; и нищенствующий «офф-офф-бродвей».
С кино ситуация еще хуже - в Нью-Йорке больше нет легендарных «независимых». Вуди Аллен больше не сидит в углу одного из манхэттенских ресторанчиков с неизменной тарелкой спагетти. Нью-йоркские актеры больше не могут сниматься дома - для этого нужно лететь в Калифорнию, Канаду или Новую Зеландию. Нью-Йорк заклеен плакатами, приглашающими учиться в Нью-Йоркской Академии кино, но она все больше напоминает финансовую пирамиду, которая привлекает деньги, но не предоставляет возможности получить дивидендов по этим вкладам.
Здесь больше нельзя выжить драматургу, сценаристу, художнику или музыканту при помощи призвания. В дополнение к любимому делу необходимо иметь дополнительную профессию: в худшем случае - таксиста или официанта; в лучшем - преподавателя. Первая заповедь Бродвея распространилась практически на все сферы искусства - «На Бродвее не может быть поставлен автор, который до сих пор не ставился на Бродвее». Выживают исключения, количество которых упрямо стремится к нулю.
На вопрос о том, может ли Нью-Йорк вернуть свой статус, Якоб отвечает: «Может, но для этого необходимо, чтобы к власти в Америке пришел человек, значительно хуже Джорджа Буша-младшего». Я соглашаюсь - только серьезная угроза, либо появление новаторской философии может пробудить интеллектуальное сопротивление. Маккартизм может мобилизовать Поллока и Де Кунинга, идеи хиппизма - подарить Beatles или Джимми Хендрикса. Но нео-маккартизма в Америке не предвидится, как и новой доминирующей философии. А значит, Нью-Йорк будет все так же прекрасен, но он не вернется в моем персональном рейтинге на первую строчку.