Цена "швабоды"
Да, мы действительно голодали. Представьте полумиллионный город, где всего 2-3% взрослых людей могут устроиться в частном секторе: торговать на рынке, вкалывать на автомойке, вести уроки в единственной негосударственной школе: А остальные - бюджетники и пенсионеры. И всем задерживают деньги. Сотням тысяч людей негде занять «до получки» или пенсии: накоплений ни у кого нет, кредитов тоже. Деньги задерживали даже в прокуратуре. Моя соседка умерла от голода. Натурально истощилась, отдавая еду детям, легла в 1998 году и умерла. Ее смерть списали на сердечную недостаточность, хотя диагноз должен был стоять вполне блокадный - «алиментарная дистрофия».
В университете я застала девочек, которые на обед приносили два куска хлеба с майонезом. Филфак, шесть пар, только по древнерусской литературе 150 книг прочитать к экзамену. Пришел к восьми, после лекций до восьми сидишь в библиотеке - разбор «Эфиопики» Гелиодора. И у кого-то, кроме этих бутербродов с майонезом, за весь день нет никакого перекуса. Я помню запах голода от детей и подростков.
А еще мои друзья и одноклассники то и дело ломали руки-ноги. Сейчас такого нет, разве что паркурщики в зоне риска. А тогда у нас в классе за год несколько человек появлялись в гипсе. Потому что слишком хрупкими становились от скудного питания кости у детей - не хватало кальция, который в твороге. И белка не хватало. Мы поколение девочек с растяжками на теле, наши скелеты росли быстрее, чем кожа, потому что организму не из чего было вырабатывать коллаген.
Учтите, что мы, хоть и последние советские беби-бумеры, но нас вынашивали в период дефицита. В Тюмени, например, накануне моего рождения из магазинов напрочь пропало мясо. Рыба - перемороженный минтай и фрикадельки в томате неизвестно из чего.
Недавно меня спросили, чем отличается наше поколение от других. Так вот, если совсем кратко: мы, провинциальные беби-бумеры 80-х, стали никем. Несмотря на численное превосходство над любым другим поколением, мы мало представлены в культуре, науке, управлении. Наше поколение не построило больших бизнесов, не сделало серьезных карьер. Мы, похоже, оказались неконкурентны, нам не хватает уверенности в себе. Потому что свое детство и отрочество мы провели в постоянной тревоге. Тому, кто в 93-м ходил вечером через гаражи в районе под названием Элеватор и проводил вечера в страхе, как бы бандиты не убили возвращающихся с работы родителей, сложно в жизни стать уверенным. Тем, чьи учителя приходили на занятия в стоптанных туфлях и собирали в столовой в банку недоеденное, трудно состязаться за место под солнцем с выпускниками 57-й московской школы. Мужчины наши мягкотелы и безвольны. Их отцы попали в Афган, старшие братья - в Чечню, у половины просто спились или сели. Тридцатилетние мужчины сегодня - это мальчики, закрывавшие по ночам подушкой уши, чтобы не слышать, как рыдает от безысходности мама.
Отсюда
В университете я застала девочек, которые на обед приносили два куска хлеба с майонезом. Филфак, шесть пар, только по древнерусской литературе 150 книг прочитать к экзамену. Пришел к восьми, после лекций до восьми сидишь в библиотеке - разбор «Эфиопики» Гелиодора. И у кого-то, кроме этих бутербродов с майонезом, за весь день нет никакого перекуса. Я помню запах голода от детей и подростков.
А еще мои друзья и одноклассники то и дело ломали руки-ноги. Сейчас такого нет, разве что паркурщики в зоне риска. А тогда у нас в классе за год несколько человек появлялись в гипсе. Потому что слишком хрупкими становились от скудного питания кости у детей - не хватало кальция, который в твороге. И белка не хватало. Мы поколение девочек с растяжками на теле, наши скелеты росли быстрее, чем кожа, потому что организму не из чего было вырабатывать коллаген.
Учтите, что мы, хоть и последние советские беби-бумеры, но нас вынашивали в период дефицита. В Тюмени, например, накануне моего рождения из магазинов напрочь пропало мясо. Рыба - перемороженный минтай и фрикадельки в томате неизвестно из чего.
Недавно меня спросили, чем отличается наше поколение от других. Так вот, если совсем кратко: мы, провинциальные беби-бумеры 80-х, стали никем. Несмотря на численное превосходство над любым другим поколением, мы мало представлены в культуре, науке, управлении. Наше поколение не построило больших бизнесов, не сделало серьезных карьер. Мы, похоже, оказались неконкурентны, нам не хватает уверенности в себе. Потому что свое детство и отрочество мы провели в постоянной тревоге. Тому, кто в 93-м ходил вечером через гаражи в районе под названием Элеватор и проводил вечера в страхе, как бы бандиты не убили возвращающихся с работы родителей, сложно в жизни стать уверенным. Тем, чьи учителя приходили на занятия в стоптанных туфлях и собирали в столовой в банку недоеденное, трудно состязаться за место под солнцем с выпускниками 57-й московской школы. Мужчины наши мягкотелы и безвольны. Их отцы попали в Афган, старшие братья - в Чечню, у половины просто спились или сели. Тридцатилетние мужчины сегодня - это мальчики, закрывавшие по ночам подушкой уши, чтобы не слышать, как рыдает от безысходности мама.
Отсюда