Заложник Моисей
С Моисеем я познакомился одним весенним днем, где-то за год или два до моей женитьбы. Жена (на тот момент ее статус был иным, и звучал как «девушка») поперлась куда-то на маникюр или покраску, или на что-то другое из той устрашающей вереницы действий, которые предпринимают женщины, как только накатывает хорошая погода. Сидеть дома мне надоело, тем более, что все сериалы я пересмотрел, и новых серий нужно было ждать чуть ли не целую неделю (порой это расстояние в вечность). Поэтому я пошагал прямиком в бар, находящийся в ста метрах от дома.
В полдень субботы посетителей там совсем не было. Заскучавший бармен очень серьезно завтычил в смартфон, и мне пришлось повышать голос, чтобы его окликнуть. «Да перепадут тебе эти инстаграмные ути-губки, займись делом» -- подумал я, и где-то в этот момент он поднял на меня свои приспанные соцсетями глаза.
-- Друг, налей бокал темного, и что у вас есть к пиву?
-- Кальмары в панировке, сырные палочки, гренки, куриные крылья…
-- Давай на крыльях и остановимся.
-- Пиво сразу?
-- Нет. На улице наконец-то светит солнце, а я забрался в твое мрачное царство, чтобы на тебя посмотреть.
-- Извините. Могли просто сказать «да».
Последнюю фразу я пропустил мимо ушей. «Не люблю неквалифицированных работников» - подумал я, видимо, забыв, как за день до этого передоверил своей проект стажеру, а сам целый день пялился на сиськи девочек из Brazzers.
Пиво пошло хорошо. Полдень субботы -- это тот Рубикон, переход через который неизбежен, если у вас, как и большинства пролетариата выходные представляют собой пару из субботы и воскресенья. Либо это будет одна сплошная сиеста, либо сумасшедший трах, либо безудержная пьянка, либо… В общем, я выбрал «пока пивко, а там посмотрим».
Когда я принялся за второй бокал, и мне как раз принесли крылья глупого бройлера под соусом и кунжутом, в бар зашел мужик. Как только он открыл дверь, от него повеяло чем-то неприятным. Это был не запах алко-бомжа с привокзальных площадей, и не ацетонистый кислый, как у «винтового» наркомана. Даже запахом это назвать было трудно, потому что ничего похожего я до сих пор не ощущал. Видимо, бармен тоже это уловил, так как он без крика оторвал глаза от смартфона, и не особо приветливо поинтересовался чего мужику угодно. Тот попросил 0,5 светлого и 100 грамм водки.
«Да уж, у кого-то за Рубиконом намечается попойка в одиночестве» -- заметил я про себя. Новопришедший, тем временем, сделал несколько математически точных глотков из бокала, ровно столько, сколько нужно было, чтобы освободить емкость под «синьку», перелил ее в тару, поставил отстаиваться, а сам достал сигарету и закурил.
Я бросил курить три года назад, сразу же после окончания университета. На этом настаивала девушка, да и легкие по утрам не особо радовали. Поначалу было непросто. Я постоянно нервничал, ругался, срывался на подружку. Она даже пару раз порывалась уйти, но, Слава Богу, обошлось. Со временем тяга к сигаретам пропала, а дым, случайно учуянный на улице, перестал совращать. Легкие восстановились, по утрам перестал кашлять, да и в горле больше не першило. А девушка сказала, что у меня улучшился запах изо рта. Такие дела в общем. Но в этот определенный момент, сидя у барной стойки, мне адски захотелось курева. Так сильно я давно ничего не хотел. Попробовал унять это возбуждения мыслями: девушка, работа, деньги, футбол. Раньше я так делал, когда у меня в общественном транспорте случался стояк. Помогало. Но стояк стояком, а эта странная, поистине мистическая тяга к сигарете меня разоружила и раздела донага.
-- Извините, у вас не будет сигареты?
Мужик поднял на меня свои глаза, и я невольно содрогнулся. Если поначалу я думал, что ему лет 30-ть, 35, ладно, даже 40, то сейчас я был готов дать ему все 60-т. На меня смотрели глаза робота, чья батарея вот-вот разрядится, и он выключится. Впалые, уставшие, повидавшие, как показалось, мир всеобщей печали, а под ними темно-синие, почти черные мешки шахтера. Жуткая картина, ей Богу. Курить мне, конечно, захотелось еще больше.
-- Да. Возьмите. - он протянул мне пачку крепкого «честера».
-- Спасибо. Я вообще-то не курю…
-- Многие так говорят. Мне кажется, из курильщиков процентов 80-т не курят, бросают, вот только делают это по 20 раз за сутки. Вы знаете, что общего между некурящим и бросающим?
-- Нет.
-- И те, и другие, экономят деньги на сигаретах. - Он улыбнулся слегка заискивающей, но приятной (о Боги, какой же дикий контраст с глазами!) улыбкой.
-- Нет. Я не жлоб. Хотите, могу вам заплатить за сигарету. Просто я действительно бросил три года назад… -- в общем, пересказал я ему ту историю про сигареты, подружку и легкие. Мужик внимательно слушал, кивал головой, понемногу отхлебывал «ерш» из бокала, а потом протянул мне руку.
-- Моисей.
Я слегка опешил. С одной стороны это настолько редкое имя, тем более, в наших краях, и он, наверное, надо мной прикалывается. С другой, если я рассмеюсь, а его на самом деле так зовут, к тому же он еще и еврей, так я вляпаюсь в неприятную историю с ксенофобским привкусом. В общем, смеяться я не стал.
-- Чем занимаешься, Моисей?
-- Как чем? Людей вожу по пустыни, да голову им морочу. - мужик снова улыбнулся, после чего, глубоко вздохнул, и чуть слышно произнес - профессиональный заложник.
-- Что? «А ведь и вправду чокнутый малый» -- подумал я -- «Или это уже ерш начинает его так вставлять. В любом случае, день перестает быть томным».
-- Я серьезно. Впервые я стал заложником в раннем детстве, когда умерла мать. Насмотревшись фильмов про детей с похожими историями, я твердо решил, что буду странным и проблемным, так как по-другому никак. Типа как Джон Коннор.
-- Так у Джона Коннора не было отца. - я попытался разъяснить детали любимой киноэпопеи.
-- Один хрен. Неполная семья бла-бла-бла. Я был уверен, что не такой, как другие дети, вот и старался соответствовать собственным представлениям.
-- И как ты это делал?
-- Ну как… Банкоматов тогда не было, терминаторов тоже не наблюдалось. Поэтому я читал Майн Рида и мастерил луки и стрелы, чтобы стрелять в завоевателей. Правда, те никак не приходили. Ну а потом меня затянула школа, первые друзья, подружки, поцелуи, вечеринки, экзамены и все такое. Но на этом я не успокоился.
Моисей допил «ерш», и закурил очередную сигарету.
-- Потом я стал заложником романтизма. В смысле не периода в литературе, а самого человека-романтика. Создав себе этот образ я стал сочинять стихи, петь серенады… А потом я встретил ее. Наверное, это была моя первая любовь. Или первый серьезный шифр, уже не разберешь. Короче, будучи студентом, я влюбился в девочку из другого факультета. Мы жили в одном общежитии, имели общих знакомых, слушали похожу музыку. Я не назвал бы ее своим идеалом красоты. Скорее, во мне была ниша, которую нужно было заполнить, и я это сделал. Причем, попал на все 100. Она от меня отморозилась, сославшись на парня, который ждет ее в родном городе. Только этого мне и было нужно. Следующая пятилетка прошла под флагом воинства нытиков, которое я возглавлял. Я был верховным главнокомандующим, и лучшим воином, и поваром, и санитаром, и палачом. Казнил сам себя, делал это часто, изощрялся как только мог. То вспомню о ней в День святого Валентина прямо по дороге на свидание (естественно, я побежал домой плакать и бухать), то на семейном празднике (отец думал, что его сын со дня на день вскроется), то на экзамене (я уходил прямо во время теста, и приходилось сдавать со второй попытки). А однажды это сделал, когда лазил по горам. Не знаю, что тогда остановило меня от прыжка…
Мне определенно нравился рассказ Моисея, поэтому я заказал еще пива. Ему же попросил повторить ингредиенты для «ерша». «Как он это пьет? Он ведь не чувствует вкуса ни одного из напитков». Вернувшись из воспоминаний, заложник достал очередную сигарету и вспыхнул зажигалкой.
-- О! Ты заказал мне добавки. В моих планах на сегодня не было нажраться, но уж если ты настаиваешь… Кстати, еще я заложник друзей. Поэтому у меня их нет.
-- В дружбе, по правде говоря, все заложники друг у друга. На то она и дружба. - Попытался заумничать я.
-- Согласен. Но, наверное, если тебе перестает нравиться что-то делать с кем-то из друзей, скажем, общаться, ты ведь ему об этом говоришь?
-- Ну да. А как по-другому?
-- Так как это делал я. Друзья всегда чувствовали, что могут мной воспользоваться. Чаще всего в ход шли мои руки, ноги и уши. Руками я помогал им переезжать, толкать машины и делать дома ремонт, ногами я приходил, туда, куда они просили, а уши… Как написал Шевченко «а сестри, сестри, горе вам». Тоже самое могу сказать про свои уши. Сколько они всего наслушались за это время! Любовь, ненависть, жизнь, смерть, дружба, вражда, политика, спорт, путешествия, физика, культура и многие другие разделы человеческого обсуждения информационным потоком вливались в эти кожаные раковины. Когда мне было, что добавить, я добавлял, когда не было - просто кивал, даже, считая, что все это полная хуета. Но назвать хуетой слова друга я не мог, так как стал заложником «хорошего человека».
-- А это как?
-- Допустим, идешь ты по улице, приятно светит солнце, на тебе светлые джинсы. Ты подходишь к пешеходному переходу, и ждешь, пока светофор покажет зеленый. Через дорогу от тебя стоит красивая девушка, ты смотришь на нее, и думаешь, как бы было хорошо затащить ее в постель. И тут откуда не возьмись мимо тебя проносится авто, водила спешит (может, его жена рожает, а, может, на шашлыки), и налетает на единственную оставшуюся во всем городе лужу, тем самым обливая твои голубые джинсы дерьмом. Что бы ты на это сказал?
-- Выругался на мудака. Это очевидно.
-- Ага. А рядом с тобой стоит женщина с коляской или две бабулечки с собачками.
-- Пофиг! Он облил мне джинсы, и я не вклею красивую девушку.
-- Вот именно. Так бы сделало большинство. А я, спрятав глаза в асфальт, пойду домой переодеваться. Все молча. Матерясь при этом только у себя внутри. Кстати, про девушку.
-- Про какую? Ту, что на переходе?
-- Да. Ты знакомишься на улице?
-- Со своей нынешней девушкой я так и познакомился, помог вытащить сумку, которую зажало дверью в метро. Достал, протянул со словами «наверное, для этого я и родился». Вот уже где-то четыре года мы вместе.
-- Я бы так не смог. В смысле сумку бы вытащил, но протянул бы ее молча, отведя взгляд в сторону. Потому что я заложник «тарантиновского прохожего».
-- Уже даже ничему не удивляюсь. Продолжай.
-- Тарантино, тот, что режиссер, как-то сказал, что между женщиной, которая идет по улице, и мужчины, идущего за ней, существует некая связь. Оба думают, что мужчина - маньяк. Поэтому мужчина старается либо обгонять, либо отставать, либо переходить на другую сторону дороги. Иначе присутствует жуткий дискомфорт. Так что с незнакомыми женщинами на улице я не слишком люблю пересекаться.
-- Можно еще одну сигаретку?
-- Да, конечно. Держи.
За перекуром мы немного съехали с Моисеевой грустной темы, отвлекшись на фильмы Тарантино. Он бил пяткой в грудь, что ничего круче «Криминального чтива» Квентин не снял, и не снимет, так как это попросту невозможно. Я же отстаивал эксперименты режиссера с темами о второй мировой и Диком Западе. Судя по знаниям собеседника в кинематографе, я сделал вывод, что он явно моложе своих глаз.
-- Давай вернемся к друзьям. Почему ты перестал с ними общаться?
-- Потому что понял всю безысходность нашего общего будущего. Перечить им я не смею, так как шифрую себе, что они: выручали меня финансово, выручали меня общественно, или просто слишком крутые, чтобы со мной тусоваться. И я им поэтому всем дико обязан. Но, при этом, мне жутко не нравилось, что они говорили. Распутать этот Гордиев узел можно было только разбежавшись. Так мы и сделали.
-- И как тебе без них?
-- Нормально, в принципе. Только от статуса заложника это не спасает. К примеру, вчера я потратил полчаса времени на гороховый суп.
-- Чего?
-- Пару дней назад ко мне заходил отец, приготовил мой любимый гороховый суп. Я поел, поблагодарил, и забыл про него. Про суп, в смысле. Вот, и вчера у меня в планах было прогуляться, зайти в этот же бар, где мы сейчас сидим. Но вдруг я вспомнил про суп. Подумал, что если он простоит еще ночь, то испортится. А выливать гороховый суп в унитаз это преступление. До сих пор помню, как один мой друг вылил два литра домашнего томатного соку в унитаз. За такое в тюрьму сажать надо. К насильникам и коммунистам! Ни к тем, ни к другим я не хотел, поэтому терпеливо его подогрел, съел две тарелки (вторая была лишняя, но, повторюсь, она бы испортилась), потом вымыл кастрюлю, тарелку, ложку. Так и в бар перехотелось.
-- Ну ты даешь! Так а с девушками у тебя что? Я знакомых имею в виду.
-- Та было несколько. Но с каждой из них были свои проблемы. Общая была только одна, но серьезная. Я стал заложником порнушки. Поэтому для меня каждый секс должен был начинаться с минета и куннилингуса. Если по-другому, то все, ариведерчи эрекция. А знаешь этих женщин, у всех свои муравьи. Одна минет не делает, другая не хочет, чтобы к ней «туда» языком лезли. Зато потом слезы, обиды… Мол, ты такой-сякой меня не хочешь! Иди к другой! И все в том же духе.
Была у меня знакомая. Отличная девочка. Красивая, хорошая, целеустремленная. Когда мы просто гуляли, без нежностей, все было отлично. Но стоило нам потрахаться, как я стал «заложником обязательств». Я испугался, что теперь мы должны будем всюду ходить только вместе, и за ручку. Ни тебе пивка с ребятами, ни футбола в одиночестве, ни порнушки по утрам. Короче, испугался я не на шутку. А когда еще с отцом ее познакомился, меня вообще стало типать. Допрыгался, думал я. Теперь свадьба, острова, кредиты, домашние животные, дети…. Сбежал я. Потом жалел долго.
Поэтому в следующий раз женился. Но не на ней. Причем инициатором стал я. Тоже была хорошая девочка, но не такая как та. Со временем, думал, как вино, настоится. Но нет же. Забеременела, потолстела, запустила себя. Просыпаюсь как-то утром, смотрю на нее, и думаю «Куда я смотрел? Неужели околдовала?». Пытался себя пересилить, благо заложники «хорошего человека» и «романтика» помогали в этом. Но нет, только дочка ходить начала, я решил, что надо смываться. Объяснил ей. Назвал это заложником «несчастного отца», рассказал, что хуже этого быть ничего не может. Если ребенок с детства будет видеть несчастного мужика рядом, то вырастет аутистом или того хуже, бизнесменом. Жена поняла, почти не плакала, денег ей дал, благо после очередного увольнения дали хорошее выходное пособие. Кстати, о работах…
Пока мой мозг офигевал от всего услышанного, я и забыл о том, что успел к тому времени поглотить пять бокалов пива. Из прострации меня вывел мочевой пузырь, активно зазывавший посетить уборную. Заказав повторения «ерша» для Моисея, я отправился справлять нужду. Сделав дело, я подошел к умывальнику помыть руки, и увидел, что там царит полнейшая антисанитария. С мыслями, что все в этом заведении видят только экраны своих мобильных, я направился к выходу. Захлопнув за собой двери, я демонстративно всплеснул кистями, как бы освобождая их от капель воды, чтобы люди обратили внимание, что я мыл руки. Но бармен все так же пялился в телефон, а Моисей пускал клубы дыма, безучастно наблюдая за его устремлением быть поглощенным вытяжкой.
-- Кажется, ты закончил на работе.
-- Да. Я заложник «незасиживаний на работе». Как-то прочитал в одном журнале статью о том, что на одном рабочем месте нужно находиться ровно столько, сколько тебе требуется для совершенствования. Когда процесс окончен, и тебе нечему учиться, нужно уходить. Поначалу я боялся, потому что стал заложником денег (но об этом чуть позже), поэтому проработал на первой серьезной работе чуть больше трех лет, и проработал бы еще 30-ть да попал под сокращение. Потом же я решил следовать этому принципу, так как предложения всегда были, и я прыгал с место не место.
-- Это, в принципе, неплохо.
-- Да. Только с финансовой точки зрения это было не всегда выгодно. Кстати, о деньгах. Когда-то давно я мог спокойно без них обходиться, будучи довольным парой джинс, парой кед, солнечной погодой, пачкой сигарет и бутылкой пива. Но потом, чем больше я зарабатывал, тем сильнее я ощущал свою потребность в деньгах. Росли мои запросы, появлялись все новые и новые желания. Так я стал заложником денег. Да, со мной в университете учились ребята, которые были заложниками вещей. Получав деньги от родителей, они моментально шли в торговый центр и тратили все подчистую на одежду и аксессуары. После чего «стреляли» сигареты и, складывалось впечатление, так и питались.
-- Дураки.
-- Я тоже так думаю. Поэтому со временем я сумел избавиться от потребности в деньгах.
-- Круто. Поздравляю.
-- Но тут же стал заложником «лайков». И вот на этом моя жизнь стала катиться вниз…
Моисей застрял взглядом где-то внутри дуба, из которого была сделана барная стойка. Так он молча просидел минут семь, после чего наконец-то поднял глаза, и взглянул прямо на меня. Выпив залпом половину бокала, он продолжил свой рассказ.
-- В общем, в какой-то момент я осознал, что уже не испытываю былой радости от новых вещей, людей и пейзажей. Зато сердце то и дело вздрагивало, когда я проверял свои посты в блогах. Я жаждал внимания. Не скажу, что я хотел быть таким популярным, как Пэрис Хилтон и Снуп Дог. Просто хотелось, чтобы люди ценили мои записи, «лайкали» их, комментировали, распространяли. Я уходил в депрессию, матеря слепых певцов древности за то, что они творили во времена отсутствия какой-либо конкуренции. Также я ненавидел современников, которых читают. «Каждая кухарка ведет свой жж или твиттер вместо того, чтобы готовить борщ. О времена, о нравы! Иди на кухню, этим заниматься могут только избранные». Так я одновременно стал заложником «лайков» и заложником «ненависти». Я ненавидел все: людей, их котов, счастливых влюбленных, книги, фильмы, даже весну. Ты представляешь, я НЕНАВИДЕЛ ВЕСНУ!
-- В смысле, грязную, холодную и дождливую?
-- Нет. В этом и вся проблема. Я ненавидел даже первые теплые деньки. Когда парни переходят на легкие кожанки, а девушки оголяют ноги. Я наблюдал за всеми ними со своего балкона, и думал, куда вы катитесь, иродовы души, когда же вы задумаетесь о том, что цивилизация обречена? Обычно я этот процесс завершал метанием молнии. Но поскольку я не Зевс, и молний у меня нет, приходилось ограничиваться «бычками».
-- Моисей, пожалуйста, не обижайся, но ты очень забавный. - Пиво меня настолько прибило, что я уже готов был обниматься с новым знакомым, и идти петь с ним в караоке.
-- Я знаю. Когда-то был таким точно. - Заложник вытащил из пачки две последние сигареты, поджег, после чего протянул одну мне. - На самом деле, все это не слишком весело. Один француз, Вольтер, кажется, как-то сказал, что человек рождается свободным, но он всюду в оковах. Чушь это. Мы не рождаемся свободными, и не умираем такими. На протяжении всей жизни мы чьи-то заложники, а после ее окончания носимся призраками по земле, пока люди перестанут о нас вспоминать. Плачущие о мертвых - террористы. Знай это. Напоследок расскажу тебе историю об одном своем путешествии. Попал я в одну страну, где проходила гражданская война. Были раненые, погибшие. Вот, закончилась война, а люди оказались заложниками убитых. Все плачут, и плачут, не могут себя простить за то, что не были в это время, рядом с ними. В общем, горевали они так долго, что не заметили, как на их страну напал враг. А когда заметили, то вместо того, чтобы идти выгонять врага, они продолжали горевать. Покойники же смотрели на все это и думали, что мы сделали не так? Так и были они друг у друга в заложниках еще долгое время. Чем это все закончилось, не знаю, так как вконец расстроился, и свалил оттуда.
На слове «свалил» Моисей спустился с барной стойки, пожал мне руку, и отправился на выход.
-- Моисей! - крикнул я.
-- Слушаю.
-- Сколько тебе лет?
-- Не знаю. Точно больше 40-ка, я ведь именно столько лет водил ребят по пустыне. - Заложник снова улыбнулся. - А что?
-- Понравился ты мне. - Я понял, что караоке отменяется.
-- Стокгольмский синдром - сильная штука. - Сказал Моисей, и захлопнул за собой дверь.
Расплатившись по счету, и оставив бармену денег на пополнение счета (чтобы мог кадрить ути-губок в инстаграме), я пошел домой. На улице уже стемнело, а дома ждала девушка. С маникюром, педикюром, или что там она с собой целый день делала, но моя. Я обнял ее и поцеловал в шею.
-- Кто-то сегодня выпил и снова курит. - с ноткой укора в голосе сказала она, но после этого нежно поцеловала в щеку.
-- Милая, так пахнет Стокгольм.