Рожь +
Классно ехать в вечерней полупустой маршрутке по московскому мосту, когда мир находится на расстоянии в неделю от наступления нового года. Уличные фонари, фары автомобилей, неполноценная радуга арки дружбы народов и всякие там огоньки высоких и не очень зданий, словно сговорившись, показывают тебе, что этот город не так уже и плох. А гирлянды на скаймолах и вовсе побуждают душу к встрече предстоящих праздников. И только волны не замерзшего Днепра отправляют тебя в воспоминания о моментах уходящего 13-го.
Лучшим из них в моем личном хит-параде единогласно (серьезно? без возражений?) будет признан вечер на Замковой. Заканчивался июль. Лето, как любят писать романисты, было в самом разгаре. Мини-экип из джинсовых шорт и футболки даже вечером не гарантировал 100-процентной сухости коже. Даже полудрыщам типа меня. В тот день мы встретились с другом, который совсем недавно вернулся из Черногории, где он отдыхал с женой. Бутылка коньяка утонула в рассказах, фото и видео демонстрациях. Совершенно натуральным образом напрашивалась вторая (на часах было не более восьми вечера), но она осталась в тех же местах, где обычно ночуют недосказанность и страх познакомиться в общественном транспорте, так как звонила Венди.
Венди -- относительно давняя подруга, бывшая девушка моего приятеля, с которой мы однажды начали активно общаться. Затем пару раз встретились, сходили на тусочки, поцеловались, потрахались, то есть все, как это часто бывает в фильмах и жизни. Обычно последний пункт процентов на 90 предполагает дальнейший перерыв в общении (не то я настолько плох в постели, не то никто из нас не хочет полноценной завязки, не то на всех нападают моральность и стеснение), но тут были совсем другие расклады, так как ее бест-френд свалила из страны, и ей нужен был человек, который бы проводил с ней время. Таким человеком, как вы поняли, оказался я. Я тогда как раз переживал возвращение в пролетарское общество, проходя стажировку на новой работе, делал для бюрократов из отдела кадров всякие там справочки, короче, свободного времени был целый океан. Ну и зацепила она меня, чего душой кривить? Мы были оба: молодые, свободные, одинокие, и остро нуждавшиеся в ласке и тепле.
В тот вечер мы встретились на Подоле, и пошли на Замковую. На ней был цветастый сарафан, у меня в руке -- бутылка красного десертного, в кармане -- штопор, а в мыслях -- одна сплошная порнуха. Заперевшись на гору, мы нашли место, с которого открывалась чудесная панорама нашего левого берега, и откуда очень просто скатиться вниз, где растут колючие терновые кусты (это название я честно спулил из рассказов о братце Кролике. Эй, умники, у нас растут терновые кусты?).
Я терпеливо выждал, пока она расскажет о всех своих новостях, переписках с разными мужиками, ожиданиях от будущего, прежде, чем подкатить. Я долго молчал, думая, как это сделать (люди -- такие странные создание, вы же спали вроде недавно, зачем снова заводить предварительную "игру в шашки"?), она спросила: о чем ты думаешь. Я ответил: о том, что хочу новые кеды, и поцеловать тебя. Финт удался. Я, как Рональдиньо в лучшие годы, проскочил кучу преград, и залез своим языком к ней в рот. Мы долго и старательно обменивались слюной, пальцы путали ее грудь с тачпадом, затем соскочили вниз...
Не знаю, о чем она думала в этот момент. Я же -- ликовал, наблюдая за нами с расстояния в два-три метра, сканировал историю тинейджерской любви. 14-летние подростки вылезли на холм, откуда могут наблюдать за городом, и ласкают друг дружку. Как в "Пирамиде" Голдинга. Так же чисто, как и до смерти эротично. В их мыслях нет никого, кроме них двоих, их горячих тел, бьющихся сердец, секреторных выделений. Никому не интересно, сколько осталось жизней у Горбачева, и когда умрет Киселев. Просто лето, просто мы, просто лав.
Но если я в свои 27-мь так и остался тинейджером, то она -- нет. Мы не могли там трахаться, так как это было "не гигиенично", мы не могли остаться вместе навеки, потому что есть "подружки/родители/работа/мечты о муже и детях", и мы не могли дорожить этим моментом оба, ибо "я была такая пьяная, что ничего не помню".
В одной из экранизаций "Питера Пэна" Питер ведется на уговоры Венди и сваливает из своей Воображляндии в наше измерение. Тут он женится, заводит детей, стареет, и все такое. Я, конечно же, не Питер (в большинстве экранизаций он больший дрыщ, чем я), полностью на Венди не повелся, и стареть не собираюсь. И все же, как и большинство мальчишек, я хочу, чтобы она меня ждала. Возможно, не в этой жизни, может, в другом месте, и в иной ипостаси, но мне бы адски хотелось, чтобы мы хоть раз вновь прожили тот вечер на Замковой. Булгаков бы одобрил. Бля буду.