ULICA MANDELSZTAMA
В Европе холодно. В Италии темно.
Власть отвратительна, как руки брадобрея.
О, если б распахнуть, да как нельзя скорее,
на Адриатику широкое окно.
Над розой мускусной жжужание пчелы,
В степи полуденной - кузнечик мускулистый,
Крылатой лошади подковы тяжелы,
Часы песочные желты и золотисты. ...
О. Мандельштам
Прочитала о том, что в Варшаве, городе, где он родился, недавно открылась ulica Mandelsztama. В Воронеже есть памятник поэту на улице Энгельса, но местные жители воспротивились переименованию. Даже зачуханный привокзальный 3-й Путевой переулок в Хабаровске, через который он проезжал в 1938 году в тюремном вагоне навстречу смерти, переназвать не захотели. Угробили ни за что ни про что гениального уникального беззащитного поэта, и во всей России нет ни его улицы, ни музея.
Мне почему-то маленького, суетливого Осипа Эмильевича ДИКО жалко. Из всех больных высокой болезнью, поэты мне представляются самыми беспомощными, самыми уязвимыми с их безрассудным пылом, речитативной погудкой и рифмами. Художники, музыканты, а тем паче писатели как-то относительно более витальны.
Сам Мандельштам с иронией и сочувствием так писал о молодых одурманенных стихотворцах:
"Ребенок кричит оттого, что он дышит и живет, затем крик обрывается - начинается лепет, но внутренний крик не стихает, и взрослый человек внутренне кричит немым криком, тем же диким криком новорожденного. Общественные приличия заглушают этот крик - он сплошное зияние... Им нужно помочь, чтобы они перестали кричать; когда для них будет покончено со стихами - этим атавистическим ревом, начнется лепет, начнется речь, начнется жизнь."
Я вчера встречалась с подругами и ловко запарковалась возле ограды парка Мандельштама у метро Фрунзенская. Там моя малая Родина, детство, каток, зверинец, горбатые мостики, качели, головастики в пруду, длинные плавные водоросли, похожие на русалочьи волосы... "Ты где встала? У Мундика?" - спросила любимая Н., с которой мы классе во втором готовили побег из дома от террора старших у нее брата, а у меня сестры, и тайком прятали спички в поленнице дров у забора. В Мундике был наш тайник, наш Остров Свободы. Рядом располагалась тридцатая коррекционная школа, в которую бабушки - всегда и только исключительно старенькие бабушки - водили через парк внуков-даунят, похожих друг на друга как две капли воды рыхлых круглоглазых мальчиков и девочек с приоткрытыми ртами и склоненными набок головками. И ведь тоже - сплошное зияние.
Усадьба Трубецких в Хамовниках аж в 1923 году была превращена в этот парк, который назвали в честь революционера Александра Владимировича Мандельштама. Бывает, что справедливость восстанавливается и столь неожиданным, естественным как бы образом. Не мытьем - так катаньем! Революционера-однофамильца никто не помнит, и все искренне полагают, что парк называется именем О.Э.М. И соловей там поет... Вчера мы сами слышали своими собственными ушами!