Хозяин замка "Монте-Кристо" (об Александре Дюма-отце). Часть 4.

[frometta]

8

Когда Дюма однажды упрекнули в том. что он иска­жает историю, он ответил:

«Возможно, но история для меня - только гвоздь, на который я вешаю свою картину».

И это было правдой. Писатель совсем не был историче­ским романистом. Он был создателем и блестящим пред­ставителем приключенческого романа на историческом материале, но он не смог стать французским Вальтером Скоттом - для этого ему не хватало точности в изложении фактов и величия исторической мысли.

Вальтер Скотт не следовал позади колесницы истории, подбирая упавшие крохи. Он воскрешал историю, выводя ее из тьмы забвения и заставляя жить в сердцах. Он был прав даже тогда, когда не был щепетильно точен: он пси­хологическую правду предпочитал правде исторической. Дюма же любил эти крохи истории, как любил брызги фонтанов и вспышки фейерверка. Для него блеск брил­лиантов Анны Австрийской был ярче мрачных огней Вар­фоломеевской ночи и острие шпаги д'Артаньяна, направ­ленной в грудь Мазарини, - гораздо более грозным, чем все движение Фронды. И когда после появления «Графа -Монте Кристо» гиды стали показывать в Марселе любо­пытным туристам дом Морелля, дом Мерседес, а в крепо­сти Иф - камеры Эдмона Дантеса и аббата Фариа, Дюма гордился этим-еще потому, что он «сам творец истории», как сказал о нем один восторженный поклонник, но потому, что он создал образы героев такой запоминающейся силы.


Несмотря на внешнюю поверхностность романов Дюма, в их основе всегда лежат реальные факты. Писатель хо­рошо знал закулисную историю Франции XVI-XVII ве­ков и опирался на собранный им большой материал. Иногда он ошибался, это бесспорно, но чаще он переина­чивал историю так, как было нужно по замыслу, и особен­но тогда, когда герои вырывались из-под его власти и ему приходилось не вести их за собой, но следовать за ними по пятам.

Он широко пользовался всякого рода дневниками, вос­поминаниями и личными письмами - ведь его интересо­вали не большие исторические события, не широкие народ­ные движения, а дворцовые интриги, быт эпохи, такой да­лекой и в то же время такой близкой, если судить по его романам. И главным для него были люди - герои с силь­ными страстями, всегда готовые к действию и борьбе.

О том, как работал Дюма, можно проследить на при­мере создании им «Трех мушкетеров».

В основу их легли «Мемуары д'Артаньяна», действительно существовавшего, хотя никогда ничего не писавшего. Эти подложные мемуары сочинил Куртиль де Сандрас, правда знавший дАртаньяна лично.


Шарль де Бас д'Артаньян - таково полное имя знаме­нитого гасконца, носившего придворное звание «Смотри­теля королевского птичника», - начав службу Людови­ку ХШ простым мушкетером, дослужился до чина полков­ника и не получил обещанного ему маршальского жезла только потому, что был убит при штурме голландского города Маастрихта на Мозеле. Д'Артаньян был любимцем короля и доверенным лицом кардинала Мазарини. До на­ших дней сохранились письма Людовика XIV к команди­ру мушкетеров. В одном из них король писал: «... уверяю тебя, что сделаю все возможное как для тебя лично, так и для твоих мушкетеров. Будь здоров, любимый д'Артаньян...»

Из книги Куртиль де Сандраса Дюма взял также имена героев - Атоса, Портоса и Арамиса, - историю путеше­ствия д'Артаньяна в Париж, историю миледи в ряд при­ключений мушкетеров.

Кроме этого, Дюма использовал «Мемуары ля Порта». Они легли в основу истории Атоса, графа де ля Фер.

История с алмазами королевы заимствована из книги Редерера «Политические и любовные интриги французско­го двора».

Что же внес нового Дюма в роман «Три мушкетера»?

У Куртиль де Сандраса д'Артаньян только грубый вояка, охотник за богатыми вдовами (он женился на на­следнице многих имений мадам де Шанлеси), шпага и шпион Мазарини. Дюма наградил его умом, храбростью, хитростью, ловкостью, верностью в дружбе. Ничего этого нет в «Мемуарах». И, главное, из слуги Мазарини он пре­вратился в его заклятого врага.

Дюма сделал то, что может сделать только талантли­вый писатель: он оживил историю и одухотворил ее полно­кровными образами людей. Рядом с д'Артаньяном на страницах романа обрели жизнь три мушкетера - Атос, Нортос и Арамис, - кардинал Ришелье, Мазарини, Людо­вик XIII, королева Анна Австрийская, миледи, Букингём] король Карл I английский, люди своеобразные, не похо­жие друг на друга.

Любопытна, что в «Трех мушкетерах» Дюма оказался

больше историком, чем сам предполагал. Имепа Атос, Портос и Арамис, которые он считал лишь псевдонимами, так как они звучали странно для французского уха, при­надлежали людям, действительно существовавшим.


Атос в жизни именовался Арманом де Селлек д'Атос д'Отевиллем и вел род от выходцев из Греции. Он родился около Советерр де Беарн и умер в 1643 году. По-видимому, он был убит на дуэли, так как его тело, проколотое шпагой, было найдено утром вблизи рынка.

Портос назывался Исааком де Порто и был сыном ко­ролевского нотариуса. Он стал мушкетером через три года после смерти Атоса, и его имя можно найти в списках времен Ришелье и Мал ар пни. Род этот существует до сих пор, и его потомки и сейчас живут во Франции, владея замком Ламье в Пиренеях.

Арамис, на самом деле д'Арамис, сын офицера и тоже гасконец, служил в том же отряде, что Портос и д'Артаньян. Его владения были расположены в долине Бартон, где он и умер в своем замке Эсплюнке, так и не став еписко­пом, вопреки Дюма.

Но Дюма писал не только исторические произведения. Один из его шедевров, роман «Граф Монте Кристо», отно­сится к эпохе, когда он создавался. Это книга о современ­ной писателю Франции.

Интересно, что основа сюжета и целый ряд подробно­стей были заимствованы Дюма из полицейских протоко­лов, то есть взяты из самой гущи окружающей его жизни.

В 1807 году сапожный подмастерье Пико готовился вступить в блестящий брак. Упоенный успехом, он хва­стался своей удачей перед посетителями кафе, где посто­янно обедал.

«Бьюсь об заклад, что я этому помешаю», - сказал своему приятелю Аллю хозяин кафе Лупьо, которого сне­дала низкая зависть.

Лупьо вместе с несколькими собутыльниками написал донос полицейскому комиссару, а тот, признав дело чрез­вычайно важным, так как оно касалось заговора против государства, передал его министру полиции. Пико был арестован и, как опасный политический преступник, заклю­чен в замке Фенестредь.

Два года спустя Лупьо женился на невесте Пико.

Через семь лет Пико вышел из заключения. В тюрьме он преданно ухаживал за скромным миланским священ­ником. После смерти священника оказалось, «н о он обла­дал колоссальным  состоянием, которое целиком завещал Пико.

За годы тюремного заключения несчастный Пико так изменился, что никто не мог его узнать. Озлобленный, он был одержим лишь одной мыслью: мстить всем тем, кто лишил его свободы и любимой девушки, мстить жестоко, мстить до конца.


Ценой драгоценного алмаза, стоившего пятьдесят тысяч франков, он выпытал у Аллю имена доносчиков. По« том он, никем не узнанный, поступил лакеем в кафе Лупьо.

Через несколько дней один на доносчиков был убит ударом кинжала; на кинжале было выгравировано: «Но* мер первый».

На следующий неделе был отравлен другой доносчик. На его гробу оказалась надпись: «Номер второй».

Подозрение пало на Лупьо - это были его ближайшие приятеля. Посетители стали сторониться кафе, и Лупьо разорился. Он опустился, запил, жена его умерла с горя.

Вечером, после похорон жены, Лупьо встретил Пико в Тюильрийском саду. Пико назвал себя в вонзил Лупьо кинжал в сердце.

В этот момент Пико схватили, связали, заткнули рот и перенесли в подземелье. Это был Аллю: алмаз, который он получил от Пико, возбудил его алчность и он все время следил за мстителем, надеясь завладеть огромным состояньем.

Пико был посажен на цепь. Аллю сказал, что не соби­рается его убивать и что даже будет хорошо кормить, но за каждый обед пленник должен платить по двадцать пять тысяч франков.

Так как жестокая месть Пико была завершена, ему уже ничего не оставалось в жизни. Он умер от голода, так и не сказав, где спрятано богатство.


Аллю на смертном одре открылся священнику, кото­рый сообщил об этом в префектуру. Так эта история попа­ла в полицейский архив...

Если сравнить выписку из полицейского протокола с романом «Граф Монте Кристо», то как нельзя более ясным станет творческий метод Дюма. В истории Пико есть почти все мотивы романа, и Дюма оставалось лишь усложнить интригу, добавить новые эпизоды, быть может, заимство­ванные из других источников, - ведь он всегда шел от реальной жизни, -- расшить эту грубую ткань золотым узором... Но ни в одном протоколе он не мог найти таких характеров, как те, что составляют главную прелесть ро­мана.

Подлинный талант Дюма раскрывался не в приклю­чениях его персонажей и даже не в ярких картинах, нари­сованных его мастерским пером. Мы считаем Дюма боль­шим писателем потому, что он создал блестящую галерею таких героев, как граф Монте Кристо во всех его превра­щениях, Мерседес, Фернан, Данглар, Вильфор, Нуартье, аббат Фариа. Бертуччо, - галерею, которая живет и не меркнет вот уже больше столетия!

В истории Дюма предпочитал эпохи беспокойные, смутные, бурные, неистовые, потому что они порождали сильные, действенные характеры. А то, что писатель всем другим краскам предпочитал черный и белый цвета, лиш­ний раз свидетельствует о том, что это не миниатюрные картинки французского художника Мейсонье, который к каждому своему полотну прилагал лупу для его рассматривания, но мгновенные впечатления человека, находяще­гося в упоении битвой.

Нельзя рассматривать романы Дюма как историю Франции в художественных образах, как сделал один ис­следователь, расположивший все его произведения в хро­нологическом порядке описываемых в них событий. Нет, Дюма писал не только о Франции, у него есть историче­ские романы и о России («Учитель фехтования*), и об Италии, и об Англии (два романа о Робине Гуде), но дело даже не в этом, да и задача писателя совсем иная. Для современного читателя романы Дюма могут служить волшебным ключом к библиотеке Истории. Он запомнит из его романов имена, последовательность главных собы­тий, проникнет в дух эпохи. И, когда он перейдет к более серьезным и даже специальным книгам и отсеет верное от •случайного, он, несомненно, добром вспомнит того, кто* дружески взяв его за руку, ввел в этот яркий и удивитель­ный мир.

9

Александр Дюма прожил большую пеструю жизнь. Он был человеком добрых намерений, большого, свободного сердца и демократических убеждений.

Его детство было овеяно отблеском революционного пла­мени, и он не мог забыть этого всю жизнь. Он принимал участие в июльской революции 1830 года. Потомок черных рабов, он сочувствовал освободительному движению во всех странах, ему были ненавистны рабство н националь­ное угнетение.

Но во всякой революции его привлекала больше внеш­няя сторона: знамена, факелы, баррикады, революционные песни, - а не ее социальный смысл. Революция была для него как бы продолжением бурных и неистовых религиоз­ных войн XVII столетия между католиками и гугенотами или завершением блестящих наполеоновских походов но всем странам Европы.

Он принял деятельное участие в февральской револю­ции 1848 года. В то время Дюма был командиром Нацио­нальной гвардии Сен-Жермена. В решающий момент восстании он появился в мундире на Королевском мосту в сопровождении четырех или пяти гвардейцев, выкрикивая слова команды и жестикулируя так неистово, как если бы он командовал целой армией. Он прибежал в палату депу­татов как раз тогда, когда народ требовал сверженпя коро­ля и изгнания Орлеанского королевского дома.

После перестрелки на бульваре Капуцинов, где было много убитых, Дюма в знак траура закрыл свой Истори­ческий театр.

Спустя несколько недель он посадил перед зданием театра «дерево свободы». Оркестр Варнея, разместившийся на балконе, давал бесплатные концерты, и толпа танцева­ла на улице перед театром до четырех часов утра. Все это было точным воплощением того, как Дюма представлял себе революцию.

Он был другом Гарибальди и уже далеко не молодым человеком принял участие в его походах в Сицилию и Неаполь. Для Гарибальди и его «тысячи» эти походы были битвой за свободу и объединение родного народа, для Дюма - очередной роман приключений.

Но внешняя пышность и пестрая мишура, в которую

он так по-детски любил рядиться, не должны заслонять от нас подлинного лица писателя. Торжественные приемы, витиеватые речи, обильные обеды, встречи с великими ми­ра сего, суды с издателями, ссоры с сотрудниками - все это лишь забавляло Дюма, льстило его самолюбию, но за­нимало очень малую долю в его жизни.

Александр Дюма становился самим собой лишь за письменным столом, перед стопкой разноцветной бумаги, с гусиным пером в руках.

Сколько образов теснилось в его голове, сколько героев толпилось в передней его ума, сколько эпитетов, метафор и метонимий висело на кончике его пера! И все они жаж­дали освобождения, мечтали воплотиться в буквы, строки и страницы каллиграфически написанной рукописи.

Как бы ни был сам Дюма угрюм, мрачен, он преобра­жался, когда брал в руки перо.

«Мои самые безумные фантазии часто рождаются в мои самые пасмурные дни, - говорил он. - Вообразите себе грозу с розовыми молниями...»

Самым большим счастьем для него было играть роль провидения, судьбы - фортуны, как выражались в те дни, - по отношению к своим героям. Ведь он мог одного сделать счастливым, другого - несчастным, обогатить од­ного и разорить другого, отдать неожиданно бедному юно­ше женщину, которую он любит.

Он распоряжался жизнью и смертью своих персона­жей, хотя порой они вырывались из-под его власти и он никак не мог предвидеть те поступки, которые они совер­шат помимо его воли. Но перо всегда послушно и даже раболепно следовало за ним, так как писатель хорошо знал, что если созданные им люди вырвались из-под его власти, то роман удался!

Он любил своих героев и почти верил в их существо­вание.


Однажды Александр Дюма-сын застал своего отца в слезах.

-        Что случилось? - опросил молодой человек. - Ка­кое-нибудь несчастье?

-        Портос умер, - ответил писатель, - я должен был принести его в жертву.

Как мудрый и умелый советчик, он убеждал своих неблагодарных блудных героев покинуть стезю порока и вернуться в отцовский дом. Он гипнотизировал читате­ля одевая их то в королевскую парчу, то в лохмотья нищего.

Он открыл поистине магические возможности романа, неизвестные до него.

Когда он работал над романом «Виконт де .Бражелон», его спросили, чем он надеется поддержать интерес к ново­му роману.

- Как - чем? С сыном случится все то, что случилось

с его отцом.

Несмотря на упреки современников, часто справедли­вые, на снисходительное - сверху вниз -- отношение ис­ториков литературы, относящих Дюма к писателям «вто­рого ранга», он все-таки остался жить -- и сейчас жив не менее, чем сто лет назад. Его пыл и одушевление стали бессмертными, так как он смело и щедро награждал ими своих героев. Он и сам ценил их очень высоко: «Этими качествами - известно, с какой беспечной откровенностью я говорю о себе, - этими качествами я обладаю в совер­шенстве...»

Несмотря на фантастическую пышность, которая всёгда его окружала, он по-настоящему жил только в своих книгах.

В конце жизни, вспоминая пройденный путь, люди обычно жалуются на то, что не успели воплотить в жизнь свои мечты, сделали слишком мало. Александр Дюма, умирая и подсчитывая итоги жизни, сетовал, наоборот, на то, что сделал чересчур много лишнего, что слишком мно­го сору среди его жемчужин...

Конец жизни Дюма был печален: он скрывался от кре­диторов, прятался на даче своего сына, был вынужден бежать из столицы.

Парижская толпа, когда-то чтившая его, как полубога, стала его забывать. Появились новые литературные куми­ры. Это была эпоха Второй империи, диктатура Наполе­она III, которого Виктор Гюго, в отличие от его великого дяди, назвал Наполеоном Малым.

Новое литературное направление с предельной откро­венностью выражало идеал империи, олицетворяя его в не пойманном  преступнике   и полицейском сыщике.

Властителями дум парижской черни стали Понсон дю Террапль и Эмиль Габорио. В их произведениях уже не было и намека на правду или искусство. Но в этом не нуж­дались авторы, и но этого искали их читатели....

А Дюма, постаревший, обрюзгший, старомодный, про­должал писать о благородных мушкетерах, о пленительной храбрости людей, готовых отдать жизнь за родину, за идею, за товарищей... Салонным плебеям и рыночным ари­стократам Второй империи все это казалось нелепым ана­хронизмом.

И вот прошло столетие, забылись имена сановников Наполеона III; никто, кроме историков литературы, не помнит Понсона дю Террайля и Габорио. А Дюма жив и сейчас, жив почти как наш современник! Неужели мы когда-нибудь забудем очаровательного и легкомысленного д'Артаньяпа, благородного Атоса, хвастливого и храброго Портоса, рассудительного Арамиса? Разве когда-нибудь изгладится из нашей памяти справедливая и жестокая месть графа Монте Кристо, вероломство его врагов? А герои его второй трилогии? А благородный и храбрый Робин Гуд?.. Он друг юношей и девушек всего мира и всегда готов вступить с ними в дружескую беседу, доста­точно лишь снять с полки одну из его.книг - а их столько, что можно ими наполнить целую библиотеку!-и рас­крыть ее. И перед нами появится неутомимый рассказчик, подобный героям «Тысячи и одной ночи», окруженный неисчислимой толпой созданных им людей.

Писателя нужно судить не по его ошибкам пли неуда­чам, но по тому, что он сделал лучшего, что осталось в жизни.

Пусть же он останется в нашей памяти таким, каком был только наедине с собой. - неистовым, страдаю­щим одышкой, с пером в руках за своим письменным столом.

Его обступают тени героев, сквозь которые просвечи­вает простая обстановка мастерской: белая доска стола, I плотно сбитый стул, железная кровать, камин со стоящи­ми на нем
книгами, три разноцветные стопки бумаги на столе.

Тени, еще не воплотившиеся, требуют, чтобы он дал им вечную жизнь на страницах своих романов. Писатель под­нимает перо, как шпагу, он прокалывает им злодеев, посвящает в рыцари любимцев и пишет, пишет, покрывая огромные листы бумаги быстрым, krurbv? почерком.

Александр Дюма писал для свлих современников, для сотен тысяч французских читателей. Его читают уже свыше ста лет и и прочли десятки, если не сотни миллионов восторженных почитателей на всех материках, во всех странах света и будут читать еще долго, пока будет существовать французская литература, - ведь мы не мыслим ее без "Графа Монте-Кристо" и "Трех мушкетеров".

А о какой более высокой и победной славе еще может мечтать писатель?

Прекрасное путешествие по Парижу Дюма - здесь.