Хозяин замка "Монте-Кристо" (об Александре Дюма-отце). Часть 2.

[frometta]

3

Знаменитый писатель Александр Дюма родился 24 июля 1802 года, точнее-5 термидора X года. (тогда еще действовал революционный календарь), в местечке Вилле-Коттре, расположенном в самой середине Франции.

Местечко Вилле-Коттре ничем не было примечательно, кроме рынка и станции почтовых карет. Но в шести лье лежал старинный город Суассои, некогда столица одного из франкских государств. А с другой стороны местечка на много лье простирался густой лес с охотничьим замком Франциска I - королевский заповедник, где когда-то охо­тились Генрих II с Дианой де Пуатье, Франциск I и Ма­рия Стюарт, Генрих IV и прекрасная Габриэль.

В двух лье от местечка родился великий поэт Расин, в семи лье - баснописец Лафонтен. На расстоянии одно­го лье лежала деревня, где начал жизнь знаменитый песенник французской революции Анж Питу. Вся эта долина представляла собой нечто вроде литературного сердца Франции, заповедника французской истории.


Однако происхождение Дюма совсем не типично фран­цузское. Он унаследовал в своем характере не только задатки жителей различных французских провинций, но и разных рас.

Его дед, нормандский аристократ, маркиз Дави де ля Пайетери, генеральный комиссар артиллерии королевской Франции, по-видимому разочаровавшись в светской жиз­ни, в возрасте пятидесяти лет покинул родину, чтобы поселиться на своих плантациях в Веет-Индии, на острове Сан-Доминго, бывшем в те годы одной из колоний Фран­ции. Там он надеялся обрести покой. Мы не знаем, испол­нилось ли его желание, но через два года у него от «черной невольницы», как тогда говорили, Мари-Сезетт Дюма, ро­дился сын - Тома-Александр Дюма.

Этому мулату суждено было стать отцом прославлен­ного во всем мире романиста Александра Дюма.

Враги никогда не забывали, что в жилах знаменитого писателя течет негритянская кровь. При случае они ста­рались напомнить о его происхождении.

-        Если не ошибаюсь, - спросил один недоброжела­тель на светском балу, - в ваших жилах течет цветная кровь.

-        Вы не ошибаетесь, монсеньер, - ответил Дюма. -

Мой отец был мулатом, бабушка - негритянкой, а мои отдаленные предки - обезьянами. Как видите, мой род начинается тем, чем кончается ваш!


Первому из трех Александров Дюма (третьим был Александр Дюма-сын, тоже известный французский писа­тель) была суждена иная судьба, чем участь раба на плантациях Сан-Доминго или прихлебателя при дворе знатного маркиза. По-видимому, отец хорошо к нему отно­сился, так как взял молодого Дюма с собой, возвращаясь на родину.

Это были бурные годы Великой французской револю­ции, провозгласившей лозунг: «Свобода, равенство, брат­ство!» Юноша с угнетенного острова любил свободу; рож­денный от невольницы, он жаждал равенства; братство с французским народом, к которому он принадлежал лишь наполовину, было его мочтой. Он был смел, горяч, често­любив и, когда ему исполнилось двадцать лет, вступил в республиканскую армию.

Его военная карьера была похожа на огненный полет метеора. Солдат, капрал, лейтенант, подполковник, бригад­ный генерал, генерал армии - на прохождение этой лест­ницы, по которой он шагал через несколько ступенек, понадобилось всего лишь двадцать месяцев, а интервал между первым и последним генеральскими званиями со­ставил только пять дней! Генерал Дюма был верным солдатом революции. И он остался ей верен до самой смерти.

Сохранился портрет генерала Дюма. Это смуглый суровый человек огромного роста, с огненным взглядом черных глаз. Он удерживает за повод горячего коня, вда­ли, за его спиной, - поле битвы. Это тот мир, в котором он прожил свою короткую, блестящую жизнь.

Ему привелось служить вместе с генералом Наполео­ном Бонапартом и сопровождать его в египетском походе. Но позже их пути разошлись: любовь к республике была У Дюма в сердце, Бонапарт был республиканцем из поли­тических соображений. Генерал Дюма умер сорока четы­рех лет, в 1806 году, через два года после того, как На­полеон провозгласил себя императором.

После генерала осталась вдова - Мари-Луиза, урожденная Лабуре, дочь командира Национальной гвардии местечка Вилле-Коттре, и четырехлетний сын.

Мальчик очень любил отца. Когда генерал лежал на смертном одре, ребенок, сверкая глазами, с пистолетом в руке, выбежал из дома.

-    Куда ты бежишь? - остановила   его   заплаканная мать.

-        Я отправлюсь на небеса!

-        Зачем?

-        Чтобы убить доброго   бога, который   убил   моего папу...

Позже, когда Александр стал уже взрослым, мать уго­варивала его принять фамилию Дави де ля Пайетери, своего деда, - это было в обычаях того времени, когда свирепствовала реакция, стремящаяся стереть даже па­мять о революции. Но юноша ответил:

-    Нет, я сын генерала Дюма! Я знаю моего отца. Я не знал своего деда...

Писатель унаследовал многие черты характера от свое­го отца и щедро наделял ими своих героев. Их
жизненная сила, колоссальная энергия, воля к действию, непоколеби­мость, любовь к приключениям - наследство генерала.

Мальчик из провинциального Вилле-Коттре рос, не получая никакого образования. Аббат Грегуар, местный священник, научил его читать и писать. Каллиграфия стала для юноши Александра поэзией и страстью - он пи­сал поразительно красиво: ровно, как по линейке, выводя волосные штрихи и округлые нажимы.

Книги открыли ему иной мир, не похожий на окру­жающую его сонную французскую провинцию. Подбор его любимых книг несколько странен: библия, «Иллю­стрированная мифология», «Естественная история» Бюф-фона, «Робинзон Крузо» и «Тысяча и одна ночь» в вольном переводе Галлана. Но в этом подборе - весь Дюма.

Тринадцати лет он поступил писцом к местному нота­риусу. Он уже сочинял стихи и мечтал о славе писателя, утешая себя тем, что великий французский поэт Корнель тоже начинал свою карьеру писцом у нотариуса.

К этому времени он открыл Вальтера Скотта и Шилле­ра. Юноша коротал свои досуги в тени королевского леса, и иногда ему казалось, что рядом с ним оживают тени, бу­дившие некогда звуком охотничьего рога тишину дубрав, что он чудом перенесен в другой век...

В 1815 году мальчику пришлось дважды увидеть импе­ратора Наполеона. Сначала император во главе всей армии проехал через Вилле-Коттре, следуя на поле Ватерлоо. Через несколько дней он промчался в карете по главной улице местечка после величайшего в своей жизни пора­жения. Это была живая история, которая, как видение, навсегда осталась жить в памяти будущего писателя.

Восемнадцати лет юноше довелось совершенно случай­но увидеть в Суассоне, в исполнении учеников консерва­тории, «Гамлета». Так он одновременно открыл Шекспира и театр. Перед ним словно распахнулось окно в сверкаю­щий мир, где бушевали неистовые отрасти, свирепствовали неимоверные бури и исполинские характеры героев рас­крывались в яростных столкновениях... «Я был слеп, и я прозрел», - написал будущий писатель в своем дневнике.

Теперь юноша не мог думать ни о чем другом, кроме театра. Но театры были только в Париже.

Париж! В одном этом слове для юноши был сконцен­трирован весь огонь и блеск литературы того времени. Но у него не было никаких средств к существованию; не было даже денег на проезд до столицы.

И, однако, он решился. Двадцати лет он покинул род­ной город и сел в омнибус. В кармане у него было пятьде­сят три франка и письма матери к бывшим друзьям его отца, которые сами были в опале, как бывшие республи­канцы и бонапартисты, и влачили жалкое существование. Проезд до Парижа ничего ему не стоил: он выиграл нуж­ную сумму на бильярде у содержателя омнибусов.

4

Юноша, приехавший «завоевать Париж», как тогда говорили, мало знал, не имел профессии и не умел ничего делать. Но по рекомендации генерала Фуа, старого друга отца, ему все же удалось получить место писца в канце­лярии герцога Орлеанского с окладом сто франков в ме­сяц. Ему помогли две вещи: великолепный почерк и то, что сам герцог находился в оппозиции к королевскому правительству и даже некогда участвовал в знаменитой битве при Вальми, сражаясь на стороне республики.

Судьба такого типического «молодого человека девят­надцатого столетия» была не раз описана французскими писателями прошлого века: чердак, который в романах обычно именуется благородным ^французским еловом «мансарда», случайный заработок, попытки напечатать или поставить на сцене свои произведения, жизнь впро­голодь...

Один из сотрудников канцелярии, заметив невежество молодого Дюма, шутя перечислил ему книги, которые, но его мнению, должен знать каждый образованный человек. Список был составлен не без иронии, со многими излише­ствами (он сохранился в «Воспоминаниях» Дюма), но молодой человек воспринял его всерьез. С этих пор на сон он выделил лишь четыре часа в сутки. Остальное время, свободное от работы, он посвящал чтению. При его фено­менальной памяти это был целый университет. Так он по­лучил образование - быть может, одностороннее, изоби­лующее пробелами, но незаурядное по тем временам.

В 1825 году в театре «Амбигю» была поставлена пьеса «Охота и любовь», написанная Дюма совместно с Леве-ном и Руссо. Как мы видим, Дюма начал свою карьеру с литературного сотрудничества, только на этот раз он был младшим компаньоном.

Пьеса принесла авторам сборы по четыре франка за спектакль и быстро сошла с репертуара.

Вскоре в театре «Порт Сен-Мартен» была поставлена новая пьеса, «Свадьба и похороны». Авторами ее были Дюма, Юстав и Лассань. Она принесла драматургам уже по шести франков за спектакль.

В том же году Александр Дюма за свой счет издал небольшой томик новелл. Из всего тиража было продано лишь четыре экземпляра.


Ему было двадцать три года. По современным поня­тиям он уже был драматургом и прозаиком. В королевском Париже начала прошлого века он был никем, так как у него не было ничего, кроме долгов и фамилии республи­канского генерала.

То были годы бурного расцвета молодой французской литературы. Небольшая кучка молодых писателей во гла­ве с Виктором Гюго, объединившись вместе, подняла знамя романтизма. Здесь было все, что волновало в те годы молодежь Франции: протест против жестких норм литературного классицизма, где героями могли быть толь­ко боги и короли, место действия ограничивалось одним домом, а время действия - сроком от рассвета до полуночи. Здесь был культ революционной героики, отнесенной авторами к иным временам и далеким странам - для успокоения цензуры, - но понятный зрителям, заполняв­шим зал. Здесь был протест против всех пережитков фео­дализма, здесь был народ - творец истории и создатель материальных и духовных ценностей. И романтики не остались одинокими: за ними пошла вся молодая Фран­ция.

Александр Дюма 'примкнул к кружку романтиков со всем пылом и одушевлением юности. Но молодому писате­лю, который позже любил изображать свою карьеру как сплошной триумфальный путь, по которому его вела Фортуна, богиня счастья древних римлян, понадобилось шесть лет упорного труда, чтобы овладеть тайнами литератур­ного мастерства. Его драма «Христина Шведская» произ­вела сенсацию в кружке, но не была принята на сцену. И лишь в 1829 году ему удалось поставить на сцене театра «Одеон» пьесу «Генрих III и его двор».

Спектакль имел колоссальный успех. Вместо условных героев классического французского театра, двигающихся по сцене лишь лицом к публике, не разговаривающих друг с другом, но декламирующих стихи, обращаясь к зрителям, толпа увидела живую жизнь, услышала прозаическую речь, услышала тот язык, на котором говорила она сама. Пьеса состояла из ряда картин, живописных и эффект­ных, хотя и плохо связанных друг с другом. Страсти ге­роев были необыкновенны, характеры их очерчены резко, действие полно драматизма. Сцена была полна блеска и движения, зрители не могли отвести от нее глаз.

Это была первая великая победа молодого французско­го театра: пьеса Виктора Гюго «Эрнани», вокруг которой разыгрались особенно жестокие литературные битвы, по­явилась на сцене лишь год спустя.

Парижская толпа особенно шумно приветствовала мо­лодого драматурга еще и потому, что драма Дюма имела широкое общественное звучание. В ней смело обличались кровавые преступления французского королевского двора. Она звучала антимонархически. Стоит напомнить, что бли­зилась революция 1830 года.

Герцог Орлеанский, присутствовавший на премьере и бывший в то время главой умеренной оппозиции, похвалил драматурга и назначил его своим библиотекарем. Это была синекура - должность без обязанностей, - приносящая Дюма доход в тысячу двести франков в месяц.

Противники Дюма пытались запретить пьесу, но обще­ственное мнение оказалось сильнее кучки реакционеров. Король Карл X, побывавший на представлении, вынужден был уступить.

На настойчивые требования придворных вмешаться он ответил:

-    В театре я только зритель, как и все.

Слава, которой Александр Дюма ждал столько лет, переступила порог его дома, раскинула крылья и покрыла ими весь Париж. Имя Дюма отныне знал каждый парижа­нин. Из мелкого служащего он в одну ночь превратился в профессионального драматурга. С тех пор в парижских театрах шло по пять-шесть его пьес в сезон.

В 1830 году Дюма собрался путешествовать. Он решил начать с Алжира. Но 26 июля, в день отъезда, развернув правительственную газету «Монитёр», он прочел шесть чрезвычайных указов короля Карла X, представлявших открытое нарушение конституции. В них объявлялась рас­пущенной только что избранная палата депутатов, лиша­лись права голоса промышленники и торговцы и ограничи­валась свобода печати.

-         Я предпочел бы скорее колоть дрова, чем царство­вать без всяких прав, как царствует английский король!..-| сказал Карл, подписывая указы.

-         Черт возьми, я остаюсь! - заявил Дюма, прочтя газету. - Жозеф, подайте мою кольчугу, двуствольный мушкет и двести патронов двадцатого калибра!

Улицы были заполнены шумящей толпой: рабочие, ре­месленники, мелкие служащие, мелкие торговцы, студен­ты, отставные офицеры и солдаты наполеоновской армии взялись за оружие и воздвигали баррикады. Вечером раз­дался первый выстрел, и народ вступил в бой с королев­скими войсками.

Дюма, в кольчуге и каске, со шпагой на боку, мушкетом на плече и с карманами, оттопыренными от патронов, участвовал в маршах и контрмаршах Национальной гвардии, помогал .строить баррикады и вместе с толпой пел «Марсельезу». Он был весь огонь: ему казалось, что и он творит историю Франции.

Толпа была пестрой.

-        Да здравствует республика! - кричали одни.

-        Да здравствует конституция! - вторили другие.

-        Да здравствует император Наполеон Второй! - раз­дался одинокий голос.

Но одни лозунг объединял всех:

-    Долой Бурбонов!

В восстании участвовало восемьдесят тысяч, парижан. 29 июля восставшие с боем "овладели королевским Тюиль-рийским дворцом, над которым при криках: «Да здравст­вует свобода!» - взвился трехцветный флаг первой рево­люция.

Несмотря на победу народа, власть была захвачена крупной буржуазией. Умеренный либерал герцог Орлеан­ский, покровитель Дюма, стад королем Луи-Филиппом. И все же новое правительство вынуждено было сохранить трехцветный флаг республики.

-    Ну что ж, - сказал Дюма, - вместо одного короля мы получили другого. Только и всего!

Тем не менее положение Дюма упрочилось. Он был славен, он был велик, он был богат. Но он был лишь на полпути к вершине своей славы.

5

Июльская монархия, как историки называют эпоху ме­жду двумя революциями, 1830-1848 годов, была золотым веком крупной буржуазии - промышленников и финанси­стов.

После июльских дней буржуазия стала считать рево­люцию законченной и сделалась ярой сторонницей суще­ствующих порядков. Несмотря на введение избиратель­ного права, голосовать могли лишь очень богатые люди. На требование расширить избирательные права премьер-министр Гизо ответил: «Обогащайтесь, господа, и вы станете избирателями».

Слова «Обогащайтесь, господа!» стали лозунгом тех, кто пришел к власти и хотел прибрать к рукам все богатства страны, созданные народом Франции.

Старая аристократия меча и шпаги смешалась с новой аристократией - тугого кошелька. Возникали новые фаб­рики, строились железные   дороги,   ширилась заморская

торговля. В 1830 году началось завоевание Алжира: гото­вился захват обширных и богатых африканских колоний. Буржуазная Франция выходила на мировую арену.

Новые богачи, сколотившие миллионные состояния, стремились к пышности. Великолепные дворцы воздвига­лись в пригородах Парижа. Глаза полуголодных парижан ослеплял блеск великолепных карет, сверкание золотого шитья и драгоценных камней, яркие цвета костюмов из шелка, бархата и бесценной парчи.

И Александр Дюма не мог не поддаться соблазну этого внешнего величия: слишком глубок был контраст между нищетой его детства и нынешним богатством. Писатели, жившие раньше милостью королей и высшего дворянства, ныне составляли себе состояния, работая для многих ты­сяч читателей. Роман-фельетон, печатающийся с про­должениями, завоевал все газеты, так как именно он обеспечивал им тираж. За один только роман «Парижские тайны» Эжен Сю получил сто тысяч франков. Его «Па­рижские тайны», «Мартин Найденыш», «Тайны народа» читал весь Париж, вся Франция. За ним следовали «Два трупа», «Записки дьявола», «Влюбленный лев», «Призрак любви», «Герцог де Гиз» Фредерика Сулье, которые расхо­дились в громадном количестве экземпляров. От них не отставал Поль Феваль с его романами «Белый волк», «Лондонские тайны», «Сын дьявола», «Горбун». Он уже не успевал выполнять заказы газет и прибегал к помощи сотрудников, которые, в свою очередь, нанимали себе по­мощников.

Но признанным основателем нового направления при­ключенческой литературы, ее королем был
Александр Дюма.

В те годы весь мир зачитывался книгами Вальтера Скотта, создателя исторического романа, оказавшего силь­нейшее влияние на современную ему литературу и особен­но на весь круг французских романтиков. Если до него писатели брались за исторические сюжеты, то изображали их вне времени и пространства - герои лишь носили исто­рические имена, а обстановка, мысли и поступки людей были современными. Вальтер Скотт впервые обратил вни­мание на местные особенности страны, национальности, климата. Он открыл читателям народную поэзию и впер­вые показал, что не отдельные гениальные личности, а

сам народ является творцом истории, и рассказал о вели­ких народных  движениях. Он искал в истории необыкно­венного и чудесного, но вовсе не презирал обыденной действительности. Наоборот, он и ее умел увидеть чу­десной и поэтической. Там, где классики даже пламенные страсти изображали как бы замороженными и превратив­шимися в разноцветные кристаллы, Вальтер Скотт своим горячим сердцем растоплял эти кристаллы и возвращал ИМ жизнь и движение. Он заглянул в душу человека другой эпохи и показал, что предрассудки и верования могут быть так же интересны, как латы и пышные султаны на шле­мах.

«Он не покрывает людей минувших времен нашим ла­ком и не гримирует их нашими румянами... Он сочетал щепетильную точность подлинных записей с величием исторической мысли», - сказал о нем Виктор Гюго.

Совершенно естественно, что Дюма, так любящий Французскую историю, овеянный атмосферой подлинного культа Вальтера Скотта в кругу романтиков, должен был увлечься историческими романами шотландского писате­ля. А увлекаться он умел со страстью. И, так как он ниче­го не мог делать наполовину, он, образно выражаясь, должен был отбросить в сторону перо рондо и розовую бумагу, предназначенные для драм, и отдать предпочтение голубой.

Наедине с самим собой* и своими близкими друзьями Дюма был скромен и правдив. Несмотря на шумные по­хвалы поклонников, он не преувеличивал значения своих пьес. «Я не буду называть себя основателем нового драматического жанра, - писал он, - ибо на самом деле я ничего нового не создал. Виктор Гюго, Мериме... создали этот жанр раньше и лучше меня: они создали из меня то, чем я являюсь...»

Для того чтобы написать исторический роман, а тем более «драматизировать всю историю Франции», как пи­шут его восторженные поклонники, Дюма недостаточно знал историю, не был систематически образован. Нужен был помощник, нужен был материал, который Дюма мог

бы воодушевить и оживить так, как это мог делать толь­ко он...