"Графиком я стал, можно сказать, чисто случайно, в силу сложившихся жизненных обстоятельств. А учился я живописи и у таких живописцев, как К. С. Петров-Водкин в Ленинграде и Д. П. Штеренберг в Москве. Все, что относится к специфике графической профессии, особенно к искусству иллюстратора и оформителя книги, было мне несвойственно и чуждо, но, повторяю, обстоятельства сложились именно так, а не иначе. И вот я в некотором роде «график поневоле».
Пришлось с широких привольных плоскостей холста перебираться на тесную книжную полосу и вместо жестких щетинных кистей-лопаточек браться за тоненькие мягкие колонковые кисточки-хвостики; пришлось отучаться от широких жестов живописца и пришлось приучаться к мудреному делу рисования шрифтов, кручению-верчению всяких орнаментов, книжных украшений, обложек, переплетов, титулов. На это ушли многие годы. И была для меня эта самая книжная графика, можно сказать, не доброй матерью, а частенько злой мачехой.
Но вот на одном из поворотов моего пути мне посчастливилось получить возможность всецело отдаться увлекательному делу рисования картинок для детей, именно для детей, так как, откровенно говоря, я небольшой любитель иллюстраций для взрослых. Чаще всего, мне как читателю они просто мешают, мне кажется, что разговоры о том, что художник будто бы призван раскрыть замысел писателя, оправданы только в редких, исключительных случаях...
...Итак: художник и ребенок. Художник, который далеко не всегда бывает художником, и ребенок, который всегда художник. Сложны и деликатны их взаимоотношения. Для ребенка книжный рисунок является тем источником, из которого он черпает материал для своей игры-фантазии, первые крупицы познания жизни. И надо быть особенно осторожным, чтобы не обмануть его, чтобы дать ему уроки подлинной, неподдельной красоты. Конечно, нам, взрослым, обращаясь к ребенку, не следует говорить его языком, ибо это просто невозможно, хотя исключения бывают: я имею в виду Ю. Васнецова, человека почтенного возраста с душой ребенка. Но вместе с тем язык, которым мы с детьми беседуем, должен быть им понятен и приятен, простым и точным.
Самое плохое - это подделка под детский язык, слащавое сюсюканье, так же как и скучный приземленный натурализм. Здесь уместно с благодарностью вспомнить небольшую скромную библиотеку детских книг, созданную несколькими русскими художниками в начале века.
Какими привлекательными казались мне в детстве их книжки, какими милыми! С каким нетерпением ждал я получения новых и с какой радостью рассматривал помещенные в них красочные рисунки. Билибин, Бенуа, Митрохин, Нарбут, Добужинский и еще две-три фамилии - как мало этих имен, но как много они тогда для меня значили.
Вот басни Крылова работы Нарбута - посвящены событиям войны 1812 года, иллюстрированы силуэтами. Очаровательные книжки Д. И. Митрохина «Глобус», «Жизнь Альмансора», «Барка», «Корабль «Призрак» <...>Ну и конечно же, не забудется «Азбука» Бенуа, чего только в ней не было!
Оговорюсь, я не думаю, что рисунок в детской книжке должен непременно иметь какую-то свою, самодовлеющую эстетическую ценность; его значение главным образом в том, как он выполняет свои непосредственные конретные задачи, не отрываясь от строя всей книжки в це¬лом. Здесь художник, как, впрочем, и всюду, не должен быть рабом своей однажды выработанной манеры, приема, он не должен заниматься пустыми графическими экзерсисами, моды на которые проходят и меняются, подобно смене мод одежды или причесок.
Надо помнить и о великой способности детей видеть мир по-своему, подчинять все увиденное своей «жизни-игре».
Вот с такими мыслями я начал свою работу в детской книге, и вскоре судьба меня столкнула с С. Я. Маршаком, с которым пришлось - увы недолго - работать над двумя книгами: «Прогулка верхом» Э. Лира и пьесой-сказкой Маршака «12 месяцев». Я вспоминаю маленький, тесный, прокуренный кабинетик писателя, доверху набитый книгами, и его небольшую фигуру за рабочим сто¬лом. Я пришел говорить с ним об английском поэте Эдварде Лире, но очень скоро беседа вышла за рамки темы. И Маршак прочитал короткую увлекательную лекцию, посвященную английской поэзии XIX века, цитируя наизусть отрывки из разных поэтов. Потом он снова возвращался к Лиру, тщательно оговаривая все детали макета будущей книги. Маршак особенно обращал внимание на соответствие рисунка с образами поэта, выдвигая требование строжайшего их сочетания с буквой и духом стихов. Задыхаясь и кашляя, читал он вслух превосходно переведенные им, прелестные, иронические стихи Лира, перемежая чтение своими комментариями. Беседы наши повторялись, быстро проходило время. От Лира он переходил к Байрону, к Гейне, затем Блоку и к нашей современности...
Следующей работой были иллюстрации к пьесе-сказке «12 месяцев».
С Самуилом Яковлевичем я обсудил только план издания, но оконченной работы он уже увидеть не смог. В «12 месяцах» - это маскарад гротескных шуточных фигур, за которыми угадываются живые характеры и высказываются умные мысли. В своих рисунках я пытался выразить этот маскарадный, иронический дух пьесы.
И всегда, над какой бы книгой я ни работал, будь это веселая шуточная книжка «Разноцветная семейка» Э. Успенского или негритянская сказка «Хвастун Барамба» в обработке Важдаева, стихи американского детского писателя д-ра Сьюза или рассказы англичанина Биссета, я всегда старался найти для своих рисунков адекватную тексту форму. Известно, что живопись, рожденная непосредственным восприятием жизни, всегда будет для художника основой его творчества. Начав работать в книге, я ясно ощущал, как помогает мне опыт, приобретенный за мольбертом, однако, в свою очередь работа над книжной страницей мне много помогла как живописцу, она помогла освобождаться от живописных штампов, помогла воспитывать в себе образное мышление, без которого всякое искусство - мертво". (Детская литература. - 1968. - № 11. - С.46-48.)
Иллюстрация к книге Доктора Сьюза "Ертель-Тертель":
Другие иллюстрации к книге Сьюза можно посмотреть в журнале
bookler:
http://bookler.livejournal.com/17889.htmlА в журнале
polny_shkaf - ранний вариант иллюстраций Л.Зусмана к "Прогулке верхом" Э.Лира (1962 года):
http://polny-shkaf.livejournal.com/199630.html