Воспоминания крестьян о Рокомпоте. Часть XII

Oct 18, 2021 06:51

Из книги «Воспоминания русских крестьян XVIII - первой половины XIX века».

Привезли еще мужика. Он стал плакать и проситься в деревню, говоря, что у него остался там без присмотра мальчик 5 лет. Чтобы успокоить, его свели в часть и дали записку квартальному. Его сильно высекли.
В сентябре (1853) получил печальную весть от отца. Умерла мать и две невестки от холеры. За одну неделю умерло семь человек из нашего семейства. Холера в деревне сильная...
1 октября я с преосвященным Филофеем выехал из Москвы и поехали в лавру, где ночевали. Пока владыка был у архимандрита Порфирия, я с келейником Вуколом пили прекрасное вино, а затем уснули на мягких постелях. Я так чувствовал себя хорошо, что готов был идти в монахи...
[Читать далее]Было выяснено, что отобранные у раскольников иконы чиновники консистории продавали тем же раскольникам и брали за это большие деньги...
Казначей спросил у меня, будет ли владыка ужинать. Я только что хотел ответить, что владыка не ужинает, как келейник Вукол сказал, что не мешает на всякий случай приготовить кое-что. Казначей убежал, а Вукол мне объяснил, что за владыку мы поужинаем. И действительно, мы ели икру, семгу и уху из стерляди, запивая винами…
Многие высказывали свое первое впечатление о владыке.
- Все манеры Филарета, но только одни манеры, а выражения в лице никакого нет.
- Одно смирение и больше ничего. Знаем его мы весь род. Ни одного умного.
- Лицо, однако, у него замечательное, как бы дышит святостью.
- Брат тоже у него смирный, а какой из него толк. Я его знаю. Учился вместе с ним...
Такие замечания слышались с разных сторон... В ризнице, кладовых и даже в подвалах под колокольней валялись в беспорядке по полу много раскольничьих книг и икон без риз, отобранных у купца-раскольника Пупырина и других... Эти книги и иконы консисторские чиновники вместе с монахами постепенно по секрету продают раскольникам, выручая большие деньги.

Брат Савелий был женат. Он обвенчался тайком с молодой здоровой бабой, бежавшей от родителей. Брат Иван хотел жениться на девице лет 30, но та не давала своего согласия. Поэтому он обратился ко мне за помощью. Хотя я, читая «Современник» и другие журналы, был других воззрений и находил, что нельзя силою выдавать замуж, но захотел помочь брату и сказал о желании брата бурмистру и старосте. Те сказали, что свадьбу устроят. 28 октября съездил к невесте брата, и свадьба была решена. Причту было дано 4 рубля, 2 бутылки водки и 1 бутылка наливки. Невесту привезли силой и, несмотря на ее слезы, обвенчали. Грустная была свадьба, несмотря на пьянство и стрельбу...
Приходил священник с дьяконом расспрашивать о преосвященном. Удивлялись его строгой жизни, воздержанности - и сами напились... Через Шую дотащился до г. Владимира. Там остановился и сейчас же пошел в театр... Ложи были пусты, в креслах народу было много, и раек был полон. Хотя играли хорошо, но театр был маленький, в райке были все пьяны, и мне казалось, что я был не в театре, а балагане.
...
Приезжал брат Савелий. Он привозил людей юрьевецкого помещика Михаила Матвеевича Поливанова, который должен был переменить дворню. Поливанов принудил переночевать у себя жену своего камердинера. Желая отомстить барину, муж, зная привычку барина отдыхать после обеда, поставил горшок с порохом под его кровать и перед концом обеда зажег свечу и вставил ее в порох. Уходя из спальни, он прихлопнул дверь. От сотрясения свеча упала, порох воспламенился и произошел страшный взрыв. Вышибло окна и проломило потолок и часть крыши. Из людей пострадал один только сам камердинер. Его отбросило к стене, и он найден был лежащим на полу без чувств. Следствия и суда не было, так как Поливанов этого не хотел, а камердинер был сдан в солдаты.
Много говорили тоже о случае с генералом фон Менгденом. Он любил очень сечь людей. Поэтому каждый день искал случая, чтобы придраться к кому-нибудь, разумеется, находил предлог и порол. Наконец все люди его остервенились. В один день, когда он пришел в конюшню смотреть, как будут сечь повара, человек 12 дворовых набросились на него, связали и стали сечь. Он стал умолять освободить его от наказания. Его отпустили, когда он дал слово, а затем и подписку, что с этого дня он никого наказывать не будет. Об этом случае он никому не говорил и больше уже людей не сек.

Вообще уныние и недовольство. Ругали французов и англичан за то, что приняли сторону нехристей-турок. Возвратившиеся с войны раненые рассказывали, что неприятель провел железную дорогу и пушки подвозили с моря прямо к крепости. Солдат они хорошо кормят и поят ромом. Нашим же трудно приходится, потому что около Крыма болота и трудно добраться до Севастополя и доставить провизию. Той же, которая наконец доставляется, солдаты не радуются - гнилая. В газетах описываются геройства Щеголева, черноморских моряков и солдат. Сердце радуется, но предчувствует недоброе.
Вечером пошел в театр. Шла нарочно написанная на тему текущих событий пьеса. Семьи провожают идущих на войну рекрут и плачут, а помещик (Самарин) воодушевляет их и обещает разные льготы. Все кричат, что готовы умереть за Царя и Отечество. Многие из зрителей плакали.
Ходят все невеселы - у кого сын убит, у кого брат. Молодежь рвется все-таки на войну. Даже бывший семинарист Смирнов, который летом занимался по русскому языку с кадетами, и тот говорит: «Духовных людей ныне тоже призывают на войну. Пошел бы я, да кончил дело, вышел из семинарии. Хочу в дьячки. А что, кстати, Федя, не слышно ли от меня запаха водки». Он любил выпивать.
Александр Петрович зимою стал часто ездить в клуб. Он там играет в карты и проигрывает. Барыня не знает и очень тревожится, недоумевая, куда тратит он деньги, которые постоянно у нее просит.

У Марии Петровны два жениха сразу. Молодой человек Иван Яковлевич Оболенский и полковник лейб-гренадерского полка Алексеев. 5 января объявлен был женихом Оболенский, а 13 января я отнес ему письмо с отказом. Нашли, что он слаб здоровьем...
Вечером 19 января был у нас в гостях С.Н. Танеев... Ему лет 50. Он румянится, и на лбу большой кок. Всегда во фраке, который лоснится, и в цилиндре, который для блеска смазан маслом. Желая посмеяться, ему представили Марью Петровну под именем княжны Бобринской. Он величественно поклонился ей и спросил, любит ли она музыку... Потом ему предложили жениться на ней. Он спросил: «А в какой мере ее владения?» - «Тридцать тысяч душ». - «Это прекрасно, но род Бобринских, кажется, из новых, так сказать, только из дворянских». - «Дед ее завоевал татар под Казанью». - «Так-то так, но я не могу смешивать кровь князей Владимирских с другими родами. Тем более, что я в скором времени буду княжить во Владимирском княжестве...»
...
Ходил в баню и там от дворецкого гг. Ивинских наслышался много рассказов о рязанских помещиках. Говорил, что помещик Еропкин, кроме оброка с крестьян, брал столько, сколько хотел. Как только узнавал, что у кого-нибудь заводились деньги, сейчас же придирался к какому-нибудь случаю и брал выкуп, то за освобождение от обучения башмачному мастерству, то за освобождение от житья при дворе...
Помещик же Волховской очень любил девушек и не пропускал ни одной. У него было правило, что выходившая замуж девица в первую ночь должна была идти на поклон к барину. Случилось, что вышла одна замуж за смелого парня, и он ее после венца не пустил к барину, несмотря на присылку за нею сначала старосты, а потом лакея. Барин, рассерженный неповиновением, сам прибежал за бабой. Муж отдул барина плетью и на другой же день был отправлен в город и сдан в солдаты.
Слушая рассказы эти, я вспомнил красивую Настю, которую сослал в Сибирь ее барин Дурнов за то, что она отказала ему в его требованиях и сошлась с дворовым Фомой, от которого забеременела.

17 августа 1856 года был торжественный въезд Императора в Москву, 23-го герольды объявили о дне коронования, и 27-го совершилась коронация. 4 сентября был обед от купечества в манеже, и 8 сентября был обед для народа на Ходынке. …давка и свалка была невообразимая. Еще до приезда Государя все растащили. Кому достались куски, рассказывали, что все было тухлое.
...
Наступил октябрь, и барыня увеличила оброк. Велела написать в варнавинское имение о присылке 3 пудов меду и 100 пар рябчиков и в юрьевецкое о присылке 300 аршин холста и белых грибов и малины сушеной - пуд. Хочет также барыня продать дом, за который назначила цену 12 000 рублей. Приходил комиссионер, поговорил о продаже дома и стащил из буфета серебряные ложки.
Наступает конец года. Мне приходит на мысль, что, пока я любовался и восхищался парадами и иллюминациями, люди сумели нажить деньги. Знакомый официант, который на своем веку не прочел ни одной книги, покупал, во время коронации, от придворных лакеев вина и перепродавал их по двойным ценам. Торговец Кочетков поставил ко двору матрацы и нажил 40 тысяч. Припомнился мне и санкт-петербургский портной Кочетов, который после смерти Императора Николая I скупил все траурные материи и нажил большие деньги...
Барыня ходит расстроенная. Она не желает, чтобы Александр Петрович женился на бедной девушке Русановой, и не дала согласия на этот брак.

Возвращаясь домой, проходил мимо продавцов верб и птиц, купил жаворонка и выпустил на волю. Он взвился, закружился и запел. Может быть, и нас царь освободит и мы свободно взовьемся и полетим. Куда? Куда, например, я полечу? Родные все умерли. Остался лишь брат-пьяница да старая изба с пустым двором. Следовательно, все равно придется оставаться жить у господ. Разве преосвященный Филофей возьмет меня...
Из Нижегородской губернии приехал родной брат барыни Александр Васильевич Демидов. За обедом он рассказывал о своем покойном отце... Людей он наказывал постоянно. Любил он, например, телячью почку. Когда лакей обносил блюдо, один из гостей взял эту почку себе. На другой же день лакей был сдан в солдаты...
В конце сентября происходил раздел имущества между наследниками Демидова. Петр Львович отказался от причитающейся ему части наследства в пользу остальных сонаследников. В это время Аграфена Александровна не дала его управляющему сена для лошадей и в седле, которое выбрал себе Петр Львович, заменила серебряные стремена простыми. Когда Петр Львович узнал об этом, он рассердился и потребовал свою часть, равняющуюся 30 000 рублей. Все заахали и накинулись на Аграфену Александровну; но было уже поздно...

Встречая новый год, меня призвали и велели прочитать сочиненные мною стихи...
Господа, слушая меня, хвалили и дали выпить бокал шампанского. Я был бесконечно счастлив и перестал думать о воле...
По случаю Масленицы обедали у барыни гости, и разговор шел о крестьянах. Барыня доказывала, что рабство установлено Богом. Рабство заведено искони, и о нем упоминается и в Библии, и в Евангелии...
Служил панихиду по умершем Сергее, камердинере. Несмотря на то что ему было 30 лет, ему не было другого имени, как «Сережка». Кто заслужит другое имя, на того все дворовые злятся.
В «Отечественных записках» прочитал статью гр. Толстого. Он пишет: «Лакейство и все дворовые начали огрызаться. Это уже становится невыносимым. Хотя бы поскорее освободили нас от этих тунеядцев». Меня эта статья очень оскорбила, и я хотел было написать ответ. У меня роились мысли и возникали вопросы. Кто же другой, как не сами помещики, создали этот класс людей и приучили их к тунеядству. Кто заставлял их дармоедничать, ничего не делать и спать в широких передних господских хором. Разве кто-либо из дворовых мог жить так, как хотел. Живут так, как велят. Отрывают внезапно от земли и делают дворовым, обучая столярному, башмачному или музыкальному искусству, не спрашивая, чему он желает обучаться. Из повара делают кучера, из лакея - писаря или пастуха. Каждый, не любя свои занятия, жил изо дня в день, не заботясь о будущем. Да и думать о будущем нельзя, потому что во всякую минуту можно попасть в солдаты или быть сосланным в Сибирь.

В «Эрмитаже» показывали Юлию Пастрану, женщину-урода с бородой. Ездят смотреть ее множество господ. Выманивают лишние деньги.

В январе получен ярославский оброк 1600 рублей. Это в первый раз из доставшегося по наследству имения после смерти Петра Ивановича Демидова. Покойный не любил, чтобы оброк не вносили в срок. В противном случае староста вызывался в Москву, ему обривали голову и заставляли мести двор до тех пор, пока новый староста не привозил оброка.

Все купеческие свадьбы похожи одна на другую. Обыкновенно в 8 часов вечера приезжают сразу новобрачные и гости человек сто. Сначала подают шипучее донское, выпив которое, все садятся и молчат, сложив руки. Разносится чай, после которого ставятся на стол закуска, водка и вина. Как только отопьют чай, все встают и молча толпою двигаются к закуске. Долго едят и пьют, преимущественно водку смирновку. Начинает играть музыка, и разносится десерт: разрезанные яблоки и апельсины, виноград, леденцы в бумажках и орехи. Во время начавшихся танцев подают оршад, лимонад и мороженое. Танцуют довольно оригинально: двигаются как-то неуклюже, точно автоматы, и иногда выкидывают неожиданные коленца, какие-то скачки...
В других комнатах играли в стуколку и трынку на большие деньги. Почти всегда во время игры происходили недоразумения. Замечали чью-нибудь нечестную игру. Начинали тогда спрашивать, кто такой, чей гость - со стороны жениха или невесты. Когда оказывалось, никто не знает такого, что это явившийся без приглашения шулер, его торжественно выводили вон. Так как каждый купец старался, чтобы его свадьба была не хуже других, заботились прежде всего о том, чтобы было как можно больше гостей. Если на чьей-либо свадьбе были офицеры или гимназисты, то и на следующую непременно приглашались и офицеры и гимназисты. Свадебный пир считался очень торжественным, если на нем был генерал. За ним посылали особую карету, торжественно встречали и сажали на самое почетное место. Около двух часов ночи садились ужинать. По заранее составленной записке официантом провозглашались тосты. После множества блюд обязательно ставилось эффектное блюдо: желе с горящей стеариновой свечой посередине. Вина пили очень много. Под конец ужина многие забывали о вилках и ели руками, а также сморкались в салфетки. Свалившихся со стула убирали в другие комнаты. Начинался страшный шум, так как, кроме громких разговоров, многие начинали петь «Вниз по матушке по Волге». Музыка начинала играть «По улице мостовой», и старые и молодые, помахивая платочками, пускались в плясовую.
Часам к семи утра, когда более приличная публика уже уезжала, танцевали со стульями на голове, вскакивали на столы и били посуду. Нередко размякший молодой целовался с хорошенькой соседкой, а молодая плакала и тащила его домой.

Вспомнив, что преосвященный Филофей хотел когда-то взять меня к себе, я написал ему. В августе барин как-то сказал мне, что владыка велел передать, что теперь для меня у него места нет. Вероятно, ему доложили, что я изменился.
В сентябре все газеты были переполнены известиями о происходивших в разных местах беспорядках между крестьянами по поводу наделов. Крестьяне убеждены, и злонамеренные люди поддерживают это убеждение, что царь велел всю помещичью землю отдать им.
3 октября в Московском университете вследствие волнения среди студентов закрыты 2 курса. Студенты ходят по улицам большими группами, спорят и громко жалуются, что им не позволяют обсуждать свои дела.
12 октября студенты громадною толпою двинулись к дому губернатора и запрудили всю площадь. Несмотря на множество полицейских и жандармов, они кричали и безобразничали, ругали полицейских и раскидывали лотки у разносчиков. Вышедший по приказанию губернатора адъютант объявил, что губернатор просит выбрать депутатов, но из толпы никто не вышел. Кричали все сразу. Некоторые требовали разрешения открыть ссудную кассу, другие добивались перемены ректора. Стали слышаться крики: «Конституцию»... Когда на просьбу губернатора разойтись толпа не обратила внимания и, стоя на одном месте, продолжала кричать, жандармы стали надвигаться на нее и теснить. Со стороны студентов в жандармов полетели палки. Тотчас же произошла свалка, и студенты стали разбегаться. Бегущих стал ловить народ и колотить. Арестованных было так много, что части Тверская, Пречистенская и Арбатская были переполнены бунтовщиками...
15 октября явился студент Племянников и рассказал, как его арестовали. Он пошел в университет на лекции и застал там уже шумевших студентов. Выйдя на улицу, он хотел было уйти домой, но толпа увлекла его с собой. Порывался несколько раз выбраться из толпы, но тут уже его не пропускали жандармы и его загнали с другими под арест. Народу арестовано было так много, что большинству пришлось провести ночь во дворе части и спать на голой земле. Он проспал в телеге, продрог и говорил спасибо за то, что дали чаю с хлебом...
Александр Петрович втянулся в игру в лото. При проигрышах бывает угрюм. Если выиграет, приезжает домой часа в 3-4 утра сияющий, привозит на особом извозчике блюд десять кушаний и начинает пировать, лежа в постели...
Сегодня, 19 февраля 1862 года, ровно год, как нам предоставлена свобода устраивать жизнь по собственному желанию. Нас не продают уже больше наравне с коровами и овцами, не бреют голов, не режут у девок кос, даже не бьют по щекам. Я пользуюсь свободой и, однако, остаюсь тем же самым лакеем. Все мои товарищи и знакомые тоже продолжают жить на прежних местах. Только те, которым было отказано от места, или вследствие сокращения штата прислуги, или за дурное поведение, изменили свой образ жизни, но далеко не к лучшему. На каждом шагу только и слышишь, что ищут места...
1 января 1863 года вечером я отправился на прогулку. Подойдя к Никольским воротам, я увидел около кабаков целую толпу. Это праздновалась отмена откупа. По случаю удешевления водки, набросились на кабаки и переполнили их. На Трубной площади опять толпа около кабаков. Из любопытства зашел в один. Оказалось, что все заготовленное заранее вино уже выпили и толпа ждет нового подвоза. Вот она, народная трезвость.
5 января у барыни родилась дочь Мария. Было несколько докторов. Большая суета. Невольно я вспомнил о деревне. Там роженицы уходят из общей комнаты в холодный, темный чулан, откуда после родов тащат их по 25-градусному морозу в угарную баню, где лежат они дня три и затем являются в избу и принимаются, как ни в чем не бывало, за работу. С кормилицами происходит возня неимоверная. Одна больна, другая без молока, от третьей несет как из винной бочки. Вообще теперь весь народ, после отмены откупа, с утра каждый день пьянствует, и все улицы переполнены пьяными...
В июле заключил контракт о найме квартиры в нашем доме с генерал-лейтенантом Колюбакиным, бывшим кутаисским губернатором. Генерал страшно вспыльчив и, как рассказывают, в Кутаиси всех колотил. Извозчик мне вчера рассказывал, что генерал сел и велел ему ехать. Проехав немного, он крикнул: «К сенатору Толмачеву». - «А где он живет?» - «Как, ты не знаешь, где он живет?» Бац его по уху. Затем стал колотить по спине, приговаривая: «На Пресне, на Пресне...»
Библиотека у генерала громадная.
...
19 февраля раздался торжественный звон. Я пошел в церковь к Спиридонию. В церкви молящимися нашел только нескольких старушек. Народа не было. Стало очень грустно мне. В такой день и не поставить свечки за здоровье Освободителя их. Для кабака вот так всегда находятся и время и деньги...
В конце года я стал раздумывать о своей жизни, о своем положении и о положении вообще всех бывших дворовых и крестьян. Прошло уже четыре года, как освободили нас от крепостной зависимости. Нас сделали гражданами земли русской. Каждый из нас имеет право теперь заняться тем, к чему он чувствует призвание, имеет право заняться каким угодно ремеслом. Как же воспользовался этою свободою я и все мои знакомые, бывшие дворовые люди. И я и все, кого только я знаю, по-прежнему живут лакеями у своих господ. Почему? Я думаю, что по привычке. Как господа привыкли к нашим услугам, без которых не могут обойтись, так и мы привыкли быть рабами и сидеть на их шее, не заботясь о будущем. Когда мы собираемся вместе, о чем мы рассуждаем? Только о том, как бы устроить общество или контору опять-таки исключительно только для найма прислуги. Только прислуживать, быть лакеями, только, по-видимому, к этому мы и способны. Другими словами, мы хотя и наемными и по собственному желанию, но остаемся все-таки рабами...
В марте меня призвал к себе Хр. Хр. Мейн и предложил мне поступить конторщиком на Рязанско-Козловскую железную дорогу. Я отказался под тем предлогом, что барин, Александр Петрович, болен и я не могу его оставить, У него действительно, несмотря на его богатырское сложение, подкашиваются по временам ноги, и он тогда падает. Я привык к господам, и мне жалко их оставить.

Морозы славные и преждевременные. Хохлы говорят, что такие жестокие морозы нарочно устроили кацапы...
6 января 1868 года был в Киеве и присутствовал при освящении воды. Когда при колокольном звоне показалась с Крещатика процессия с хоругвями, толпа тысяч в 50 бросилась к Днепру. Во время толкотни и давки несколько человек любопытных евреев были сброшены в воду. Толпа смеялась и шутила, что это новообращенные.




Скрепы, Лев Толстой, Крестьяне, Пьянство, Рокомпот, Крепостное право

Previous post Next post
Up