Театр им. Мейерхольда - «агитпроп» буржуазной музыки (О позиции т.Мейерхольда на музыкальном фронте)
Из сборника «Довести до конца борьбу с нэпманской музыкой».
В ряде своих последних выступлений, в частности в недавнем выступлении в театральной секции ГАИСа (по докладу В. А. Павлова о творческом методе театра им. Мейерхольда) т. Мейерхольд не только не постарался вскрыть свои механистические лефовские ошибки, но усердно продолжал их дальнейшее углубление и открыто выступил и против установок РАППа, квалифицируя их, как «наследие старого натурализма». Характер этого выступления приобретает особое значение в настоящий момент, когда все более выясняется ведущая роль РАППа в движении пролетарского искусства, когда на деле осуществляется консолидация коммунистических сил в этом движении.
[Читать далее]Только ли РАППу, как одной из литературных организаций, противопоставляет себя т. Мейерхольд? Нет, разносторонняя деятельность т. Мейерхольда дает неопровержимые доказательства того, что противопоставление это идет по линии основных творческих и теоретических лозунгов пролетарского искусства вообще.
В частности позиция т. Мейерхольда в области музыки еще с большой ясностью указывает на буржуазный характер его идеологических установок в искусстве.
Тов. Мейерхольд уже в течение нескольких лет играет немалую роль на музыкальном фронте. Будучи убежденным сторонником урбанизма в музыке, он давно и последовательно насаждает этот стиль в своем театре, группируя вокруг себя композиторов так называемого «современнического» направления. Пропаганда фокстрота с подмостков мейерхольдовского театра в течение многих лет пустила уже глубокие корни, которые с огромным трудом приходится выкорчевывать сейчас пролетарской музыкальной общественности...
В свое время по поводу постановки в Мейерхольдовском театре «Д. Е.» рабкор журнала «Рабочий зритель» писал:
«Я думаю, что такие танцы могут привлечь лишь нэпманскую публику, ради этих танцев она и будет ходить, так как во многих местах эта похабщина запрещена».
По этому же поводу рабкоровский театрально-художественный кружок МОСПС отправил в партийную печать письмо протеста. В этом письме, под которым имеется около 30 подписей, читаем:
«У нас есть театры, а некоторые из них «революционные», и вот в этих театрах нас просвещают относительно буржуазного разврата... Показывают нам соблазнительно-оголенных, «пикантных» женщин и танцы, откровенно сладострастный характер которых так ясен, что не всякая оперетка и открытая сцена решится их поставить».
«Глядя на это, постепенно привыкают, постепенно отравляются этим развратом. Притоны разврата у нас запрещены, но не возрождаются ли они в театрах, и в первую голову в «революционных» театрах».
Впрочем, не только фокстрот пропагандирует театр им. Мейерхольда. Известно, что огромная популярность так называемых «Кирпичиков» - этого отвратительного «жестокого» романса, ведет свое начало именно от мейерхольдовского «Леса», в котором эта вещь исполняется гармонистами в форме вальса («Две собачки»).
Насаждение своих музыкальных вкусов и взглядов т. Мейерхольд распространяет и за пределами своего театра.
В 1929 г. по его инициативе Большой театр принял к постановке балет «Стальной скок». Этот балет, написанный эмигрировавшим из Советского Союза композитором С. Прокофьевым для парижского театра Дягилева и использующий якобы «советскую» тематику, представляет собой не более, как злой пасквиль на нашу революцию. «Идеолог шутовства в музыке С. Прокофьев нагло высмеивает в своем балете советских матросов, советские фабрики и т. п. Контрреволюционность «Стального скока» разоблачалась рабочими и представителями пролетарской музыкальной общественности на всех прослушиваниях, однако т. Мейерхольд с пеной у рта настаивал на принятии этого балета, пытаясь смазать классовую сущность этой музыки, изображая ее издевательское шутовство как «юмор», тупые урбанистические шумы как «бодрость производственных ритмов» и т. д. и т. д.
«Стальной скок» под напором пролетарской общественности был снят в конце концов с постановки, но роль т. Мейерхольда в дискуссии по поводу этого балета свелась к возглавлению всех буржуазных группировок в музыке...
Роль т. Мейерхольда на музыкальном фронте становится все более реакционной. Об этом ярко свидетельствует последние постановки мейерхольдовского театра, в особенности - обозрение «Д. С. Е.» («Даешь Советскую Европу») - новое «дополненное издание» «Д. Е.».
Общеизвестна склонность буржуазно-эстетствующих режиссеров «отводить душу» (прежде всего, свою) на показе «фокстротирующей» Европы, известно также и то, что прием этот (кстати, изрядно устаревший) никогда почти не служил сатирой, а наоборот, являлся и является наилучшей формой агитации за психику современного вырождающегося буржуа. Однако никогда ни в одной советской постановке откровенная пропаганда фокстротной похабщины не доходила до такого цинизма, как в обозрении «Д. С. Е.». Вопреки внешней установке спектакля на злободневную политическую направленность (демпинг, французский парламент, безработица в Америке, вредительство, оборона СССР, пятилетка и т. п.), зритель в течение почти всего вечера (восемь эпизодов из одиннадцати) находится в атмосфере усовершенствованного балагана, где под непрерывные почти звуки джаз-банда дегенеративные персонажи буквально изощряются во всех тонкостях фокстрота, чарльстона, «блек-бота», «интимных» песенок и т. п. В фокстротной музыке тонет вся постановка (исполняется 22 фокстрота): под фокстрот зритель читает на экране цитаты из Сталина, под фокстрот американский безработный произносит революционные речи (II эпизод из 2-го акта), и даже советские матросы (III эпизод 2-го акта) ублажают себя звуками танго («Аргентина»).
Вся эта музыка подается с величайшей любовью и смакованием. Результаты не заставляют себя ждать. Зритель сагитирован (какая там, к чорту, сатира, когда все это дано так остро и увлекательно, в особенности в сопоставлении с отрывками скучной декламации об обороне страны, пятилетке и т. п.) - звуки джаза, цинические танцы фраков и голых спин покрываются дружными аплодисментами публики...
Однако Мейерхольд идет еще дальше. В последней своей постановке - пьесе В. Вишневского «Последний и решительный» в сцену заставы, где должна быть показана героическая гибель краснофлотцев, в сцену, которая по замыслу авторов должна вызвать боевую готовность зрителя, Мейерхольд ухитрился ввести несколько изощренных фокстротов (под предлогом радиопередачи из Европы). Здесь уже не только вылезает во всей своей неприглядности мелкобуржуазное эстетство Мейерхольда, но очевидным становится и то, как ложная буржуазная трактовка пролетарской темы приводит к художественному провалу: в сцене, где герои-краснофлотцы, умирают под неврастенические звуки фокстрота, нарушена элементарная художественная правда, эта сцена невыносимо фальшива.
Тысячи рабочих смотрят новинки мейерхольдовского театра. Сотни уносят с собой фокстротную заразу. Эта зараза глубока. Мы не научились еще по-серьезному оценивать ее. Но зато отлично ценит ее буржуазия: она знает, что фокстротом лучше, чем алкоголем, можно задушить в рабочем классовую трезвость и волю, она знает, что общедоступный «бар» с джаз-бандом подчас не менее выгоден, чем какой-нибудь желтый профсоюз.
Фокстротная зараза давно перехлестывает и к нам. И у нас есть в рабочей среде «пижоны», «жоржики» - любители «американских танцев» - они же злостные прогульщики, летуны и рвачи, срывающие производство.
Довольно политической слепоты и обывательского благодушия к музыке! Довольно примиренчества!
Звание советского революционного театра несовместимо с пропагандой враждебной рабочему классу музыки. Это по-видимому непонятно еще Мейерхольду, но давно понятно уже передовой рабочей общественности.
Пролетарский художник только тот, кто стоит на уровне авангарда своего класса. Мейерхольд, бывший когда-то передовым художником, отстал от этого уровня. Либо он догонит его, либо неизбежно будет скинут со счетов пролетарского революционного искусства. Это покажет в ближайшее время его творчество.
В ряде своих последних выступлений, в частности в недавнем выступлении в театральной секции ГАИСа (по докладу В. А. Павлова о творческом методе театра им. Мейерхольда) т. Мейерхольд не только не постарался вскрыть свои механистические лефовские ошибки, но усердно продолжал их дальнейшее углубление и открыто выступил и против установок РАППа, квалифицируя их, как «наследие старого натурализма». Характер этого выступления приобретает особое значение в настоящий момент, когда все более выясняется ведущая роль РАППа в движении пролетарского искусства, когда на деле осуществляется консолидация коммунистических сил в этом движении.
[Читать далее]Только ли РАППу, как одной из литературных организаций, противопоставляет себя т. Мейерхольд? Нет, разносторонняя деятельность т. Мейерхольда дает неопровержимые доказательства того, что противопоставление это идет по линии основных творческих и теоретических лозунгов пролетарского искусства вообще.
В частности позиция т. Мейерхольда в области музыки еще с большой ясностью указывает на буржуазный характер его идеологических установок в искусстве.
Тов. Мейерхольд уже в течение нескольких лет играет немалую роль на музыкальном фронте. Будучи убежденным сторонником урбанизма в музыке, он давно и последовательно насаждает этот стиль в своем театре, группируя вокруг себя композиторов так называемого «современнического» направления. Пропаганда фокстрота с подмостков мейерхольдовского театра в течение многих лет пустила уже глубокие корни, которые с огромным трудом приходится выкорчевывать сейчас пролетарской музыкальной общественности...
В свое время по поводу постановки в Мейерхольдовском театре «Д. Е.» рабкор журнала «Рабочий зритель» писал:
«Я думаю, что такие танцы могут привлечь лишь нэпманскую публику, ради этих танцев она и будет ходить, так как во многих местах эта похабщина запрещена».
По этому же поводу рабкоровский театрально-художественный кружок МОСПС отправил в партийную печать письмо протеста. В этом письме, под которым имеется около 30 подписей, читаем:
«У нас есть театры, а некоторые из них «революционные», и вот в этих театрах нас просвещают относительно буржуазного разврата... Показывают нам соблазнительно-оголенных, «пикантных» женщин и танцы, откровенно сладострастный характер которых так ясен, что не всякая оперетка и открытая сцена решится их поставить».
«Глядя на это, постепенно привыкают, постепенно отравляются этим развратом. Притоны разврата у нас запрещены, но не возрождаются ли они в театрах, и в первую голову в «революционных» театрах».
Впрочем, не только фокстрот пропагандирует театр им. Мейерхольда. Известно, что огромная популярность так называемых «Кирпичиков» - этого отвратительного «жестокого» романса, ведет свое начало именно от мейерхольдовского «Леса», в котором эта вещь исполняется гармонистами в форме вальса («Две собачки»).
Насаждение своих музыкальных вкусов и взглядов т. Мейерхольд распространяет и за пределами своего театра.
В 1929 г. по его инициативе Большой театр принял к постановке балет «Стальной скок». Этот балет, написанный эмигрировавшим из Советского Союза композитором С. Прокофьевым для парижского театра Дягилева и использующий якобы «советскую» тематику, представляет собой не более, как злой пасквиль на нашу революцию. «Идеолог шутовства в музыке С. Прокофьев нагло высмеивает в своем балете советских матросов, советские фабрики и т. п. Контрреволюционность «Стального скока» разоблачалась рабочими и представителями пролетарской музыкальной общественности на всех прослушиваниях, однако т. Мейерхольд с пеной у рта настаивал на принятии этого балета, пытаясь смазать классовую сущность этой музыки, изображая ее издевательское шутовство как «юмор», тупые урбанистические шумы как «бодрость производственных ритмов» и т. д. и т. д.
«Стальной скок» под напором пролетарской общественности был снят в конце концов с постановки, но роль т. Мейерхольда в дискуссии по поводу этого балета свелась к возглавлению всех буржуазных группировок в музыке...
Роль т. Мейерхольда на музыкальном фронте становится все более реакционной. Об этом ярко свидетельствует последние постановки мейерхольдовского театра, в особенности - обозрение «Д. С. Е.» («Даешь Советскую Европу») - новое «дополненное издание» «Д. Е.».
Общеизвестна склонность буржуазно-эстетствующих режиссеров «отводить душу» (прежде всего, свою) на показе «фокстротирующей» Европы, известно также и то, что прием этот (кстати, изрядно устаревший) никогда почти не служил сатирой, а наоборот, являлся и является наилучшей формой агитации за психику современного вырождающегося буржуа. Однако никогда ни в одной советской постановке откровенная пропаганда фокстротной похабщины не доходила до такого цинизма, как в обозрении «Д. С. Е.». Вопреки внешней установке спектакля на злободневную политическую направленность (демпинг, французский парламент, безработица в Америке, вредительство, оборона СССР, пятилетка и т. п.), зритель в течение почти всего вечера (восемь эпизодов из одиннадцати) находится в атмосфере усовершенствованного балагана, где под непрерывные почти звуки джаз-банда дегенеративные персонажи буквально изощряются во всех тонкостях фокстрота, чарльстона, «блек-бота», «интимных» песенок и т. п. В фокстротной музыке тонет вся постановка (исполняется 22 фокстрота): под фокстрот зритель читает на экране цитаты из Сталина, под фокстрот американский безработный произносит революционные речи (II эпизод из 2-го акта), и даже советские матросы (III эпизод 2-го акта) ублажают себя звуками танго («Аргентина»).
Вся эта музыка подается с величайшей любовью и смакованием. Результаты не заставляют себя ждать. Зритель сагитирован (какая там, к чорту, сатира, когда все это дано так остро и увлекательно, в особенности в сопоставлении с отрывками скучной декламации об обороне страны, пятилетке и т. п.) - звуки джаза, цинические танцы фраков и голых спин покрываются дружными аплодисментами публики...
Однако Мейерхольд идет еще дальше. В последней своей постановке - пьесе В. Вишневского «Последний и решительный» в сцену заставы, где должна быть показана героическая гибель краснофлотцев, в сцену, которая по замыслу авторов должна вызвать боевую готовность зрителя, Мейерхольд ухитрился ввести несколько изощренных фокстротов (под предлогом радиопередачи из Европы). Здесь уже не только вылезает во всей своей неприглядности мелкобуржуазное эстетство Мейерхольда, но очевидным становится и то, как ложная буржуазная трактовка пролетарской темы приводит к художественному провалу: в сцене, где герои-краснофлотцы, умирают под неврастенические звуки фокстрота, нарушена элементарная художественная правда, эта сцена невыносимо фальшива.
Тысячи рабочих смотрят новинки мейерхольдовского театра. Сотни уносят с собой фокстротную заразу. Эта зараза глубока. Мы не научились еще по-серьезному оценивать ее. Но зато отлично ценит ее буржуазия: она знает, что фокстротом лучше, чем алкоголем, можно задушить в рабочем классовую трезвость и волю, она знает, что общедоступный «бар» с джаз-бандом подчас не менее выгоден, чем какой-нибудь желтый профсоюз.
Фокстротная зараза давно перехлестывает и к нам. И у нас есть в рабочей среде «пижоны», «жоржики» - любители «американских танцев» - они же злостные прогульщики, летуны и рвачи, срывающие производство.
Довольно политической слепоты и обывательского благодушия к музыке! Довольно примиренчества!
Звание советского революционного театра несовместимо с пропагандой враждебной рабочему классу музыки. Это по-видимому непонятно еще Мейерхольду, но давно понятно уже передовой рабочей общественности.
Пролетарский художник только тот, кто стоит на уровне авангарда своего класса. Мейерхольд, бывший когда-то передовым художником, отстал от этого уровня. Либо он догонит его, либо неизбежно будет скинут со счетов пролетарского революционного искусства. Это покажет в ближайшее время его творчество.