Суд над бароном Унгерном
Из книги «Барон Унгерн в документах и мемуарах».
Ход суда над Р. Ф. Унгерном в Новониколаевске 15 сентября 1921 г.
Обвинитель. Знаете ли Вы, что в одном документе сказано о том, что Вы страдаете таким пороком, как пьянство? Судились Вы за пьянство?
Унгерн. Нет.
Обвинитель. А за что судились?
Унгерн. Избил адъютанта коменданта.
Обвинитель. За что?
Унгерн. Не представил квартиры.
Обвинитель. Вы часто избивали людей?
Унгерн. Мало, но бывало.
Обвинитель. Почему же Вы избили адъютанта, неужели только за квартиру!
Унгерн. Не знаю, ночью было...[Читать далее]
Обвинитель. Есть ли какая-нибудь общность или разница в действиях Ваших и Семенова?
Унгерн. Да - я формировал отряды для борьбы за монархию, а Семенов - за Учредительное собрание. Я был уверен, что Учредительное собрание перейдет в монархию.
На вопрос обвинителя: “Что же Вы хотели установить в этой борьбе, какой порядок и какой строй?”, Унгерн отвечает, что он стремился к военной диктатуре.
Обвинитель. Что же Вы понимаете под военной диктатурой?
Унгерн. Единоличное командование, а единоличное командование приведет к монархии.
Далее обвиняемый говорит, что он служил Семенову, а Семенов Колчаку. На Семенова смотрел как на “хозяина”, считал его начальником - “хозяином”. При Колчаке воевал с партизанами.
Обвинитель. Из кого состояли партизанские отряды?
Унгерн. Из забайкальских казаков и крестьян.
Обвинитель. Знали ли Вы, что Семенов порол рабочих и крестьян и железнодорожных служащих?
Унгерн. Слышал...
Далее из вопросов обвинителя выяснилось, что Унгерн около Акши воевал с партизанскими войсками Лебедева. Затем он ушел в Монголию. По дороге сжигались деревни, убивались крестьяне, рабочие.
Обвинитель. Вы приказывали сжигать деревни?
Унгерн. Да, это по моему приказанию делали войска.
Обвинитель. Когда Вы ушли на Мензу, Вы уничтожали деревни и села, Вам известно было, что трупы людей перемалывались в колесах, бросались в колодцы и вообще чинились всякие зверства?
Унгерн. Это неправда.
Обвинитель просит огласить показания члена Народного собрания ДВР Цыпулова.
Зачитываются показания Цыпулова. Из показаний выясняется, что 6-го сентября близ реки Онон около монгольской границы прошел отряд Унгерна под начальством некоего бурята, которым сожжены дотла много деревень и которым чинились насилия над мирными жителями, убивались не только мужчины, но женщины и дети. Отряд Унгерна был встречен отрядами восставших крестьян и отброшен назад в Монголию. Далее выясняется, что Унгерн сжигал, по его словам, только “красные большевистские деревни”. Унгерн уверяет, что деревни, которые он сжигал, обыкновенно бывали без жителей - пустые.
Обвинитель. Куда же девались жители?
Унгерн. Разбегались.
Обвинитель. Не считаете ли Вы, что одно Ваше имя наводило на них страх, и при приближении Вашем они разбегались?
Унгерн. Вероятно.
Из дальнейших расспросов видно, что Унгерн в борьбе за Ургу пользовался монголами...
Обвинитель. Когда занята была Урга, происходили убийства и грабежи?
Унгерн. Да, сначала бились войска с войсками, а затем уже жители монголы с китайцами.
Обвинитель. Отдавали ли Вы приказ прекратить самочинные обыски за всех - кроме евреев? Что Вы хотели этим сказать? Хотели ли Вы уничтожить всех евреев?
Унгерн. Да, я объявил всех евреев вне закона.
Обвинитель. Кто приказал расстрелять служащих Центросоюза?
Унгерн. Я.
Обвинитель. Почему?
Унгерн. Они служили Советской власти.
Зачитываются показания о расстрелах в Монголии и на русской стороне, где рисуется его зверское отношение к китайцам. Там он признается, что целиком сжег Ургу. Далее Унгерн заявляет, что убить священника Парнякова он приказал потому, что тот был председателем какого-то комитета. На вопрос обвинителя: «Какого комитета?” Унгерн не может точно ответить.
Обвинитель. Известно ли Вам, что Сипайло грабил, насиловал мирных жителей и бил их колотушками, истязая их таким образом?
Унгерн. Мне было известно.
Обвинитель. Было ли Вам известно, что он присваивает имущество и деньги попадавших ему в руки жертв?
Унгерн. Нет.
Обвинитель. Должно быть, тогда он грабил для Вашей казны, которой нужны были средства для того, чтобы содержать войска?
Унгерн. Да, возможно.
Обвинитель. Какие Вы применяли наказания?
Унгерн. Расстрел и повешение.
Обвинитель. А палки?
Унгерн. К населению не применял, а к солдатам - да.
Обвинитель. Сколько Вы палок давали в наказание и как Вы били этими палками: по ногам или по телу?
Унгерн. Били палками по телу, давали до ста ударов палками.
Обвинитель. Сажали Вы на лед людей?
Унгерн. Да, когда стояли в палатках.
Обвинитель. Вы это применяли к населению?
Унгерн. Нет, к солдатам - арестованным.
Обвинитель. А женщин Вы истязали таким образом?
Унгерн. Нет.
Обвинитель предлагает зачесть прежние показания Унгерна, но Унгерн вдруг вспоминает, что одна женщина была действительно посажена.
Обвинитель. На раскаленную крышу сажали?
Унгерн. Да.
Обвинитель. Такие меры Вы применяли как наказание, или как пытку?
Унгерн. Как наказание.
Далее обвинитель задает ему несколько вопросов, из которых видно, что Унгерн является сторонником палочной системы во всех без исключения армиях...
Обвинитель. У Вас были японские солдаты?
Унгерн. Да, были, сначала человек 60.
Из дальнейшего видно, что Унгерн завязывал связь также с хунхузами, приглашая их для совместных действий, по его словам, для борьбы с революционным Китаем. Он также оглашал легенду о том, что барон “Иван”, который должен освободить Монголию, это он самый - барон Унгерн.
Обвинитель. Вы писали, что три тысячи лет тому назад образован коммунистический интернационал в Вавилоне, Вы верите в это?
Унгерн. Да, вся история это показывает...
В дальнейшем продолжается диалог между обвинителем и Унгерном, где последний, говоря об организации сил против Советской власти, признает, что буряты к нему не присоединились, но не присоединились и селенгинские казаки, на которых он рассчитывал, зная, что в прежнем они относились к Советской власти отрицательно. Рабочих в его армии не было ни одного, а крестьян было очень мало. Надежды на приход в Читу японских войск не оправдались, потому его поход не удался.
Характерны его ответы по вопросам о религии и нравственности. Он признает себя верующим человеком, христианином (лютеранин), и на вопрос, как у него вяжется понятие о религии, как основе нравственности, с такими жестокостями, как убийство неповинных ни в чем бурят, китайцев и даже детей, обвиняемый отвечает, что “это грех”. На вопрос же, как он мог писать, что он послан самим Богом для спасения Монголии, Унгерн говорит, что “писал это для красного слова”.
Далее обвиняемый, отвечая на вопросы обвинителя, сообщает, что в начале похода на Советскую Россию в его распоряжении было тысячи две войск. Целью похода было восстановление монархии, причем царем он имел в виду посадить Михаила Романова, хотя и не знает, где он, жив ли. Революцию барон абсолютно не приемлет и считает причиной революции евреев и падение нравов, которым евреи воспользовались... Детализируя свое представление о монархии, обвиняемый говорит, что к власти должен быть допущен только один класс аристократии. Царь опирается в своей власти на аристократию и крестьян, но ни крестьяне, ни рабочие в управлении принимать участие не могут: “рабочие должны работать”. Земля должна быть передана вновь от крестьян к помещикам. Ни крестьяне, ни рабочие не могут иметь права организации, читать газеты и проч.
На вопрос, как обвиняемый попал в плен, он отвечает, что выдали монголы, которые изменили ему и связали его дорогой, когда он уходил от своих войск. Среди его офицеров создался заговор против него, и в него стреляли офицеры в палатку из маузера. Дальше он признает, что когда уходил, то стреляли в него и из пулемета солдаты пулеметной команды, но они - “красные”, из бывших пленных. Рассказав историю своего пленения монголами и сдачи его последними разъездам Щетинкина, обвиняемый объясняет печальный конец своей деятельности “судьбой”.
Обвинитель задает вопрос: “Не рассматриваете ли Вы исход Вашего похода, как исход всей авантюры последнего времени всех других сторонников той же идеи, и не считаете ли, что это была уже последняя попытка?”
Унгерн. Да, последняя. Полагаю, что я уже последний...
Речь обвинителя т. Ярославского
Суд над бывшим бароном Унгерном является не только судом над личностью барона Унгерна, он является судом над целой огромной полосой, которую мы пере-жили, он является судом над целым классом общества, который привык властвовать, который от этой власти не может отказаться и хочет ее удержать, хотя бы для этого надо было истребить половину человечества. Этот класс до тех пор не откажется от власти, покуда во всем мире не будут у него вырваны последние остатки этой власти. И барон Унгерн, который сидит здесь, на скамье подсудимых, является только, может быть, наиболее откровенным, наиболее искренним выразителем тех стремлений, которые питали и питают до сих пор тысячи баронов, бежавших из России в разные капиталистические страны. Дворянство - класс, который когда-то в течение нескольких веков нераздельно властвовал, дворянство, вытесненное в последнее время в значительной степени новым классом - классом буржуазии финансовой и промышленной, это дворянство все еще достаточно сильно для того, чтобы подвергнуть иногда целые народы опасностям войн, для того, чтобы целые народы держать в постоянном страхе этих войн, для того, чтобы бросать миллионные массы, когда это нужно интересам этого дворянства, в бой и губить их на полях многочисленных сражений. Мы знаем и ни для кого не секрет, что многие войны, которые велись за последнее время, как, например, Русско-японская война, которая покрыла горами трупов сопки Маньчжурии, велась также и в интересах промотавшегося дворянства, прокутившего свои родовые имения и пытавшегося вернуть свои поместья новыми авантюрами и получением новых концессий.
Дворянства, к которому принадлежит барон Унгерн, давно уже нет. Это дворянство смешало свою кровь с кровью денежного мешка, с кровью тех самых финансистов-банкиров, которых, быть может, искренно ненавидит барон Унгерн, но которые на самом деле являются сейчас главными вдохновителями бесчисленных баронов Унгернов, Врангелей и других баронов, терзающих тело не только русского народа, но терзающих тело народов всего мира. Мы знаем, что и война 1914 года, которая сейчас еще держит в тисках весь мир, которая принесла неисчислимые страдания народам всего мира, эта война была точно так же затеяна, в значительной степени, дворянскими кругами и теми финансовыми кругами, которым нужно было расширить свое империалистическое господство. Дворянство приняло в этой войне самое активное участие, ибо оно, несомненно, точно также за последнее время получало лакомые куски от той добычи, которую завоевывали империалисты разных стран.
Барон Унгерн, как сообщают о нем его друзья и английские газеты, принадлежит к одному из самых аристократических родов прибалтийских баронов. Когда-то его предки участвовали в Крестовых походах и шли отвоевывать Гроб Господень. Мы знаем, что эти походы сопровождались ужасными грабежами; эти рыцари не только истребляли и огнем и мечом магометанские народы и села, но они грабили христианские храмы и храмы Византии и подбирали все на своем пути. Мы знаем, такие походы совершали бароны в течение 800 лет. 800 лет властвования баронов Унгернов в Прибалтийском крае еще и сейчас осталось в сознании прибалтийских крестьян, благодаря той палочной дисциплине, которую эти бароны приняли по отношению к крестьянам. 300 лет считает барон Унгерн службы в России, он насчитывает много павших на полях сражения, но он нам не сказал, сколько он насчитывает властителей, которые властвовали в течение этого долгого времени над русским народом. Мы знаем, что не было более эксплуататорской породы, как именно прибалтийские бароны, которые, в буквальном смысле, как паразиты, насели на тело России и в течение нескольких веков эту Россию сосали. Мы знаем, как бароны Ренненкампфы прошлись по кровавым полям Сибири, как бароны Сиверсы истребляли русский народ в 1905 году.
Барон Унгерн получил аристократическое воспитание. Он говорит, что он беднее последнего мужика, но это не помешало ему получить образование и в Павловском училище, и ему сходили с рук такие вещи, которые другим не сходили. Барон Унгерн попадает в 1908 году в Забайкалье, он потом в течение долгого времени связан с Забайкальем, с Монголией, с Тибетом и вообще с Востоком - он отрывается от Запада. Как он проводит время? Нелицеприятный свидетель, барон Врангель дает о нем такой отзыв: при всей его храбрости, при всем том, что он обладает знанием людей, умением господствовать над людьми, знает психологию подчиненных - и это отмечается в самом приказе - барон Унгерн имеет пороки: постоянное пьянство, и в состоянии опьянения он совершает поступки, роняющие честь офицерского мундира. Барон Унгерн приговаривается в 3-м годам крепости за то, что он побил комендантского адъютанта за то, что тот ночью ему так быстро не представил квартиры, причем барон Унгерн не производит следствия, почему ему не предоставили квартиры; как можно ему, барону Унгерну, не предоставить квартиры? Он бьет его по лицу, потому что он привык бить людей по лицу, потому что он - барон Унгерн, и это положение позволяло ему бить по лицу подчиненных, тех самых крестьян, которые не имеют права принимать участие в государственных делах, которых обязанность только работать на баронов Унгернов и им подобных. Барон Унгерн не помнит, сколько раз он бил людей по лицу, но он бил много раз, так как это была его дворянская привилегия до 1917 года. В 1917 году дворянские привилегии кончаются, все родовые имения баронов Унгернов и других баронов переходят к крестьянам, к ним же переходят 82 проц. всех конфискованных земель. Советская власть исполняет свое обещание, и на завтрашний день имения баронов, которые являлись самой основой их власти и эксплуатации, переходят к крестьянским массам, и с этого момента всякие усилия баронов Врангелей, баронов Унгернов, Семеновых, Колчаков, Деникиных, как бы они ни назывались, разбиваются об этот основной факт, что в России, которая была все время дворянской страною, где 30 тысяч дворян одно время держали в своих руках сотни миллионов крестьян - в этой России дворянство, как класс, уничтожено Октябрьской революцией 1917 года, и с этого времени Советская Россия в бароне Унгерне приобретает своего врага.
Нет меры казни, которую бы барон Унгерн не считал дозволительной по отношению к коммунистам, советским работникам и к красным вообще. Барон Унгерн даже не доискивается, не расследует, действительно ли это красные: достаточно было сказать, что это красные, чтобы расстрелять, повесить и сжечь деревню дотла, вырезать детей так, чтобы хвостов не осталось. Барон Унгерн, очевидно, мечтал о том времени, когда ему удастся устроить генеральную резню евреев. Он пишет генералу Молчанову такие подробности:
“Вы помните, когда мы под дождем беседовали об этом важном вопросе, - и вот теперь, узнав о том, что Вы начинаете действовать, я обрадовался тому, что Вы сами можете выполнить свои планы и истребить евреев так, чтобы не осталось ни мужчин, ни женщин, ни даже семени от этого народа”. Но разве он вырезает только одних евреев? Он вырезает целые русские селения и уходит, не оглядываясь, назад из Даурии, он уходит “кормиться” на монгольские хлеба, он уходит - и там колодцы наполняются трупами, там мельничные колеса перемалывают живых людей, там сгорают дети, женщины, расстреливаются старики и 80-летние старухи его палачами. Он этим не интересуется. Он берет к себе в помощники Сипайло, который теперь арестован и тоже предстанет перед судом народа. Этот человек, который колотушками бьет людей по голове и бросает их в колеса пароходного винта, это тот Сипайло, который является олицетворением кровавых пыток, и он берет его себе в подручные и не интересуется тем, что делает Сипайло. …тем, что гибнут целые десятки тысяч людей, он не интересуется. А сколько погибло невинных детей, сколько их вымерло во имя того, чтобы снова бароны могли поставить свою пяту на крестьян и рабочих, - он этим не интересуется, для этого есть у него сподручные, которые занимаются этой грязной работой. Он дает приказ, в котором говорится о том, чтобы вырезать всех детей, чтобы хвостов не осталось, ибо даже детей он боится. Он знает, что эти дети-хвосты, которые останутся, потом, когда удастся на момент, может быть, сломить Советскую власть, восстанут против барона Унгерна, и он хочет, чтобы даже семени не осталось, чтобы эти дети не могли вспомнить ужасов барона Унгерна впоследствии.
Барон Унгерн убивает священника Парнякова, за что? Он даже не интересуется: он “был председателем чего-то”, председателем какого-то комитета; может быть, комитета помощи голодающим или комитета помощи заброшенным детям? Унгерн этим не интересуется - Парняков был “красным” или “сочувствовал красным”. Здесь на суде он дает показание, которого он еще нигде не давал: он теперь вспоминает, что Парняков, кажется, служил китайским шпионом. Христианин, верующий в Бога, отправляет другого христианина - священника Парнякова на тот свет, так как он красный. Служащие Центросоюза тоже расстреливаются потому, что Советское правительство давало им много денег, и ему выгодно эти деньги забрать в казну на содержание бандитов, вырезающих население, и для того, чтобы избавиться от таких людей, которым Советская власть доверяет. Вырезаются служащие городской управы, и по этому поводу барон Унгерн говорит: они не сразу всех вырезают, причем вырезались они “за красноту”. Вы не найдете никаких документов, а к нам попали все материалы, которые были в Урге о бароне Унгерне, которые бы обвиняли этих людей в преступлениях. Там расстреливались купцы, и барон Унгерн представляет дело так, как будто он убивал кулаков. Нет, дело заключалось в гораздо более простом расчете: у купцов отбиралось имущество, которое шло на содержание этих банд. Нужны были колоссальные средства, их не было, и барон Унгерн сказал, что он должен был уйти из Урги, чтобы кормиться в другом месте. Деньги были истрачены, громадные караваны пушнины были отправлены и он говорит, что ни одной копейки он не получил.
Но пусть барон Унгерн убежден, что евреи - виновники революции и поэтому он их вырезает. Ну, а все служащие Центросоюза и Городской управы и те все жертвы, которым числа нет - они за что истреблены? Унгерн ни перед каким богом и совестью не может ответить, за что были зарезаны эти тысячи людей. Кому они мешали? В чем была их вина? Ни на один из этих вопросов Унгерн никогда никому не мог бы ответить. Барон Унгерн - религиозный человек, я в этом нисколько не сомневаюсь, и это подчеркивает то, что религия никогда не спасала никого от самых величайших преступлений, и я - здесь, как общественный обвинитель, как коммунист, как человек, который много отдал сил для борьбы именно с дурманом религии - считаю своим долгом на суде подчеркнуть, что барон Унгерн, как и многие из баронов, не только формально, а и на самом деле религиозные люди. Они считают, что не только нужно устанавливать целый ряд обрядов, они верят в какого-то Бога, верят в то, что этот Бог посылает им баранов и бурят, которых нужно вырезать, что Бог указывает ему звезду, Бог велит вырезывать евреев и детей, Бог велит вырезывать служащих Центросоюза, - все это делается во имя Бога и во имя религии. Бог приплетается ко всем преступлениям, религия приплетается для оправдания какого угодно чудовищного дела. Вы просмотрите эти бесчисленные письма, которые посылает Унгерн Его Святейшеству Богдо-хану и другим людям другой веры: он их уверяет в том, что Бог один, что большевики - это люди, которые пришли для того, чтобы уничтожить всякую религию и всякие нравственные устои. А вот он, барон Унгерн, является защитником религии, как представитель аристократии, барон Унгерн является защитником веры, правды и добра. В чем заключается это добро барона Унгерна и дворянская правда, которую защищал барон Унгерн? В том, чтобы через горы трупов, через перемолотых в жерновах людей, через вырезание населения, через сожжение деревень и городов, пойти и снова установить в Монголии кочевое царство Чингисхана, восстановить маньчжурскую династию Цин, чтобы оттуда, с Востока, начать оздоровление сгнившей под тлетворным влиянием западной науки и культуры Европы и поставить снова кого-нибудь из царей. Он воскрешает Михаила Романова и с его знаменем он идет для того, чтобы поставить на престол Михаила Романова.
А что будет дальше после восстановления Михаила Романова? Должна быть военная диктатура, должно быть возвращение помещикам их земель, должна быть восстановлена власть помещиков, власть дворянства. Крестьяне не должны иметь никакой власти в государстве, ибо они должны только работать, рабочие никакого участия в управлении государством принимать не могут, никаких организаций рабочих не должно быть, солдаты должны только повиноваться, ни о чем не думать, не читать газет и не знать, что делается в стране. За каждое нарушение дисциплины и веры дает до ста палок, и он говорит, что солдаты все выносят и хорошо относятся к этому наказанию. Вот какую правду восстанавливает барон Унгерн, вот та высшая справедливость, тот свет, который должен был воссиять с Востока и носителем которого должен был явиться барон Унгерн, который отыскал даже какое-то предсказание монгольское, что сам Бог предвещал пришествие этого спасителя рода человеческого. И вот он, барон Иван, или барон Роман, ниспослан нам для того, чтобы восстановить эту попранную богопротивными большевиками их бароновскую правду. Для этого, конечно, мало тех средств, которые они имеют, и национальная ненависть - антисемитизм, который, как говорил еще Карл Маркс, всегда был религией дураков и глупцов, антисемитизм, которым пользовались контрреволюционеры и негодяи всех времен, выдвигается как одно из орудий, которым легче всего можно в наши дни затуманить умы народов. Но это только ширма, не в этом дело: дело заключается в установлении совершенно определенного правопорядка и совершенно определенного экономического строя.
Отсюда должно было идти восстановление монархии, и барон берется монархию восстановить...
Барон Унгерн каким-то чудом пронес через целые сотни лет остатки баронов далекого времени, которые воюют, нанимаются то к одному, то к другому хозяину. Сейчас он у атамана Семенова, носит его погоны, ему подчиняется, а когда от него Семенов отказывается, пишет китайскому генералу Чжан Цзолиню: я без хозяина, Семенов меня бросил. Он ищет другого хозяина и служит монгольскому правительству. Это, как говорят сами дворяне - “честная шпага”, которая “честно” служит монгольскому правительству, защищает его. Он дурного мнения о Хутухте, но пишет низкопоклонные письма, проникнутые восточным раболепием. Богдо-хан его ласкает, как сюзерены ласкали своих вассалов-баронов, он дарит ему трехочковое павлинье перо, зеленый паланкин, желтые поводья и, конечно, вправе расстреливать и вешать через барона. Но когда золото прожито, все съедено и приходится двинуться, барон Унгерн говорит, что нехорошо, когда войска сидят на месте, потому что они должны всегда двигаться, воевать.
Это другая сторона правды, которую нам приносит восстановление бароновского феодального порядка. Какое это государство, которое не ведет войны?! И барон идет кормиться в другое место. Но на Востоке генерал Чжан Цзолинь, и он говорит: “Я не могу двинуться на восток потому, что там столкнусь с китайскими революционерами”, Чжан Цзолинь - его третий хозяин, он его слушается и идет на северо-запад, на Советскую Россию, благо тут хозяина нет, тут - подчиненные Казагранди, которого он вынужден расстрелять, потому что он плохо воюет и, кроме того, совершает поступки, которые мешают присоединиться населению к барону. У него есть Кайгородов, Казанцев, Анненков, Бакич и др., которые не дают строить советское хозяйство, мирную жизнь, создавать благосостояние населения. С ним он поддерживает связь. Если мы вынуждены в течение длинного времени держать людей в казармах, расходовать средства, не можем восстановить хозяйство, то виною этому бароны Унгерны, потому что они хотят восстановить свою бароновскую правду.
Что у барона есть за душой? Ничего. Какая у него политическая система? Никакой. Ничего, кроме того, что нужно восстановить палку и поставить Михаила Романова. Надо спустить жир с рабочего, вырезать евреев и детей, чтобы не было хвостов. Вот вся его тактика. На что он рассчитывает? На сочувствие бурят, казаков, крестьян? Никаких у него данных нет, никто не присоединяется, он не имел времени шевелить своими бароновскими мозгами над причинами этого. Для него это слишком серьезный материал, чтобы он мог задумываться над этим. Он идет “на счастье”, веря в свою правду. Пришел на Селенгу и там развоевался, немало вырезал селений, покрошил людей. Но никто к нему не присоединился. У него фантастические представления о силах, потому что он верит в данные обещания.
Теперь он заявляет, что никаких связей не было с Чжан Цзолинем, Семеновым, Японией. Откуда у него сведения о том, что японцы двигаются, Чжан Цзолинь помогает? Правда, данные не совсем точные: Япония взяла не Читу, а помогала совершить переворот во Владивостоке. Но мы прекрасно знаем, что белогвардейцы часто выбалтывают свои планы. Японцы обещали занять Читу, Верхнеудинск, но обстановка изменилась. Японцы вынуждены вести переговоры в Даурии с ДВР. Этих обстоятельств не могут учесть белогвардейцы, как они не могли их учесть, когда хотели взять Петроград и Москву. Трагедия барона Унгерна заключается в том, что он также не сумел сочетать свои маленькие силенки с той огромной силой, на которую он шел, против которой он поднимался и которая, несомненно, сумеет раздавить не только последнего барона Унгерна, но и всякого барона, который захочет восстать против рабочих и крестьян.
Здесь перед [нами] сегодня стоит задача сказать в своем приговоре, как мы оцениваем такие преступления баронов Унгернов. Трудно сомневаться в том, каков будет приговор революционного Трибунала. Ревтрибунал мог бы ответить барону Унгерну, как верующему, словами Евангелия: “Какой мерой вы меряете, такой и вам отмерят”, по словам его приказов от 21 мая [19]21-го года о применении к врагам только смертной казни. Но приговор, который будет сегодня вынесен, должен прозвучать, как смертный приговор над всеми дворянами, которые пытаются поднять свою руку против власти рабочих и крестьян. И пусть здесь этот приговор будет вынесен.
Что можно сказать в защиту барона Унгерна? Лично он - просто несчастный человек, вбивший себе в голову, что он спаситель и восстановитель монархии, что на него возложена историческая миссия. Может быть и так. Мы знаем, что история ставила над нами таких же людей, с такими же самыми свойствами, какие есть у барона Унгерна, которые царствовали над нами. Мы знаем, что в среде Романовых было немало людей, которые как раз обладали недостатками, о которых говорил защитник, что это неуравновешенные люди, душевнобольные, но мы знаем другое. Мы знаем, что все дворянство, с исторической точки зрения, является в настоящее время совершенной ненормальностью, что это отживший класс, что это больной нарыв на теле народа, который должен быть срезан. Ваш приговор должен этот нарыв срезать, где бы он ни появился и чтобы все бароны, где бы они ни были, знали, что их постигнет участь барона Унгерна.
Ход суда над Р. Ф. Унгерном в Новониколаевске 15 сентября 1921 г.
Обвинитель. Знаете ли Вы, что в одном документе сказано о том, что Вы страдаете таким пороком, как пьянство? Судились Вы за пьянство?
Унгерн. Нет.
Обвинитель. А за что судились?
Унгерн. Избил адъютанта коменданта.
Обвинитель. За что?
Унгерн. Не представил квартиры.
Обвинитель. Вы часто избивали людей?
Унгерн. Мало, но бывало.
Обвинитель. Почему же Вы избили адъютанта, неужели только за квартиру!
Унгерн. Не знаю, ночью было...[Читать далее]
Обвинитель. Есть ли какая-нибудь общность или разница в действиях Ваших и Семенова?
Унгерн. Да - я формировал отряды для борьбы за монархию, а Семенов - за Учредительное собрание. Я был уверен, что Учредительное собрание перейдет в монархию.
На вопрос обвинителя: “Что же Вы хотели установить в этой борьбе, какой порядок и какой строй?”, Унгерн отвечает, что он стремился к военной диктатуре.
Обвинитель. Что же Вы понимаете под военной диктатурой?
Унгерн. Единоличное командование, а единоличное командование приведет к монархии.
Далее обвиняемый говорит, что он служил Семенову, а Семенов Колчаку. На Семенова смотрел как на “хозяина”, считал его начальником - “хозяином”. При Колчаке воевал с партизанами.
Обвинитель. Из кого состояли партизанские отряды?
Унгерн. Из забайкальских казаков и крестьян.
Обвинитель. Знали ли Вы, что Семенов порол рабочих и крестьян и железнодорожных служащих?
Унгерн. Слышал...
Далее из вопросов обвинителя выяснилось, что Унгерн около Акши воевал с партизанскими войсками Лебедева. Затем он ушел в Монголию. По дороге сжигались деревни, убивались крестьяне, рабочие.
Обвинитель. Вы приказывали сжигать деревни?
Унгерн. Да, это по моему приказанию делали войска.
Обвинитель. Когда Вы ушли на Мензу, Вы уничтожали деревни и села, Вам известно было, что трупы людей перемалывались в колесах, бросались в колодцы и вообще чинились всякие зверства?
Унгерн. Это неправда.
Обвинитель просит огласить показания члена Народного собрания ДВР Цыпулова.
Зачитываются показания Цыпулова. Из показаний выясняется, что 6-го сентября близ реки Онон около монгольской границы прошел отряд Унгерна под начальством некоего бурята, которым сожжены дотла много деревень и которым чинились насилия над мирными жителями, убивались не только мужчины, но женщины и дети. Отряд Унгерна был встречен отрядами восставших крестьян и отброшен назад в Монголию. Далее выясняется, что Унгерн сжигал, по его словам, только “красные большевистские деревни”. Унгерн уверяет, что деревни, которые он сжигал, обыкновенно бывали без жителей - пустые.
Обвинитель. Куда же девались жители?
Унгерн. Разбегались.
Обвинитель. Не считаете ли Вы, что одно Ваше имя наводило на них страх, и при приближении Вашем они разбегались?
Унгерн. Вероятно.
Из дальнейших расспросов видно, что Унгерн в борьбе за Ургу пользовался монголами...
Обвинитель. Когда занята была Урга, происходили убийства и грабежи?
Унгерн. Да, сначала бились войска с войсками, а затем уже жители монголы с китайцами.
Обвинитель. Отдавали ли Вы приказ прекратить самочинные обыски за всех - кроме евреев? Что Вы хотели этим сказать? Хотели ли Вы уничтожить всех евреев?
Унгерн. Да, я объявил всех евреев вне закона.
Обвинитель. Кто приказал расстрелять служащих Центросоюза?
Унгерн. Я.
Обвинитель. Почему?
Унгерн. Они служили Советской власти.
Зачитываются показания о расстрелах в Монголии и на русской стороне, где рисуется его зверское отношение к китайцам. Там он признается, что целиком сжег Ургу. Далее Унгерн заявляет, что убить священника Парнякова он приказал потому, что тот был председателем какого-то комитета. На вопрос обвинителя: «Какого комитета?” Унгерн не может точно ответить.
Обвинитель. Известно ли Вам, что Сипайло грабил, насиловал мирных жителей и бил их колотушками, истязая их таким образом?
Унгерн. Мне было известно.
Обвинитель. Было ли Вам известно, что он присваивает имущество и деньги попадавших ему в руки жертв?
Унгерн. Нет.
Обвинитель. Должно быть, тогда он грабил для Вашей казны, которой нужны были средства для того, чтобы содержать войска?
Унгерн. Да, возможно.
Обвинитель. Какие Вы применяли наказания?
Унгерн. Расстрел и повешение.
Обвинитель. А палки?
Унгерн. К населению не применял, а к солдатам - да.
Обвинитель. Сколько Вы палок давали в наказание и как Вы били этими палками: по ногам или по телу?
Унгерн. Били палками по телу, давали до ста ударов палками.
Обвинитель. Сажали Вы на лед людей?
Унгерн. Да, когда стояли в палатках.
Обвинитель. Вы это применяли к населению?
Унгерн. Нет, к солдатам - арестованным.
Обвинитель. А женщин Вы истязали таким образом?
Унгерн. Нет.
Обвинитель предлагает зачесть прежние показания Унгерна, но Унгерн вдруг вспоминает, что одна женщина была действительно посажена.
Обвинитель. На раскаленную крышу сажали?
Унгерн. Да.
Обвинитель. Такие меры Вы применяли как наказание, или как пытку?
Унгерн. Как наказание.
Далее обвинитель задает ему несколько вопросов, из которых видно, что Унгерн является сторонником палочной системы во всех без исключения армиях...
Обвинитель. У Вас были японские солдаты?
Унгерн. Да, были, сначала человек 60.
Из дальнейшего видно, что Унгерн завязывал связь также с хунхузами, приглашая их для совместных действий, по его словам, для борьбы с революционным Китаем. Он также оглашал легенду о том, что барон “Иван”, который должен освободить Монголию, это он самый - барон Унгерн.
Обвинитель. Вы писали, что три тысячи лет тому назад образован коммунистический интернационал в Вавилоне, Вы верите в это?
Унгерн. Да, вся история это показывает...
В дальнейшем продолжается диалог между обвинителем и Унгерном, где последний, говоря об организации сил против Советской власти, признает, что буряты к нему не присоединились, но не присоединились и селенгинские казаки, на которых он рассчитывал, зная, что в прежнем они относились к Советской власти отрицательно. Рабочих в его армии не было ни одного, а крестьян было очень мало. Надежды на приход в Читу японских войск не оправдались, потому его поход не удался.
Характерны его ответы по вопросам о религии и нравственности. Он признает себя верующим человеком, христианином (лютеранин), и на вопрос, как у него вяжется понятие о религии, как основе нравственности, с такими жестокостями, как убийство неповинных ни в чем бурят, китайцев и даже детей, обвиняемый отвечает, что “это грех”. На вопрос же, как он мог писать, что он послан самим Богом для спасения Монголии, Унгерн говорит, что “писал это для красного слова”.
Далее обвиняемый, отвечая на вопросы обвинителя, сообщает, что в начале похода на Советскую Россию в его распоряжении было тысячи две войск. Целью похода было восстановление монархии, причем царем он имел в виду посадить Михаила Романова, хотя и не знает, где он, жив ли. Революцию барон абсолютно не приемлет и считает причиной революции евреев и падение нравов, которым евреи воспользовались... Детализируя свое представление о монархии, обвиняемый говорит, что к власти должен быть допущен только один класс аристократии. Царь опирается в своей власти на аристократию и крестьян, но ни крестьяне, ни рабочие в управлении принимать участие не могут: “рабочие должны работать”. Земля должна быть передана вновь от крестьян к помещикам. Ни крестьяне, ни рабочие не могут иметь права организации, читать газеты и проч.
На вопрос, как обвиняемый попал в плен, он отвечает, что выдали монголы, которые изменили ему и связали его дорогой, когда он уходил от своих войск. Среди его офицеров создался заговор против него, и в него стреляли офицеры в палатку из маузера. Дальше он признает, что когда уходил, то стреляли в него и из пулемета солдаты пулеметной команды, но они - “красные”, из бывших пленных. Рассказав историю своего пленения монголами и сдачи его последними разъездам Щетинкина, обвиняемый объясняет печальный конец своей деятельности “судьбой”.
Обвинитель задает вопрос: “Не рассматриваете ли Вы исход Вашего похода, как исход всей авантюры последнего времени всех других сторонников той же идеи, и не считаете ли, что это была уже последняя попытка?”
Унгерн. Да, последняя. Полагаю, что я уже последний...
Речь обвинителя т. Ярославского
Суд над бывшим бароном Унгерном является не только судом над личностью барона Унгерна, он является судом над целой огромной полосой, которую мы пере-жили, он является судом над целым классом общества, который привык властвовать, который от этой власти не может отказаться и хочет ее удержать, хотя бы для этого надо было истребить половину человечества. Этот класс до тех пор не откажется от власти, покуда во всем мире не будут у него вырваны последние остатки этой власти. И барон Унгерн, который сидит здесь, на скамье подсудимых, является только, может быть, наиболее откровенным, наиболее искренним выразителем тех стремлений, которые питали и питают до сих пор тысячи баронов, бежавших из России в разные капиталистические страны. Дворянство - класс, который когда-то в течение нескольких веков нераздельно властвовал, дворянство, вытесненное в последнее время в значительной степени новым классом - классом буржуазии финансовой и промышленной, это дворянство все еще достаточно сильно для того, чтобы подвергнуть иногда целые народы опасностям войн, для того, чтобы целые народы держать в постоянном страхе этих войн, для того, чтобы бросать миллионные массы, когда это нужно интересам этого дворянства, в бой и губить их на полях многочисленных сражений. Мы знаем и ни для кого не секрет, что многие войны, которые велись за последнее время, как, например, Русско-японская война, которая покрыла горами трупов сопки Маньчжурии, велась также и в интересах промотавшегося дворянства, прокутившего свои родовые имения и пытавшегося вернуть свои поместья новыми авантюрами и получением новых концессий.
Дворянства, к которому принадлежит барон Унгерн, давно уже нет. Это дворянство смешало свою кровь с кровью денежного мешка, с кровью тех самых финансистов-банкиров, которых, быть может, искренно ненавидит барон Унгерн, но которые на самом деле являются сейчас главными вдохновителями бесчисленных баронов Унгернов, Врангелей и других баронов, терзающих тело не только русского народа, но терзающих тело народов всего мира. Мы знаем, что и война 1914 года, которая сейчас еще держит в тисках весь мир, которая принесла неисчислимые страдания народам всего мира, эта война была точно так же затеяна, в значительной степени, дворянскими кругами и теми финансовыми кругами, которым нужно было расширить свое империалистическое господство. Дворянство приняло в этой войне самое активное участие, ибо оно, несомненно, точно также за последнее время получало лакомые куски от той добычи, которую завоевывали империалисты разных стран.
Барон Унгерн, как сообщают о нем его друзья и английские газеты, принадлежит к одному из самых аристократических родов прибалтийских баронов. Когда-то его предки участвовали в Крестовых походах и шли отвоевывать Гроб Господень. Мы знаем, что эти походы сопровождались ужасными грабежами; эти рыцари не только истребляли и огнем и мечом магометанские народы и села, но они грабили христианские храмы и храмы Византии и подбирали все на своем пути. Мы знаем, такие походы совершали бароны в течение 800 лет. 800 лет властвования баронов Унгернов в Прибалтийском крае еще и сейчас осталось в сознании прибалтийских крестьян, благодаря той палочной дисциплине, которую эти бароны приняли по отношению к крестьянам. 300 лет считает барон Унгерн службы в России, он насчитывает много павших на полях сражения, но он нам не сказал, сколько он насчитывает властителей, которые властвовали в течение этого долгого времени над русским народом. Мы знаем, что не было более эксплуататорской породы, как именно прибалтийские бароны, которые, в буквальном смысле, как паразиты, насели на тело России и в течение нескольких веков эту Россию сосали. Мы знаем, как бароны Ренненкампфы прошлись по кровавым полям Сибири, как бароны Сиверсы истребляли русский народ в 1905 году.
Барон Унгерн получил аристократическое воспитание. Он говорит, что он беднее последнего мужика, но это не помешало ему получить образование и в Павловском училище, и ему сходили с рук такие вещи, которые другим не сходили. Барон Унгерн попадает в 1908 году в Забайкалье, он потом в течение долгого времени связан с Забайкальем, с Монголией, с Тибетом и вообще с Востоком - он отрывается от Запада. Как он проводит время? Нелицеприятный свидетель, барон Врангель дает о нем такой отзыв: при всей его храбрости, при всем том, что он обладает знанием людей, умением господствовать над людьми, знает психологию подчиненных - и это отмечается в самом приказе - барон Унгерн имеет пороки: постоянное пьянство, и в состоянии опьянения он совершает поступки, роняющие честь офицерского мундира. Барон Унгерн приговаривается в 3-м годам крепости за то, что он побил комендантского адъютанта за то, что тот ночью ему так быстро не представил квартиры, причем барон Унгерн не производит следствия, почему ему не предоставили квартиры; как можно ему, барону Унгерну, не предоставить квартиры? Он бьет его по лицу, потому что он привык бить людей по лицу, потому что он - барон Унгерн, и это положение позволяло ему бить по лицу подчиненных, тех самых крестьян, которые не имеют права принимать участие в государственных делах, которых обязанность только работать на баронов Унгернов и им подобных. Барон Унгерн не помнит, сколько раз он бил людей по лицу, но он бил много раз, так как это была его дворянская привилегия до 1917 года. В 1917 году дворянские привилегии кончаются, все родовые имения баронов Унгернов и других баронов переходят к крестьянам, к ним же переходят 82 проц. всех конфискованных земель. Советская власть исполняет свое обещание, и на завтрашний день имения баронов, которые являлись самой основой их власти и эксплуатации, переходят к крестьянским массам, и с этого момента всякие усилия баронов Врангелей, баронов Унгернов, Семеновых, Колчаков, Деникиных, как бы они ни назывались, разбиваются об этот основной факт, что в России, которая была все время дворянской страною, где 30 тысяч дворян одно время держали в своих руках сотни миллионов крестьян - в этой России дворянство, как класс, уничтожено Октябрьской революцией 1917 года, и с этого времени Советская Россия в бароне Унгерне приобретает своего врага.
Нет меры казни, которую бы барон Унгерн не считал дозволительной по отношению к коммунистам, советским работникам и к красным вообще. Барон Унгерн даже не доискивается, не расследует, действительно ли это красные: достаточно было сказать, что это красные, чтобы расстрелять, повесить и сжечь деревню дотла, вырезать детей так, чтобы хвостов не осталось. Барон Унгерн, очевидно, мечтал о том времени, когда ему удастся устроить генеральную резню евреев. Он пишет генералу Молчанову такие подробности:
“Вы помните, когда мы под дождем беседовали об этом важном вопросе, - и вот теперь, узнав о том, что Вы начинаете действовать, я обрадовался тому, что Вы сами можете выполнить свои планы и истребить евреев так, чтобы не осталось ни мужчин, ни женщин, ни даже семени от этого народа”. Но разве он вырезает только одних евреев? Он вырезает целые русские селения и уходит, не оглядываясь, назад из Даурии, он уходит “кормиться” на монгольские хлеба, он уходит - и там колодцы наполняются трупами, там мельничные колеса перемалывают живых людей, там сгорают дети, женщины, расстреливаются старики и 80-летние старухи его палачами. Он этим не интересуется. Он берет к себе в помощники Сипайло, который теперь арестован и тоже предстанет перед судом народа. Этот человек, который колотушками бьет людей по голове и бросает их в колеса пароходного винта, это тот Сипайло, который является олицетворением кровавых пыток, и он берет его себе в подручные и не интересуется тем, что делает Сипайло. …тем, что гибнут целые десятки тысяч людей, он не интересуется. А сколько погибло невинных детей, сколько их вымерло во имя того, чтобы снова бароны могли поставить свою пяту на крестьян и рабочих, - он этим не интересуется, для этого есть у него сподручные, которые занимаются этой грязной работой. Он дает приказ, в котором говорится о том, чтобы вырезать всех детей, чтобы хвостов не осталось, ибо даже детей он боится. Он знает, что эти дети-хвосты, которые останутся, потом, когда удастся на момент, может быть, сломить Советскую власть, восстанут против барона Унгерна, и он хочет, чтобы даже семени не осталось, чтобы эти дети не могли вспомнить ужасов барона Унгерна впоследствии.
Барон Унгерн убивает священника Парнякова, за что? Он даже не интересуется: он “был председателем чего-то”, председателем какого-то комитета; может быть, комитета помощи голодающим или комитета помощи заброшенным детям? Унгерн этим не интересуется - Парняков был “красным” или “сочувствовал красным”. Здесь на суде он дает показание, которого он еще нигде не давал: он теперь вспоминает, что Парняков, кажется, служил китайским шпионом. Христианин, верующий в Бога, отправляет другого христианина - священника Парнякова на тот свет, так как он красный. Служащие Центросоюза тоже расстреливаются потому, что Советское правительство давало им много денег, и ему выгодно эти деньги забрать в казну на содержание бандитов, вырезающих население, и для того, чтобы избавиться от таких людей, которым Советская власть доверяет. Вырезаются служащие городской управы, и по этому поводу барон Унгерн говорит: они не сразу всех вырезают, причем вырезались они “за красноту”. Вы не найдете никаких документов, а к нам попали все материалы, которые были в Урге о бароне Унгерне, которые бы обвиняли этих людей в преступлениях. Там расстреливались купцы, и барон Унгерн представляет дело так, как будто он убивал кулаков. Нет, дело заключалось в гораздо более простом расчете: у купцов отбиралось имущество, которое шло на содержание этих банд. Нужны были колоссальные средства, их не было, и барон Унгерн сказал, что он должен был уйти из Урги, чтобы кормиться в другом месте. Деньги были истрачены, громадные караваны пушнины были отправлены и он говорит, что ни одной копейки он не получил.
Но пусть барон Унгерн убежден, что евреи - виновники революции и поэтому он их вырезает. Ну, а все служащие Центросоюза и Городской управы и те все жертвы, которым числа нет - они за что истреблены? Унгерн ни перед каким богом и совестью не может ответить, за что были зарезаны эти тысячи людей. Кому они мешали? В чем была их вина? Ни на один из этих вопросов Унгерн никогда никому не мог бы ответить. Барон Унгерн - религиозный человек, я в этом нисколько не сомневаюсь, и это подчеркивает то, что религия никогда не спасала никого от самых величайших преступлений, и я - здесь, как общественный обвинитель, как коммунист, как человек, который много отдал сил для борьбы именно с дурманом религии - считаю своим долгом на суде подчеркнуть, что барон Унгерн, как и многие из баронов, не только формально, а и на самом деле религиозные люди. Они считают, что не только нужно устанавливать целый ряд обрядов, они верят в какого-то Бога, верят в то, что этот Бог посылает им баранов и бурят, которых нужно вырезать, что Бог указывает ему звезду, Бог велит вырезывать евреев и детей, Бог велит вырезывать служащих Центросоюза, - все это делается во имя Бога и во имя религии. Бог приплетается ко всем преступлениям, религия приплетается для оправдания какого угодно чудовищного дела. Вы просмотрите эти бесчисленные письма, которые посылает Унгерн Его Святейшеству Богдо-хану и другим людям другой веры: он их уверяет в том, что Бог один, что большевики - это люди, которые пришли для того, чтобы уничтожить всякую религию и всякие нравственные устои. А вот он, барон Унгерн, является защитником религии, как представитель аристократии, барон Унгерн является защитником веры, правды и добра. В чем заключается это добро барона Унгерна и дворянская правда, которую защищал барон Унгерн? В том, чтобы через горы трупов, через перемолотых в жерновах людей, через вырезание населения, через сожжение деревень и городов, пойти и снова установить в Монголии кочевое царство Чингисхана, восстановить маньчжурскую династию Цин, чтобы оттуда, с Востока, начать оздоровление сгнившей под тлетворным влиянием западной науки и культуры Европы и поставить снова кого-нибудь из царей. Он воскрешает Михаила Романова и с его знаменем он идет для того, чтобы поставить на престол Михаила Романова.
А что будет дальше после восстановления Михаила Романова? Должна быть военная диктатура, должно быть возвращение помещикам их земель, должна быть восстановлена власть помещиков, власть дворянства. Крестьяне не должны иметь никакой власти в государстве, ибо они должны только работать, рабочие никакого участия в управлении государством принимать не могут, никаких организаций рабочих не должно быть, солдаты должны только повиноваться, ни о чем не думать, не читать газет и не знать, что делается в стране. За каждое нарушение дисциплины и веры дает до ста палок, и он говорит, что солдаты все выносят и хорошо относятся к этому наказанию. Вот какую правду восстанавливает барон Унгерн, вот та высшая справедливость, тот свет, который должен был воссиять с Востока и носителем которого должен был явиться барон Унгерн, который отыскал даже какое-то предсказание монгольское, что сам Бог предвещал пришествие этого спасителя рода человеческого. И вот он, барон Иван, или барон Роман, ниспослан нам для того, чтобы восстановить эту попранную богопротивными большевиками их бароновскую правду. Для этого, конечно, мало тех средств, которые они имеют, и национальная ненависть - антисемитизм, который, как говорил еще Карл Маркс, всегда был религией дураков и глупцов, антисемитизм, которым пользовались контрреволюционеры и негодяи всех времен, выдвигается как одно из орудий, которым легче всего можно в наши дни затуманить умы народов. Но это только ширма, не в этом дело: дело заключается в установлении совершенно определенного правопорядка и совершенно определенного экономического строя.
Отсюда должно было идти восстановление монархии, и барон берется монархию восстановить...
Барон Унгерн каким-то чудом пронес через целые сотни лет остатки баронов далекого времени, которые воюют, нанимаются то к одному, то к другому хозяину. Сейчас он у атамана Семенова, носит его погоны, ему подчиняется, а когда от него Семенов отказывается, пишет китайскому генералу Чжан Цзолиню: я без хозяина, Семенов меня бросил. Он ищет другого хозяина и служит монгольскому правительству. Это, как говорят сами дворяне - “честная шпага”, которая “честно” служит монгольскому правительству, защищает его. Он дурного мнения о Хутухте, но пишет низкопоклонные письма, проникнутые восточным раболепием. Богдо-хан его ласкает, как сюзерены ласкали своих вассалов-баронов, он дарит ему трехочковое павлинье перо, зеленый паланкин, желтые поводья и, конечно, вправе расстреливать и вешать через барона. Но когда золото прожито, все съедено и приходится двинуться, барон Унгерн говорит, что нехорошо, когда войска сидят на месте, потому что они должны всегда двигаться, воевать.
Это другая сторона правды, которую нам приносит восстановление бароновского феодального порядка. Какое это государство, которое не ведет войны?! И барон идет кормиться в другое место. Но на Востоке генерал Чжан Цзолинь, и он говорит: “Я не могу двинуться на восток потому, что там столкнусь с китайскими революционерами”, Чжан Цзолинь - его третий хозяин, он его слушается и идет на северо-запад, на Советскую Россию, благо тут хозяина нет, тут - подчиненные Казагранди, которого он вынужден расстрелять, потому что он плохо воюет и, кроме того, совершает поступки, которые мешают присоединиться населению к барону. У него есть Кайгородов, Казанцев, Анненков, Бакич и др., которые не дают строить советское хозяйство, мирную жизнь, создавать благосостояние населения. С ним он поддерживает связь. Если мы вынуждены в течение длинного времени держать людей в казармах, расходовать средства, не можем восстановить хозяйство, то виною этому бароны Унгерны, потому что они хотят восстановить свою бароновскую правду.
Что у барона есть за душой? Ничего. Какая у него политическая система? Никакой. Ничего, кроме того, что нужно восстановить палку и поставить Михаила Романова. Надо спустить жир с рабочего, вырезать евреев и детей, чтобы не было хвостов. Вот вся его тактика. На что он рассчитывает? На сочувствие бурят, казаков, крестьян? Никаких у него данных нет, никто не присоединяется, он не имел времени шевелить своими бароновскими мозгами над причинами этого. Для него это слишком серьезный материал, чтобы он мог задумываться над этим. Он идет “на счастье”, веря в свою правду. Пришел на Селенгу и там развоевался, немало вырезал селений, покрошил людей. Но никто к нему не присоединился. У него фантастические представления о силах, потому что он верит в данные обещания.
Теперь он заявляет, что никаких связей не было с Чжан Цзолинем, Семеновым, Японией. Откуда у него сведения о том, что японцы двигаются, Чжан Цзолинь помогает? Правда, данные не совсем точные: Япония взяла не Читу, а помогала совершить переворот во Владивостоке. Но мы прекрасно знаем, что белогвардейцы часто выбалтывают свои планы. Японцы обещали занять Читу, Верхнеудинск, но обстановка изменилась. Японцы вынуждены вести переговоры в Даурии с ДВР. Этих обстоятельств не могут учесть белогвардейцы, как они не могли их учесть, когда хотели взять Петроград и Москву. Трагедия барона Унгерна заключается в том, что он также не сумел сочетать свои маленькие силенки с той огромной силой, на которую он шел, против которой он поднимался и которая, несомненно, сумеет раздавить не только последнего барона Унгерна, но и всякого барона, который захочет восстать против рабочих и крестьян.
Здесь перед [нами] сегодня стоит задача сказать в своем приговоре, как мы оцениваем такие преступления баронов Унгернов. Трудно сомневаться в том, каков будет приговор революционного Трибунала. Ревтрибунал мог бы ответить барону Унгерну, как верующему, словами Евангелия: “Какой мерой вы меряете, такой и вам отмерят”, по словам его приказов от 21 мая [19]21-го года о применении к врагам только смертной казни. Но приговор, который будет сегодня вынесен, должен прозвучать, как смертный приговор над всеми дворянами, которые пытаются поднять свою руку против власти рабочих и крестьян. И пусть здесь этот приговор будет вынесен.
Что можно сказать в защиту барона Унгерна? Лично он - просто несчастный человек, вбивший себе в голову, что он спаситель и восстановитель монархии, что на него возложена историческая миссия. Может быть и так. Мы знаем, что история ставила над нами таких же людей, с такими же самыми свойствами, какие есть у барона Унгерна, которые царствовали над нами. Мы знаем, что в среде Романовых было немало людей, которые как раз обладали недостатками, о которых говорил защитник, что это неуравновешенные люди, душевнобольные, но мы знаем другое. Мы знаем, что все дворянство, с исторической точки зрения, является в настоящее время совершенной ненормальностью, что это отживший класс, что это больной нарыв на теле народа, который должен быть срезан. Ваш приговор должен этот нарыв срезать, где бы он ни появился и чтобы все бароны, где бы они ни были, знали, что их постигнет участь барона Унгерна.