Олег Будницкий о еврейском факторе в польско-советской войне
Из книги Олега Витальевича Будницкого «Российские евреи между красными и белыми (1917-1920)».
Наступление польских войск, начавшееся 25 апреля 1920 г., да еще в союзе с петлюровцами, вызвало у еврейских партий вполне адекватную реакцию. 3 мая 1920 г. Еврейская коммунистическая партия Поалей Цион выпустила воззвание «ко всем еврейским рабочим и трудящимся» под названием «Добьем последнего врага!». Еврейские трудящиеся призывались к борьбе с «польско-петлюровскими бандами»...
Однако евреи, с точки зрения большевистского руководства, были по-прежнему малозаметны в рядах Красной армии.
[Читать далее]2 июня 1920 г. член Реввоенсовета Республики А.П. Розенгольц сообщал ЦК РКП(б), Троцкому и Ленину об усиленной антисемитской агитации, которую ведут поляки, и о том, что, «ввиду антисемитизма, замечающегося в местном населении, возникает серьезная опасность развития антисемитизма в Красной армии». Рецепт борьбы с антисемитизмом, предложенный Розенгольцем, не был оригинален: мобилизация большевиками, а также еврейскими социалистическими партиями до 500 рабочих-евреев и направление их красноармейцами в действующие части и маршевые роты запасных частей Западного фронта.
В связи с предложением Розенгольца Троцкий 3 июня направил записку в Оргбюро ЦК РКП(б): «На западном и юго-западном фронтах повторяется все та же история: крайне ничтожное число евреев в действующих частях. Отсюда неизбежное развитие антисемитизма. Необходимо нам немедленно вменить в обязанность еврейским коммунистическим организациям мобилизовать максимальное количество еврейских рабочих, создать из них взводы, максимум рот для включения их в действующие части. Ту же меру с особенной энергией нужно провести на Украине».
В тот же день Оргбюро постановило мобилизовать 500 евреев-коммунистов и направить их на Западный и Юго-Западный фронты, а также обратиться с предложением провести аналогичную мобилизацию к еврейским партиям, стоящим на платформе советской власти...
Большевики рассчитывали на поддержку польских «трудящихся», на то, что приход Красной армии вызовет активизацию их борьбы против «панов». Реальность оказалась совсем иной.
«В занятой нами части Польши, - телеграфировал Ленину член Реввоенсовета Западного фронта И.Т. Смилга 12 августа 1920 г., - никакого движения батраков пока нет. Кругом темнота и забитость, молодежь мобилизована белыми. Городские рабочие и железнодорожники за нас, еврейское население тоже». Однако и с польскими рабочими дело обстояло не столь благополучно. По сведениям Реввоенсовета 15-й армии о настроении масс в период отступлении Красной армии с 21 августа по 1 сентября 1920 г., «еврейские рабочие сожалели о нашем уходе, но польские и мещанство радовались».
В неправильной национальной политике видели одну из причин неудач руководители Польревкома, предполагаемого правительства несостоявшейся советской Польши. Секретарь Польревкома при ЦК РКП(б) Э. Пружняк писал Троцкому 17 сентября 1920 года:
«Факт, что при вступлении Красной Армии в пределы Польши, когда армия строила военревкомы, советские учреждения на первых порах попадали часто в руки заведомо мещанских элементов; неоспоримо и совершенно верно, что одной из главных причин этого явления было привлечение в эти учреждения лиц из еврейской среды. Объясняется это тем, что кроме Белостока, армия не заняла ни одного города, который являлся бы сколько-нибудь серьезным промышленным центром. В этих городах почти нет рабочих; мелкобуржуазный польский элемент является сплошь и рядом контрреволюционным, еврейский же относится сочувственно к советской власти до тех пор, пока не начинается борьба со спекуляцией и старается “пристроиться”».
В таком же духе писал в докладной записке о деятельности Временного Революционного Комитета Польши Ю. Мархлевский: «Сказывалась... также одна черта, которая несомненно принесла вред: в той территории, в которую вступила армия - кстати сказать, это самая отсталая часть Польши - в городах имеют громадный перевес евреи. Они говорят обыкновенно по-русски, поляки же не говорят, и потому члены военревкомов призывали к работе прежде всего евреев, тем более, что среди них всегда можно легко найти людей, быстро улавливающих момент, меж тем как польские рабочие более тяжелы на подъем. В результате получалось в начале у населения впечатление, что новая власть вполне основывается на евреях, и потому относились к ней, особенно в деревнях недоверчиво». Правда, по утверждению Мархлевского, недоверие польских рабочих Белостока, единственного крупного промышленного центра Польши, оказавшегося под контролем советской власти, вызванное «еврейским засильем», было быстро преодолено. В целом же они приняли появление Польревкома, по утверждению Мархлевского, с энтузиазмом.
В то же время согласно докладной начальника 27-й дивизии 16-й армии Западного фронта, пробившегося с одной из бригад дивизии через уже занятый польскими войсками Белосток в самом конце августа, ему «пришлось вести бой больше с населением Белостока, чем с польскими войсками, причем во враждебных действиях деятельное участие принимало также еврейское население».
Последнее утверждение скорее всего порождено стереотипом, прочно утвердившимся в сознании значительной части российских военных, какую бы форму они ни носили, о еврейских «выстрелах в спину».
На совещании представителей политотделов Западного фронта, 3-й и 15-й армий 11 сентября 1920 г. в Лиде также немалое внимание уделялось ошибкам в национальной политике в период польской кампании.
Один из участников совещания, Миритеев, говорил об организации ревкомов:
«Был поставлен неправильный диагноз теми, кто рассчитывал на польское крестьянство. В последнем усилился антисемитизм. В председатели Ревкомов ставились евреи. Но, к сожалению, не было других. В подполье нашлось немного коммунистов. В волостях в ревкомы надо назначать кого угодно, только не еврея [-ев]. В милицию лучше поставить красноармейцев или слабосильных, или “Вохра”, но только не евреев». Ему вторил старый революционер, составивший вместе с Ф. Дзержинским и Мархлевским «триумвират» Польревкома, Феликс Кон: «состав ревкомов, национальный состав - это весьма важный вопрос. Еще в июле возникал этот вопрос, ставились евреи лавочники во главе Ревкомов, воззвания (в Гродне) писались карикатурным языком». Начальник политодела 2-й дивизии Шендерович не без гордости сообщал, что в волостях он не назначал на руководящие должности «ни евреев, ни русских, а только поляков, хотя бы и сочувствующих, русские могли бы быть только инструкторами, но отнюдь не начальниками».
Подозревать участников совещания в антисемитизме не приходится хотя бы по той причине, что едва ли не половина из них была евреями.
В проблемах национальной политики во время польского похода в концентрированном виде отразилось основное противоречие «еврейской политики» большевиков: евреи были наиболее лояльной по отношению к советской власти группой населения; с другой стороны, опора на еврейство неизбежно вызывала враждебность коренного населения. К тому же, с марксистской точки зрения, основная масса евреев никак не вписывалась в рамки «рабочего класса». Опора на «мелкобуржуазные» и даже «спекулятивные» элементы представлялась политически неверной и опасной. Большевики в период польской кампании «поскользнулись» на национальном вопросе: поляки сражались с ними не только (и не столько) как с коммунистами, сколько как с русскими, пришедшими восстановить империю. Опора на евреев была, выражаясь языком математики, «дополнительной ошибкой» в национальной политике. В то же время эта «ошибка» была неизбежной, ибо советская власть должна была на кого-то опираться; евреи в период польского похода оказались единственной возможной опорой не только по политическим, но и по языковым причинам. Однако эта опора, как выяснилось задним числом, не столько поддерживала, сколько ослабляла советскую власть.
Наступление польских войск, начавшееся 25 апреля 1920 г., да еще в союзе с петлюровцами, вызвало у еврейских партий вполне адекватную реакцию. 3 мая 1920 г. Еврейская коммунистическая партия Поалей Цион выпустила воззвание «ко всем еврейским рабочим и трудящимся» под названием «Добьем последнего врага!». Еврейские трудящиеся призывались к борьбе с «польско-петлюровскими бандами»...
Однако евреи, с точки зрения большевистского руководства, были по-прежнему малозаметны в рядах Красной армии.
[Читать далее]2 июня 1920 г. член Реввоенсовета Республики А.П. Розенгольц сообщал ЦК РКП(б), Троцкому и Ленину об усиленной антисемитской агитации, которую ведут поляки, и о том, что, «ввиду антисемитизма, замечающегося в местном населении, возникает серьезная опасность развития антисемитизма в Красной армии». Рецепт борьбы с антисемитизмом, предложенный Розенгольцем, не был оригинален: мобилизация большевиками, а также еврейскими социалистическими партиями до 500 рабочих-евреев и направление их красноармейцами в действующие части и маршевые роты запасных частей Западного фронта.
В связи с предложением Розенгольца Троцкий 3 июня направил записку в Оргбюро ЦК РКП(б): «На западном и юго-западном фронтах повторяется все та же история: крайне ничтожное число евреев в действующих частях. Отсюда неизбежное развитие антисемитизма. Необходимо нам немедленно вменить в обязанность еврейским коммунистическим организациям мобилизовать максимальное количество еврейских рабочих, создать из них взводы, максимум рот для включения их в действующие части. Ту же меру с особенной энергией нужно провести на Украине».
В тот же день Оргбюро постановило мобилизовать 500 евреев-коммунистов и направить их на Западный и Юго-Западный фронты, а также обратиться с предложением провести аналогичную мобилизацию к еврейским партиям, стоящим на платформе советской власти...
Большевики рассчитывали на поддержку польских «трудящихся», на то, что приход Красной армии вызовет активизацию их борьбы против «панов». Реальность оказалась совсем иной.
«В занятой нами части Польши, - телеграфировал Ленину член Реввоенсовета Западного фронта И.Т. Смилга 12 августа 1920 г., - никакого движения батраков пока нет. Кругом темнота и забитость, молодежь мобилизована белыми. Городские рабочие и железнодорожники за нас, еврейское население тоже». Однако и с польскими рабочими дело обстояло не столь благополучно. По сведениям Реввоенсовета 15-й армии о настроении масс в период отступлении Красной армии с 21 августа по 1 сентября 1920 г., «еврейские рабочие сожалели о нашем уходе, но польские и мещанство радовались».
В неправильной национальной политике видели одну из причин неудач руководители Польревкома, предполагаемого правительства несостоявшейся советской Польши. Секретарь Польревкома при ЦК РКП(б) Э. Пружняк писал Троцкому 17 сентября 1920 года:
«Факт, что при вступлении Красной Армии в пределы Польши, когда армия строила военревкомы, советские учреждения на первых порах попадали часто в руки заведомо мещанских элементов; неоспоримо и совершенно верно, что одной из главных причин этого явления было привлечение в эти учреждения лиц из еврейской среды. Объясняется это тем, что кроме Белостока, армия не заняла ни одного города, который являлся бы сколько-нибудь серьезным промышленным центром. В этих городах почти нет рабочих; мелкобуржуазный польский элемент является сплошь и рядом контрреволюционным, еврейский же относится сочувственно к советской власти до тех пор, пока не начинается борьба со спекуляцией и старается “пристроиться”».
В таком же духе писал в докладной записке о деятельности Временного Революционного Комитета Польши Ю. Мархлевский: «Сказывалась... также одна черта, которая несомненно принесла вред: в той территории, в которую вступила армия - кстати сказать, это самая отсталая часть Польши - в городах имеют громадный перевес евреи. Они говорят обыкновенно по-русски, поляки же не говорят, и потому члены военревкомов призывали к работе прежде всего евреев, тем более, что среди них всегда можно легко найти людей, быстро улавливающих момент, меж тем как польские рабочие более тяжелы на подъем. В результате получалось в начале у населения впечатление, что новая власть вполне основывается на евреях, и потому относились к ней, особенно в деревнях недоверчиво». Правда, по утверждению Мархлевского, недоверие польских рабочих Белостока, единственного крупного промышленного центра Польши, оказавшегося под контролем советской власти, вызванное «еврейским засильем», было быстро преодолено. В целом же они приняли появление Польревкома, по утверждению Мархлевского, с энтузиазмом.
В то же время согласно докладной начальника 27-й дивизии 16-й армии Западного фронта, пробившегося с одной из бригад дивизии через уже занятый польскими войсками Белосток в самом конце августа, ему «пришлось вести бой больше с населением Белостока, чем с польскими войсками, причем во враждебных действиях деятельное участие принимало также еврейское население».
Последнее утверждение скорее всего порождено стереотипом, прочно утвердившимся в сознании значительной части российских военных, какую бы форму они ни носили, о еврейских «выстрелах в спину».
На совещании представителей политотделов Западного фронта, 3-й и 15-й армий 11 сентября 1920 г. в Лиде также немалое внимание уделялось ошибкам в национальной политике в период польской кампании.
Один из участников совещания, Миритеев, говорил об организации ревкомов:
«Был поставлен неправильный диагноз теми, кто рассчитывал на польское крестьянство. В последнем усилился антисемитизм. В председатели Ревкомов ставились евреи. Но, к сожалению, не было других. В подполье нашлось немного коммунистов. В волостях в ревкомы надо назначать кого угодно, только не еврея [-ев]. В милицию лучше поставить красноармейцев или слабосильных, или “Вохра”, но только не евреев». Ему вторил старый революционер, составивший вместе с Ф. Дзержинским и Мархлевским «триумвират» Польревкома, Феликс Кон: «состав ревкомов, национальный состав - это весьма важный вопрос. Еще в июле возникал этот вопрос, ставились евреи лавочники во главе Ревкомов, воззвания (в Гродне) писались карикатурным языком». Начальник политодела 2-й дивизии Шендерович не без гордости сообщал, что в волостях он не назначал на руководящие должности «ни евреев, ни русских, а только поляков, хотя бы и сочувствующих, русские могли бы быть только инструкторами, но отнюдь не начальниками».
Подозревать участников совещания в антисемитизме не приходится хотя бы по той причине, что едва ли не половина из них была евреями.
В проблемах национальной политики во время польского похода в концентрированном виде отразилось основное противоречие «еврейской политики» большевиков: евреи были наиболее лояльной по отношению к советской власти группой населения; с другой стороны, опора на еврейство неизбежно вызывала враждебность коренного населения. К тому же, с марксистской точки зрения, основная масса евреев никак не вписывалась в рамки «рабочего класса». Опора на «мелкобуржуазные» и даже «спекулятивные» элементы представлялась политически неверной и опасной. Большевики в период польской кампании «поскользнулись» на национальном вопросе: поляки сражались с ними не только (и не столько) как с коммунистами, сколько как с русскими, пришедшими восстановить империю. Опора на евреев была, выражаясь языком математики, «дополнительной ошибкой» в национальной политике. В то же время эта «ошибка» была неизбежной, ибо советская власть должна была на кого-то опираться; евреи в период польского похода оказались единственной возможной опорой не только по политическим, но и по языковым причинам. Однако эта опора, как выяснилось задним числом, не столько поддерживала, сколько ослабляла советскую власть.