Маргулиес о белых. Часть XI

[kibalchish75]

Из книги белогвардейского деятеля Мануила Сергеевича Маргулиеса "Год интервенции".

1919 год
30 октября
Был с Лианозовым у президента республики Столь­берга...
Президент… сказал, что вопрос интервенции очень труден... Финны опасаются возможной затяжки военных операций... Доказательством их доброго к нам отношения и желания завязать дружественные отно­шения должны служить те поставки дров, освещения и де­зинфекции, договор относительно которых уже почти готов…
Я: Не смотрите долго на   запад, не ищите там мате­риальной поддержки, мы вам все дадим.
Хольсти: Но у вас самих нет валюты.
Я: Возьмите с нами Петроград, и у нас будет доста­точно валюты и для нас, и для вас. Ведь это заколдо­ванный круг: покинутые всеми мы - ничто; взявши Пет­роград - мы опять сильны, богаты, кредитоспособны…
Начальник штаба генерал Энкель... сказал, что сам он всей душой с нами; если будет решено идти на Петроград, он с радостью поведет войско, но правительству трудно решить этот вопрос: будущая Россия темна, от нее ждут реакции и недоброжелательства, так как пример старой России у всех в памяти. Как сломить это недоверие, он не знает. Во всяком случае, здесь принято считать финляндскую интервенцию не просто местной по­мощью, а помощью от имени и в интересах всей Европы,- так пусть же Европа тоже помогает, давши финнам оружие и деньги.
Опять говорю о местных интересах, о местных компен­сациях и т. д…
В 11 часов звонок И. В. Гессена - опять получены сведения об оставлении Гатчины нашими. Значит, опять докатимся до Нарвы, значит, опять начинать сна­чала. Опять претерпевать презрение и большевистские по­ползновения эстонцев, опять бороться с черной сотней, с Гельсингфорской кликой, с Карташевым, без кредита, без надежды на успех.
[Читать далее]31 октября
В 2 1/2 часа были у Тальмана Сейма… По его словам… новая Россия страшна, ибо ее еще не знают; а старая ненавистна всем финнам…
Мы ответили, что новая Россия, памятуя о старых гре­хах, будет добиваться и добьется и внутренней свободы, и более разумной политики по отношению к соседям; чер­носотенцы нам так же ненавистны, как и финнам; к черно­сотенцам примыкают отбросы старого режима - песня их спета... Посылать в Петроград нужно тысяч 30 не больше, а у финнов - до 150.000 войска. Взятие Петрограда поднимет наш кредит, даст нам валюту, поднимет курс финской марки; кроме того, мы можем заплатить сырьем, нужным финским фабрикам, и избытком амуниции, или, если избытка не будет налицо, то работой наших заводов, изготовляющих снаряжение.
Впечатление, кажется, было произведено.
Далее, были у лидера старофинской партии Неванлина, младофинской- Монтерэ, шведской - профессора Эстландера; всем говорили то же самое…
1 ноября
Произносились речи… генерал Этьеван говорил о помощи французов и поддержке Антанты; редактор, доктор Френкель, о том, что до июля правительство уверяло прессу, что Антанта не вмешивается в дела Финляндии, а теперь они видят, что все это неправда; Неванлинаа и сотрудники газет - о новом друге финнов, - бывшей ненавистной России; в ответ я им - о большой душе финнов, не потерпевших за сто лет угнетений воли к свободе, и о ждущей их славе, если они протянут руку помощи Петрограду.
3 ноября
Заходит бывший начальник сыска в Петрограде, - Кунцевич, просит переговорить с финнами о штаб-ротмистре Ленце, служащем в нашей контрразведке. Этот достойный гражданин напился вчера вдребезги, пошел в театр, буянил и, когда полицейские стали его выводить, то он сломал пальцы одному, разбил переносицу другому и укусил палец третьему…
Венола дал мне опять понять, что положение может быть спасено только волонтерами, и что можно будет по­говорить и о деньгах, и о снаряжении от правительства, но для этого нужно подождать возобновления работы Сейма…
Еду к профессору Хирну; прошу указать мне лицо достаточно опытное, влиятельное, ловкое, которое взяло бы на себя организацию корпуса или руководило нами в этой организации.
5 ноября
Отступаем, отступаем, отступаем...
Остается у нас только озерный район Ингерманландии, да еще Ямбург, если эстонцы вступятся; в Ямбурге будет гнездо скорпионов, - все генералы будут грызть друг друга, интриговать, устраивать заговоры.
Сегодня раут. С утра претензии, интриги, обиды... Не приехали «друзья» наши: генерал Гулевич, сенатор Иванов, профессор Цейдлер, И. И. Тхоржевский, «дипломат» Бер, Бутлеров. Отсутствие Гулевича и других было замечено, пришлось придумывать объяснения. И это в такой момент, когда спасение Петрограда зависит от по­мощи финнов!
В. Л. Горд был в редакции «Социал-демократа», в которой виделся с Каттонен и другими видными социалистами. Они заявили, что «Юденич и вся белая армия - реакционеры; что на интервенцию они ни за что не пойдут, хотя все они антибольшевики, ибо тогда рабочие будут поголовно против них; что против добро­вольчества не пойдут, но что добровольцы-шуцкористы все равно и в России учинят реакцию...
Весь день ушел на борьбу с интригами очаровательных соотечественников. Нужно творить государственную работу вдали от болота, ибо сидя в нем и получая непрестанно комки грязи, начинаешь считать борьбу с болотом само­целью...
Оказывается, что И. И. Тхоржевский и Бер обедали у б. вел. кн. Кирилла Владимировича в день нашего раута. Демонстрация?
6 ноября
От Юденича телеграмма протеста против непризнания нами ленинских денег, - население де протестует. Насе­ления нет никакого, а офицеры, наверное, награбили массу их и желают, чтобы они были признаны.
…
Нас предупредили, что немецкая группа Утемана, Тхоржевского и Ко ждут приезда генерала Нисселя, чтобы ра­ботать против нас, сваливая на нас неуспех Юденича. При­дется тратить время и на приручение Нисселя…
7 ноября
Вторая годовщина большевиков; как будто за ними правда исторической необходимости; разум подсказывает это, а сдаваться, отказавшись от борьбы, - нет сил.
...
Генерал Гулевич, увидев скандальные результаты мо­билизации, дал приказ отпустить призванных впредь до нового распоряжения; а недовольства, повода для новых издевательств финнов над нами, - без конца.
…
А у самого Колчака теперь так: Петропавловск взят, Омск эвакуируется. И у Деникина неважно: между Херсоном и Николаевым и в Киевской губернии неспокойно - крестьяне волнуются и беспокоят. А у нас, - Гдов взят красными, Ямбург - эвакуируется. Вторая годовщина большевизма.
Едем завтра на Голгофу - к эстонцам, разбитые, смя­тенные, изменившие им.
8 ноября
В 5 часов заседание совета министров... …перешли к больному вопросу: дальше так продолжаться не может - Юденич фактически упразднил наше правитель­ство в Финляндии и на освобожденной территории. Пилкин защищает генерала одним аргументом: не было-де времени в тревогах военных действий созвать правительство. Ответ возмутил даже невозмутимого Лианозова: генерал ведь на­шел время дать политические полномочия генералу Гулевичу, отвечая на телеграммы своего постоянного антагониста Утемана, - между тем для этого ведь спешки не было никакой. Попутно контр-адмирал Пилкин доложил, что с эстонцами Юденич не поладил потому, что эстонцы посягали не только на Красную Горку, но и на Кронштадт; они сделали десант, насильно захватив перевязочные средства, приготов­ленные Пилкиным для русской армии и высадили три тысячи человек, чтобы взять Красную Горку и вот, не дожидаясь взятия ее, английский адмирал Коуэн открыл карты, - он послал Юденичу телеграмму с предложением увести русских из-под Красной Горки под тем предлогом, что они якобы ссорятся с эстонцами, - а русских вовсе и не было перед Красной Горкой. Далее эстонцы хотели заполучить в сферу своей оккупации и берег Финского залива до Ораниенбаума, ясно, что у них было соглашение с англичанами о захвате Кронштадта. И всего этого не знал никто из нас, в том числе и наш премьер! И когда я с нескрываемым возмуще­нием стал говорить о вопиющей бездарности руководителя похода, умудрившегося в самый важный момент поссориться с эстонцами, после того, как ясно было, что своими силами ему не справиться, ибо даже и Тосно не заняли, чтобы отрезать сообщение Питера с Москвой, и черт знает из за чего топтались три дня в Царском Селе, Пилкин заявил, что чувствует, что надо бы ему выйти из состава правитель­ства, но он не может этого сделать, ибо представляет «некоторые» интересы Колчака… Повторил, что считает позорным для нас всех входить как правительство в Петроград, раз мы созданы англичанами, а не волею народа. Демократы! На­поминаю Пилкину, что по заявлению самих англичан, и Кол­чак был создан ими и притом в значительно большей сте­пени, чем мы…
9 ноября
По мнению полковника К. А. Крузенштиерна, неудача Юденича произошла вследствие отсутствия единого коман­дования и руководства военными операциями. Юденич си­дел в Нарве без связи с выдвинутыми вперед частями. Сплошь и рядом срочные телеграммы с боевыми указаниями посылались поездом. Генералы шли вперед без взаимной связи друг с другом, торопились первыми войти в Петроград. Побросали Лужский и Гдовский фронт, где большевики про­двинулись с ничтожными силами; не имея разведки, отступали перед горстью неприятеля. Все возмущены начальником шта­ба Вандамом (настоящая фамилия его Едришкин - сотруд­ник «Нового Времени»). Недовольство Юденичем также очень велико.
Нечто фатальное - Провидение за большевиков. Любой Дыбенко, не говоря о Буденном, прошел бы триумфальным шествием в Петроград с такой горстью храбрецов, какая была у Юденича, так полно и прекрасно снабженной.
…
По сведениям Лианозова, опять зашевелился Балахович с Ивановым; опять Балахович организует зеле­ных под Печорами. При себе устраивает политическое со­вещание с Ивановым во главе. Собирается послать эмис­саров оттягивать у Юденича солдат и офицеров и грозит арестовать штаб Юденича…
Марков вто­рой... говорит о нашем правительстве: «лишь два русских - Богданов и Евсеев, да и те забыли, что они русские, остальные - жиды».
…
Богданов и Горн предлагают ультимативно поставить генералу Юде­ничу следующие требования: отказаться от звания военного министра, удалить генерала Гулевича, сенатора Иванова и Глазенапа с их постов; в Финляндии иметь лишь военного агента для исполнения военных поручений…
Я возражаю: считаю постановку ультиматума без уве­ренности в победе - нетактичной. А потом для чего все это? Если бы можно было удалить Юденича, получив по­сланные ему Колчаком деньги, тогда можно начать работу сначала; с сохранением же в деле Юденича, - рассчитывать не на что.
10 ноября
Начинаем четвертый месяц нашего существования; итоги за три месяца: потеряли Псков и Гдов со всей примыкающей территорией, но зато узнали окончательно, что под руко­водством Юденича - Петрограда не видать, как ушей своих.
11 ноября
И. А. Сорокин вспоминает о финских добро­вольцах, которые защищали Ревель от большевиков в ноябре 1918 года. Они терроризовали город, пьянствовали, грабили, - орда ландскнехтов. О том, что они проделают это в Петрограде, нас некоторые предупреждали в Финлян­дии. Кто-то передавал слова, слышанные от молодого фин­ского офицера: «ну, слава Богу, поход на Петроград - че­рез месяц вернусь богатым».
…
У Лианозова полковник К. А. Крузенштиерн; убеждает предпринять что-нибудь решительное, так как все развали­вается; Юденич все губит. Решили через генерала Влади­мирова нащупать настроение офицеров о приемлемости Крас­нова на пост Юденича. Но что тогда будет выкидывать Род­зянко, Балахович и др.? Беда.
В 5 часов заседание совета министров. Необходимо сго­вориться с военным представителем об определении прифрон­товой полосы, так как, считая всю освобожденную от боль­шевиков местность прифронтовой полосой, Юденич всю рус­скую территорию сущую и будущую отдает военным.
Эйшинский сообщил цифры снабжения фронта мукой - интенданты проглотили в один месяц двухмесячный запас.
13 ноября
Завтракал с И. М. Тютрюмовым, бежавшим месяц назад из Петрограда. Большевизм, по его мнению, изживает себя голодом и остановкой экономической жизни, но армия сыта и за счет всего народа еще долго может воевать. К ста­рому нет возврата, военная диктатура неприемлема, народом не будет терпима.
14 ноября
Против наступавших с востока на Гдов большевиков мы могли выставить либо только что набранные новые войска (они рассыпались перед первым натиском боль­шевиков), либо инженерную часть - она вся сдалась боль­шевикам, заявив, что сформирована не для боя, а для по­чинки мостов. Общего стройного руководства операциями с нашей стороны и в помине не было; больше всего смущают ничем не объяснимые приказы отступать, поступавшие неод­нократно из штаба в такие моменты, когда, по сознанию борющихся, победа была за нами обеспечена, и натиск не­приятеля незначителен. Особенно характерный случай был сегодня. Когда Лианозов сидел у Юденича, ему донесли, что дан приказ об эвакуации Ямбурга (в 5 часов). Юденич покраснел, хватился за голову и бросился в штаб со сло­вами: «кто это приказал, ведь надобности не было!» Лиано­зову сообщили, что все эти приказы идут из штаба гене­рала Вандама.
О том, как исполнялись приказы Юденича можно судить по генералу Ветренко, которому приказано было послать бригаду на Тосно, чтобы помешать подвозу частей с Москов­ского фронта - он же послал туда роту, не дошедшую даже до Тосно, это обстоятельство, по общему отзыву, одна из главных причин нашей неудачи.
16 ноября
Богданов представил экземпляр объявления Родзянко, по­меченного 13-м августа, которым всем, в том числе и чле­нам северо-западного правительства, запрещалось появляться на фронте без его, Родзянко, разрешения. А шесть недель назад, когда в совете министров задали Родзянке вопрос, как он позволил себе объявить нечто подобное, он с негодо­ванием отверг существование такого объявления; мы выра­зили сомнение - Родзянко с пафосом заявил: «слово офи­цера должно служить неопровержимым доказательством».
…
Глазенап рассказывал о походе на Петроград, виня в неудаче его Юденича: пол­ное отсутствие единства командования, общего плана, не армия, а отдельные партизанские отряды высшего типа, дей­ствовавшие каждый за свой риск, не координируя действий и никому не подчиняясь. Все дело было погублено тем, что, несмотря на приказ, данный генералу Ветренко, не пе­ререзали Николаевской железной дороги у Тосно, хотя это легко было сделать. Те 16-20 тысяч штыков, которые были у Юденича, представляли из себя прекрасный боевой материал, и их было вполне достаточно, чтобы взять Петро­град…
Вчера на вопрос Лианозова, кто виноват в катастрофе, Родзянко ответил: «Вы меня извините, я груб, как солдат, и я вам прямо скажу о Юдениче (трехэтажное слово). Я его убеждал не брать на себя командования армией, которой он не знает и не понимает, предоставить ее мне. Он слушал и соглашался, а на другой день объявил приказ, что принимает командование, а меня назначил помощником!»
…
Доказывал сегодня Лианозову, что можно попытаться еще раз поднять нашу армию, что теперь-то правительство может выйти на широкую дорогу политических связей с Эстонией и Финляндией, и что можем прочнее связать свою судьбу с ними, войдя с эстонцами и финляндцами в Петро­град, где заложим прочный фундамент большой федера­тивной России, что теперь никто не помешает нам удалить зловещего главнокомандующего и пригласить более подхо­дящего генерала. Лианозов ответил, что хочет поехать в Париж, сделать там попытку добиться денежной помощи со­юзников и признания независимости Эстии…
17 ноября
…уличные маль­чишки, продающие папиросы, стали брать в платеж Ленин­ские деньги; северо-западные уже не принимают.
…когда наши войсковые части шли из Нарвы на Гдовские позиции, то эстонские власти приказали закрыть все съестные лавки по дороге, под предлогом бо­язни, что русские закупят всю провизию и жителям Нарвы ничего не останется.
В Нарве опять нападения эстонских солдат на наших офицеров из-за золотых погон, - продолжают их носить…
Прежнее правительство Эстии вынесло решение обезоружить нашу армию при переходе ее за Нарву.
19 ноября
Крузенштерн… полагает, что Юденича надо сохранить из-за денег и назначения его Колчаком, но необходимо услать его куда-нибудь... В Нарве эстонские солдаты срывают по­гоны и разоружают русских офицеров в кофейнях и ресто­ранах...
Заходил ко мне Дюшен, редактор газеты нашей в от­сутствие Кирдецова. Он не может спеться с членами редак­ционной коллегии Кальмановичем и Тютрюмовым; Дюшен хо­чет начать кампанию против военачальников, а Тютрюмов и Кальманович удерживают. Телеграфировал Кирдецову, чтобы завтра обратно возвращаться в Ревель, иначе газета наша пропадет.
По сведениям офицеров в Царском Селе и Гатчине наши генералы усиленно расстреливали евреев среди красной армии: «жиды вперед», командовали они и отправляли всех к расстрелу. Куприн рассказывает, что его усилиями был предупрежден в Гатчине еврейский погром, который собира­лись учинить белые.
Горн говорил с эстонским депутатом о нашем прави­тельстве: «Вы у нас бельмо на глазу, вы на нас привле­каете гнев большевиков, не успокоимся, пока вас не упраздним». По-видимому, и среди союзников господствует такое же течение, о чем англичане говорили Лианозову.
20 ноября
Был… у Тенни­сона - новый премьер Эстии. Теннисон сказал: новое эстонское правительство имело суждение о положении рус­ской армии и Северо-западного правительства. Те пози­ции, которые занимала армия и правительство, утрачены, кроме того, армия привлекла на эстонцев большие массы большевиков, отражение которых теперь всей тяжестью ло­жится на изнывающую от войны Эстию. Потеряв террито­рию и армию, северо-западное правительство является тя­желым бременем для слабой Эстии, которая желала бы дру­жественно решить с вами вопрос, вызванный создавшимся положением. Веры в Россию Колчаков, Деникиных и даже Львовых и Маклаковых у эстонцев нет. Россия еще не пони­мает, что восстановление ее мощи возможно только при под­держке маленьких окраинных народов. Эстонцы испробовали все: они сооружали союз маленьких народов для борьбы с большевизмом и упорно работали перед Антантой, - ре­зультаты пока ничтожные.
…
В 6 часов у Лианозова был генерал Юденич. Выясни­лось, что Юденич не склонен дать те 20.000 фунтов, на которые Лианозов выдал письмо эстонцам, контрассигнован­ное Юденичем. Лианозов указал ему, что письмо имеет ведь первою подпись самого Юденича и что выдано оно эстон­цам, что теперь ставит всех нас в особенно невозможное положение, - Юденич согласился. Далее Юденич заявил, что он и Пилкин решили выйти из состава правительства, на что Лианозов указал, что можно выходить лишь тогда, когда будет общее решение: «ведь и мы могли уйти, когда армия шла на Петроград и нас хотели упразднить, и не ушли ведь, не желая покинуть армию в трудный момент». Согла­сился и на это, обещал ждать. На положение армии смо­трит оптимистически, но теперь-де армия в холоде, без крова; без перчаток (ни разу Янов не пытался и заказать их) стрелять не может…
21 ноября
Был у меня подполковник X..., гвардейский офицер, и рассказывал свои впечатления с фронта. По его словам, выс­шее офицерство идет на большевиков с целью вернуть усадьбы, квартирное имущество, вешать комиссаров и на­казать «сволочь-народ», который сверг царя и поддержал большевиков - о России мало думают; среди офицерства немало «любителей» частной собственности. Гр. Игнатьев встретил в Ямбурге гвардейского офицера, который хвастал тем, что недавно нашел на комиссаре 40.000 царских денег, которые взял себе. Солдаты тоже много грабили. (Филиппео вчера рассказал, что начальник разведки Z..., живущий в одном с ним доме, привез жене из Гатчины много дамских туалетных принадлежностей, костюмов, белья). Приехав­шие из Нью-Маркета русские офицеры остались без белья; нм говорили: «для чего вы приехали сюда, - занимать наши места?» Глазенап, Владимиров и Краснов составляют особенную группу. Глазенап скверно окружен, - развед­чики из Финляндии, шпионы Владимирова и т. д. Краснов увлекся издательством, - издает в Нарве «Приневский Край». Отношение к офицерам, переходившим от красных, самое неразумное: их разжалывают немедленно в солдаты, третируют крайне грубо, что, разумеется, делается немедленно известным и тем, что остались еще в рядах красных. Ника­кого командования, никакой осведомленности в штабе; во­сторг по поводу всякой взятой деревни. Многоначалие. В Гатчине белые съели все запасы несчастных обывателей - сами же ничего не подвезли. Отношение обывателей было такое: с интересом следили, кто победит - белые или красные, но и те и другие одинаково чужие. Умилялись и плакали при приближении белых лишь старики, да интелли­генты - народ оставался равнодушным.
22 ноября
Юденич окончательно отказался дать Лианозову 20.000 фунтов стерлингов, необходимых для расчета с нашими слу­жащими, ссылаясь на неполучение ответа от Гулькевича; хочет, по-видимому, прикончить нас, подняв против нас всех наших служащих.
…
Евсеев… был у генерала Теннисона, который говорит, что армии нашей уже нет, есть лишь людская пыль. Генерал Ветренко (а говорили, что он разжалован за невзятие Тосно) и еще какой-то генерал со своими дивизиями уже вошли к нему в подчинение. Другие неизвестно кому подчинены. Пален и Арсеньев отказались от своих постов; большинство генералов, в том числе и Юденич, бросили Нарву и уехали. Теннисон не думает, что­бы нашу армию можно было собрать вновь. Положение армии ужасно. Стоят в болоте, где нет ни убежищ, ни даже деревень; полки тают, солдаты неизвестно куда разбегаются, об некоторых дивизиях до сих пор нет никаких сведений.
Евсеев, живя все время на фронте, не может понять, что собственно произошло, как и большинство лиц, с кото­рыми он беседовал, начиная с генерала Глазенапа и гене­рала Теннисона. Причины нашего поражения им неясны. Евсеев, кроме общего безголовья, неосведомленности указы­вает на то, что верхи армии сеяли панику. Так, когда он был в Гатчине, паника пошла от коменданта и его штаба; всех стали предупреждать, что надо уезжать тогда, когда к тому не было еще никаких оснований. Паника передавалась солдатам, и они отступали часто перед тенью опасности...
Эйшинский сообщил, что вагоны с продовольствием раз­бросаны повсюду, а интенданты все требуют муку.
Пешков говорит об ужасном положении беженцев: сто­яли по несколько суток в простых товарных вагонах в степи. Есть случаи смерти от холода. Есть беженцы, не имеющие места и в товарных вагонах, а с другой стороны масса ненуж­ного хлама наполняет сотни вагонов: из Гатчины, Цар­ского и других мест вывезено дворцовое имущество, двор­цовые экипажи, сбруя и т. д.
23 ноября
Положение нашей армии катастрофическое, часть ее уже перешла под командование Теннисона, о многих частях ничего не известно. Никакого командования сейчас нет, авторитет Юденича близок к нулю; штаба тоже никто не слушает. Ту часть армии, которая перейдет границу, не поступив под эстонское командование, разоружат. Сейчас разоружаются уже отдельные группы. Поллок прибавил, что все оружие, отнятое у переходящих русских, сдается англичанам. Им же будут сданы и шесть танков наших, из которых три бу­дут отданы в Латвию, а три посланы обратно в Англию... Гарденин заявил Поллоку, что теперь будет «новый диктатор, который-де все нала­дит»; некоторые люди постарались расшатать военную власть и «вот, что вышло», на что Поллок ответил, что рас­шатать можно только то, что существует, а он еще никакой военной власти не видел на северо-западном фронте.
Получена справка от главного полевого контролера Куд­рявцева о количестве пайков, якобы выдаваемых интендан­тами на прокормление армии: «Всего 106.000 пайков, из коих около 10.000 на разные учреждения в Нарве, осталь­ные 96.000 различным армейским частям, причем один пер­вый армейский корпус берет 5842, второй - 16749, пер­вая пехотная дивизия - 15.000 и т. д.; а всего-то штыков у нас никогда не было более 20-25 тысяч! С этаким хо­зяйством 400.000 пудов, приготовленных для Петрограда, будут съедены в три месяца, если не раньше; а больше аме­риканцы не дадут.