Теперь поедем на химзавод (т. е. химический завод). Когда мы подъезжали, я предчувствовал ужасы. Но оказалось, что химия перестала быть страшной химерой. Она добрая волшебница. «Победа» (марка автомобиля) въезжает на территорию завода. Асфальтовые дороги идут вдоль зеленых аллей, еще молодых, но многообещающих. Огромные корпуса цехов, их всех 11, проплывают мимо. Это корпуса уже работающие, но столько же еще строящихся. Завод расширяется, удваивается. Машина останавливается. 7-этажное здание. В нем больше окон, чем стен. Лифт поднимает на 6-й этаж. Отсюда видна общая картина. Представьте себе театр в 7 ярусов, но без сцены. Представление идет на самих ярусах, которые можно назвать и хорами. Действующие лица - машины, но они как будто даже и не действуют. Недаром же это химзавод. Химические процессы происходят в огромных вместилищах, или котлах. Они как будто залиты накипью серебра. Но это не серебро. Это некая рубашка, назначение которой сохранять тепло котла, а не расходовать его вовне. Без этих рубашек тут было бы, вероятно, очень жарко. На самом деле здесь приятная температура, которую даже врывающееся через все окна солнце не может накалить. Все эти этажи видны. Но где же люди? Несколько человек можно разглядеть там и сям. Они наблюдают за котлами. В этом их работа. Посеребренные чудовища работают сами. [Читать далее]Управляют этим 7-этажным корпусом три барышни. Мы вошли в комнату, где очень много приборов, напоминающих стенные барометры. Под стеклом движутся стрелки с перьями, и эти перья чертят на разграфленной бумаге некие кривые. По этим кривым можно судить, какая температура, давление, вольтаж, ампераж и многое другое. Барышни, не выходя из комнаты, знают все, что происходит в 7-этажном здании. Они видят и то, работают ли исправно «исправители». Потому что на каждый прибор имеется автоматический наблюдатель и контролер. Например, скажем, температура задана такая-то, допустим 30 градусов. Если она уклоняется от задания, то автоматический регулятор усилит или уменьшит действие машины, рождающей тепло. Кривая показывает, правильно ли действуют регуляторы. Но за регулятором неотступно следит его дублер, т. е. исправитель исправителя. Если что случилось, то этот второй исправитель вернет первый к порядку. Таким образом, роль барышень - следить за тем, правильно ли работают автоматы всего корпуса. А в общем в этом 7-этажном корпусе работают со всеми руководителями 15 человек. Непосредственно у приборов стоит всего 6 человек. Чистота в этом цехе, как в клинике, солнце, как в оранжерее. На непривычного человека действует сильный запах уксуса, основной кислоты, работающей здесь. Но уксус не ядовит, и к запаху его скоро привыкаешь. Уже 3 года на этом заводе установлен 7-часовой рабочий день. Средний уровень заработной платы, считая легкие и трудные цеха, около 1000 рублей. А что же они делают, эти таинственные автоматы? Они обрабатывают отходы (отбросы) хлопка и при помощи кислот превращают его в белый порошок, имеющий странное свойство. Путем всяческих операций его превращают в полужидкость, напоминающую мед цветом и тягучестью. Для чего этот «мед»? Совершенно неожиданно его назначение. «Мед» благодаря своей тягучести и способности затвердевать на воздухе превращается в тончайшую нитку, что делается уже на других заводах. Нитка эта имеет вид нитки натурального шелка, но превосходит последнюю качествами. Из этих ниток на ткацких фабриках изготовляют так называемые актированные материи, побивающие восточные и западные шелка своими качествами. Они еще дороги, но раскупаются. В ближайшее время ожидается сильное снижение цен - это промышленность разворачивается. Все цеха химического завода работают так или иначе на этот цех, 7-этажный, где делают порошок. Я побывал в 5-этажном цехе «регенерации». Кислоты стоят деньги. Найден способ отработанный уксус и другие жидкости возрождать к новой работе. В этом цехе отчаянная сложность из труб всевозможных размеров. Трубы эти стоят вертикально, и в этом лесу было бы невозможно разобраться, но они окрашены в разные цвета, указывающие их назначение. Рабочих тоже почти не видно в этих джунглях, напоминающих бамбуковые заросли тропиков. Еще я был в одном цехе. Здесь печи. Назначение их - химические процессы, требующие высокой температуры. Это единственные аппараты, где можно увидеть огонь, настоящий огонь, сквозь полуприкрытые небольшие заслонки. Это как в обыкновенной печи. Но в отличие от последней в химической печи бушует огонь белый, температура его от 600 до 1200°. Равнодушный манометр показывает эту зверскую цифру для одной из этих «печей огненных». Он не соображает, что на поверхности солнца всего 6000°, не соображает и не гордится. Но я горжусь, что был в нескольких метрах от земного солнца и не сгорел. Но все же в их соседстве жарко. Однако рабочему, наблюдающему за ними, достаточно только время от времени проверить манометры, затем он отходит в прохладное помещение. На этом закончился осмотр химического завода. Мы уехали, поблагодарив любезных хозяев. Мне очень хотелось осмотреть Тракторный завод. По имени этого завода называется целая часть города. Завод пущен в ход в 1946 году. Когда-то Ленин мечтал о ста тысячах тракторов для всей России. Этот завод, Владимирский тракторный, в течение 14 лет своего существования выпустил их 200 тысяч. Он получил Золотую медаль на выставке в Бельгии, и эту именно модель он выпускает сейчас. Она предназначена преимущественно для свеклосахарных плантаций. Но инженеры находят эту модель устарелой и трудятся над новой. Новый трактор будет иметь вместо водяного воздушное охлаждение. Есть страны такие, где воды мало. Она - ценность. Есть страны другие, где вода замерзает. Поэтому преимущество машин с воздушным охлаждением очевидно. Мы вошли в огромный одноэтажный корпус. Здесь бесконечный ряд автоматов и полуавтоматов. Они обрабатывают разные детали к трактору, в особенности я обратил внимание на шестерни. Их подает сюда кузнечный цех в грубом виде. Введенные в машину шестерни через несколько мгновений выходят преображенными по внешности, а по существу доведенными до необходимой точности. Труд рабочего здесь сводится к тому, чтобы подать машине деталь и принять ее обратно. Это, конечно, утомительно, когда делается часами, но затрата мускульной энергии человеческой мала. Глядя на это, я понял, почему современному рабочему так же необходим спорт, как инженеру и вообще людям умственного труда. Что губит здоровье интеллигента? То, что его тело, его мускулы не работают. Чтобы быть здоровым, надо дать работу телу. На современных заводах рабочий начинает приближаться, работая на автоматах, к людям умственной профессии, он не упражняет своего тела. С другой стороны, для работы на автоматах требуется повышенное развитие. Поэтому инженер и рабочий сближаются и в этом смысле. Обеим категориям нужен спорт. Вот почему правильно, когда молодые люди увлекаются футболом и другими видами спорта, а люди постарше не оставляют и в зрелом возрасте спортивных навыков, и так до преклонных лет. Этой же цели содействует, когда люди заводов и фабрик увлекаются землей, т. е. садоводством, цветоводством и прочим. Все эти занятия происходят на свежем воздухе и требуют известных физических усилий, не говоря уже о том, что плоды и овощи являются необходимым противовесом мясной пище, таящей в себе подводные камни. Но вернемся к шестерням и другим деталям. Закалка их производится с помощью электричества. По деталям пробегает ток, мгновенно накаливающий металл до нужного градуса, и так же деталь мгновенно охлаждается. Автоматы трудятся без устали под наблюдением малого числа людей. Это общая тенденция современной советской техники. Детали обработаны, трактор начинает собираться. Это происходит на конвейере. В конце конвейера рождается новый трактор. Водитель садится на свое место и запускает мотор. Огромные зубчато-резиновые колеса приходят в движение, и «новорожденный» делает свои первые шаги. На свет появилось новое существо. В сталь еще раз облеклась основная мысль конструктора, когда-то создавшего трактор, и добавочные мысли улучшателей и новаторов. Я спросил: - Когда умрет этот «новорожденный младенец»? - Он проживет несколько лет. Но можно продолжить его жизнь. Колхоз, где он будет работать, потребует от нас возобновить сносившиеся части. Мы пошлем их, и он будет продолжать жить. - А как часто происходят «роды»? - Примерно через каждые 20 минут. А теперь позвольте оторвать вас от стали и резины. Мы поехали. Территория завода велика. Дороги хорошо обсажены деревьями. 15-летние тополя дают уже ощутимую тень и прохладу. Но мы покинули их и выехали в поля, тоже принадлежащие Тракторному. Здесь тянутся фруктовые сады разных возрастов. Мы вошли в 10-летний сад. Вишни хорошо уродили в этом году. Ожидается урожай малины. Клубника отходит. В основу этих садов положен принцип коллектива, пришедшего на помощь индивидуальным усилиям. Руководство коллективом осуществляется через агрономическое управление. Но каждый рабочий, желающий трудиться лично над землей, получает свой участок. Он его обрабатывает и берет с него плоды. Участок остается за ним даже в том случае, если он перейдет на другой завод здесь, во Владимире, или поблизости. На участках видны маленькие летние домики среди деревьев, где можно проводить часы и дни отдыха. Наблюдая это, я подумал, что мысль, родившаяся у меня, когда я смотрел на безмускульную работу рабочих у станков, уже осуществилась. Здесь явственна тенденция в какой-то мере вернуть тружеников станка к земле и природе для их пользы и здоровья. Меня это обрадовало. «Лакированный каблук цивилизации», пугавшей меня 50 лет тому назад, будет побежден. Тракторный окружен жилищами рабочих. Государство строит многоэтажные дома, но в индивидуальном порядке вырастают поселки. Это одноэтажные домики в зелени. Обе категории жилищ имеют свои достоинства и недостатки. Главное же в том, что строительство идет быстро и тесноту заменит вольная жизнь в смысле жилищ. - 15 лет тому назад здесь были пустыри, поля, а теперь… Это произнес наш любезный хозяин, сопровождавший нас и на тракторные сады. Разве не правы эти созидатели, что они гордятся трудами рук своих. Надо их понимать. Надо понимать и то, что они чувствительны и даже раздражаются, когда им указывают недочеты. Недочеты кажутся им мелочью в сравнении с тем, что сделано, делается и будет сделано. По-разному воспринимают жизнь эти строители и те, кто страдает от недочетов. Пусть это мелочи, но обыденная жизнь складывается из мелочей. Советская жизнь настоящих дней необычно пестра. Рядом с величайшими достижениями может быть нехватка в предметах пустячных, но необходимых. Это происходит потому, что жизнь стремительно летит вперед. Те, кто работает на великое, не могут оглядываться на мелочи. Позже, позже! Эту страну подхватил смерч созидания, быть может, они и сами не знают, в чьей они власти. Но нельзя не ценить того, что они в своем творческом вдохновении совершают. Вот что я думал, возвращаясь домой. Однако мне было суждено еще раз соприкоснуться с Тракторным заводом. На вечер того же дня мы были приглашены посетить клуб этого завода, чтобы увидеть не только, как Тракторный работает, но и как он проводит часы досуга. Приглашение пришлось на будний день, когда в клубе не было никакого особенного вечера, танцев или концерта. Мы охотно приняли это приглашение и подъехали к клубу к 8 часам вечера. Он помещается в большом импозантном здании с белыми колоннами в новом районе города, каковой так и называется - Тракторный. До последнего времени здесь были пригородные пустыри, они-то теперь превратились в новый город, хорошо распланированный на привладимирских холмах. Улицы озеленены, тротуары и мостовые асфальтированы. Дома многоэтажные, с соблюдением всех требований современного комфорта, т. е. электричество, газ, ванные и прочее. Здание клуба выстроено и оборудовано «на большую ногу». Вестибюль, лестницы, коридоры, залы, отдельные комнаты для занятий. Тем не менее есть пожелание, и оно принадлежит самому директору этого клуба, который мечтает расширить помещение и достроить, увеличить его ввиду большого развития клубной жизни. Я убедился, что пожелание это правильно, так как был свидетелем того, как одни и те же помещения служат местом занятий то одной, то другой группы художественной самодеятельности рабочих Тракторного завода. Какой же художественной работой занимается по вечерам рабочая молодежь? Нам показали зал, в котором попеременно происходят доклады - ученые и литературные. Они сменяются школой танцев. Мы видели комнату, где занимается подготовлением к своим выступлениям духовой оркестр, но духовой оркестр в этот вечер не работал. Поэтому мы посетили комнату струнного оркестра. В этот вечер играли домбры под баян. Медиатором работали исключительно молодые девушки под руководством такого же молодого дирижера, и это зрелище было трогательное. Они очень мило играли, совсем юные работницы. Как бы в противовес этому мы видели комнату, где в тот вечер собрались пожилые люди, ветераны труда, состоящие теперь на пенсии, но когда-то много работавшие на Тракторном заводе. Они собрались для обсуждения своих дел, и мы не хотели мешать им. В этой же комнате собирается драматическая группа, которая в этот вечер тоже не работала. Директору клуба много возни, чтобы приютить все кружки и распределить время. Но он не унывает. Редко можно встретить такого энтузиаста своего дела. Каково же это дело? Можно ли определить его только организацией вечеров и концертной программой? Или же тут есть нечто большее, чем занять рабочую молодежь в свободное время. Это я подумал, прослушав занятие хора в одной из комнат. Тут, несомненно, происходила работа, напряженная и настойчивая, по достижению вершин, которые уже приближаются к настоящему искусству. Они исполняли романс, всем известный «Однозвучно гремит колокольчик». Разумеется, нам приходилось слышать его в первоклассном исполнении знаменитых хоров. И если мы с великим удовольствием слушали исполнение этого романса группой учеников и учениц завода, изготовляющего тракторы, то, значит, исполнение было превосходным. Замечательно тут то, что здесь не было никаких профессионалов, т. е. тех лиц, которые думают посвятить свою жизнь искусству. Это были просто рабочие и работницы, обнаружившие музыкальные способности. Их нашли, и в руках необычайно талантливого и темпераментно настойчивого руководителя они составляют ценный коллектив в мире искусства. Тут, может быть, можно сказать несколько слов о том, как представляют себе роль искусства в Советской России. Дело в том, что техника будет освобождать много времени у людей. Ведь будет достигнут 6- и 5-часовой рабочий день. Что делать в остальное время? Его можно употребить, да простят мне это выражение, на черт знает что, а можно употребить его на дело полезное и приятное. Признано, что искусство облагораживает людей. Но если так, то идея состоит в том, чтобы вовлечь в это облагораживающее занятие весь народ. Профессионалы останутся только в роли руководителей. Конечно, до этого еще далеко, но тенденция интересна. Показывали нам еще комнату, где в свободное время происходят занятия рисования. На столе величественно возвышается Аполлон Бельведерский во всей своей античной красоте. Но кроме этих классических занятий молодежь захватывают и современные темы; и некоторые пейзажи, исполненные маслом, показались нам интересными. После изобразительных искусств мы обратились к той отрасли, которой в древнее время покровительствовала муза Терпсихора, т. е. мы смотрели балет. Балет этот очень занятный, в него вложена мысль. Представлено, как добродетельная кукуруза борется со скверными сорняками. В смысле хореографическом интересно применение топота ног для изображения гнева. Это очень правильно Всем известно, что, когда человек очень рассердится, он топает ногами. Здесь это облечено в форму красивого танца, причем, конечно, побеждает добродетельная кукуруза, за которой стоит колхозница, апофеоз - ее торжество. Что разуметь под сорняками? Многое. Быть может, даже нечто совершенно неожиданное. По вечерам довольно поздно по этой же улице М. Горького гуляют молодые люди и молодые девушки. Причем есть парни, которых в последнее время стали называть «стилягами». Что такое «стиляга»? Это юноша, который весь смысл своей жизни видит в том, чтобы одеваться по последней моде, т. е. стильно. В этом желании хорошо одеваться еще нет ничего предосудительного. Но все в меру и не до бесчувствия. Когда переходится некоторая грань, то «стиляги» переходят в «сорняки». Пробыв два часа в клубе Тракторного завода, поблагодарив любезных хозяев, мы уехали, унося интересные впечатления. Какое явление в Советском Союзе можно поставить вровень с бурно развивающейся промышленностью? Конечно, колхозы. Человек, не видевший колхоза, вообще не должен говорить о Советской России. Итак, мы поехали в колхоз, название которого «Знамя Октября», это километров десять от Владимира. Я приехал туда в сопровождении моих друзей и провел в нем около пяти часов. Мне предоставили полную возможность все осмотреть, что только поддается осмотру за такое короткое время. Принимая во внимание мой возраст, меня возили на автомобиле по территории колхоза, а давал мне объяснения того, что там делается, сам председатель колхоза, человек не первой молодости, но бодрый, хорошо сохранившийся и очень обходительный. Сначала я расспросил его о численном составе колхоза. Оказалось, что это «укрупненный» колхоз, т. е. составленный из нескольких небольших, какие часто встречаются во Владимирской области. Центральный орган колхоза находится в деревне в 800 человек, а в общей сложности (со всеми остальными деревушками, входящими в состав этого колхоза) его численность равна 1400 человек. Мы въехали в деревню по хорошо мощенной дороге и увидели по обеим сторонам широкой улицы, обсаженной рядами молодых лип и тополей, типично великорусские избы, хорошо построенные. Никаких избушек на курьих ножках… Бревенчатые постройки в 3-4 окна на улицу с наличниками возведены на высоких фундаментах и производят солидное впечатление, скажу больше - зажиточное. Ни грязи, ни мусора на улице, ни валяющейся соломы почему-то я не увидел… Мы доехали до широкой площади, вокруг которой воздвигнуты большие сельскохозяйственные постройки. Когда-то в недавнем прошлом эта площадь была низиной за деревней, заливаемая водой от дождей, и представляла собой непроезжее болото. Эту низину повысили, заровняли, замостили, и она теперь является хозяйственным центром колхоза. С одной стороны площади стоит большое новое здание свинарни, и его мы осмотрели в первую голову. При здании - огромный загороженный двор, где проводит свои досуги под открытым небом молодое поколение свиней, гуляя и развлекаясь по-своему. В закрытом помещении мы посетили кухню для свиней, где в огромных чанах, обогреваемых газом, приготовляется необходимая для этих животных пища. В другом, еще большем отделении находятся взрослые свиньи - розовые, толстые, чистые, но уже кончающие свои дни на земле. В помещениях чисто, ни гнусного запаха, ни отталкивающего уродства, связанного в представлении людей с жизнью свиней. Происходит это, конечно, потому, что этой фермой заведуют животноводы, которые ее организовали и ведут согласно требованиям современного животноводства, недоступного для единоличника, имеющего в своем распоряжении хлев в конце двора, который испускает в летнюю жару мучительный запах. Далее мы увидели огромное здание конюшни, в которой содержатся лошади, и не какие-нибудь захудалые, малорослые, как это бывало в крестьянских хозяйствах, а великолепные владимирские тяжеловозы и рысаки. Моя спутница, которая на Владимирской выставке достижений сокрушалась, что не видит там рысаков, увидела их в Сновицах, где расположен колхоз «Знамя Октября». Но не только увидела. Подвигами одного из последних, трехлетнего жеребца, еще необъезженного, мы полюбовались с некоторым страхом: он выбросил наземь с помощью «свечек» и «козла» колхозника, его объезжавшего на небольшом шарабане, но подчинился другому могучему парню, который объявил, что к этому жеребцу «надо иметь подход», и укрощенный опытной рукой молодой «Памир» помчался, как молния, по деревенской улице, уже не пытаясь освободиться от раздражавшей его упряжи и повозки. Нам показали тяжеловозов, из которых один на сельскохозяйственной выставке в Москве потянул груз в 14 тонн на протяжении 17 метров. Эти богатыри-кони отличаются изящным сложением, несмотря на свою крупность и силу. Лошади оказались необходимыми для нужд сельского хозяйства, несмотря на то что почти все полевые работы в этом колхозе производятся механической тягой. Наличие лошадей полезно для колхоза, а потому лошадь не сдана в архив, а выращивается и распространяется в сельском хозяйстве, причем не какая-нибудь выродившаяся, а первоклассного качества. Из конюшен мы отправились в коровник. Стадо было на выгоне, однако как оно помещается «у себя дома», мы видели. Это - три огромных здания, хорошо освещенных, в которых проведен водопровод; помещения чистые, хорошо проветренные, пол выложен плитками, но слегка темноватыми, для того чтобы в этих залах устроить, скажем, собрание. Для водопоя многочисленных жителей этого дома здесь применяется одно любопытное новшество: возле каждого стойла на столбе прикреплен сосуд в форме глубокой миски, сообщающийся с водопроводом, а в этой миске находится приспособление, чтобы пустить воду. Как только корова полезет мордой в миску, чтобы напиться, она прижимает это приспособление, и в миску тотчас же льется свежая вода из водопровода. Когда она вволю напьется, она поднимает голову, и тотчас же поступление воды в миску прекращается. Этим способом достигается сокращение потребления воды, чистота помещения и экономия труда. Нам показали, кроме того, новостроящийся корпус для дойки коров. Доение коров в этом колхозе производится пока еще вручную, но вскоре будет механизировано при помощи электрических доилок. Колхоз, который я осматривал, был скотоводческий и зерновой. Производит он главным образом пшеницу на хорошо удобренных полях, применяя навоз из своих скотоводческих ферм. Поля обрабатываются по 7-польной системе механической тягой - тракторами, комбайнами и другими сельскохозяйственными машинами, имеющимися в распоряжении колхоза. Кроме большого поголовья скота - лошадей, коров, овец, свиней - в колхозе имеется одна курьезная отрасль животноводства - ферма, или, вернее, зверинец, где выращиваются сибирские чернобурые лисицы. Шкуры их высоко ценятся, как пушнина. Мы посетили и этот зверинец и познакомились с заведующим, который его ведет и знает обращение с лисами. Но наибольшее удовольствие доставил нам осмотр огромного фруктового сада площадью в 70 гектаров, на которых стройными рядами стоят вишневые деревья и яблони всевозможных сортов, какие только допускает климат Владимирской области, начиная от ценного «белого налива», кончая распространенной «антоновкой». Деревья эти 15-летнего возраста, содержатся прекрасно и дают обильные урожаи. Между рядами фруктовых деревьев зеленым ковром, или, вернее, широкими дорожками, расстилаются насаждения клубники. Нас угостили клубникой, которая была зрелой, и ее собирали в большие решета. Сорт «комсомолка» и «ульяновка» - ягоды несколько мельче, чем они бывают в южных краях, но зато очень вкусны и сочны. В конце затянувшейся прогулки председатель колхоза предложил мне посетить главную контору, чтобы немного отдохнуть. Я осмотрел помещения главной конторы, посетил канцелярии, в которых совершается делопроизводство этого большого сельскохозяйственного организма, познакомился со служащими, там работающими, и мне пришло в голову, что эти канцелярии, бухгалтерии и люди, в них работающие, своим внешним видом ничем не отличаются от городских канцелярий и служащих различных предприятий, работающих в городе. Затем меня пригласили зайти в комнату, где происходят собрания правления колхоза. Там стоял длинный стол, на котором нам приготовили закусить теми продуктами, которые производят в колхозе. И мы вкусили всевозможные кушанья - белый хлеб, булочки, пирожки, свежее сливочное масло с колхозной фермы, яйца - от птицеводческой, овощной салат из овощей, произрастающих на здешнем огороде. Всего было много, все было вкусное, свежее, хорошего качества, а всю эту аппетитную деревенскую еду мы запили чаем у самовара, который нам напоминал, где мы находимся, в какой стране, потому что обстановка этой большой комнаты и сервировка стола, а также красивые обои на стенах, кружевные занавески на окнах, люстра под потолком - все это напоминало не столько старинную великорусскую деревню, сколько столовую в каком-нибудь курортном городе. Но самое интересное ожидало меня впереди. Когда мы отдохнули за столом после длительных прогулок по колхозу, председатель предложил нам войти в любую избу и посмотреть своими глазами, как живут теперь колхозники. Я воспользовался этим предложением и вошел в одну из изб на главной улице. Я уселся на диване в большой горнице, которая выходила двумя окнами на улицу. Оглядывал обстановку. Мебель, конечно, мертвая вещь, но как она иногда умеет выразительно сказать свое слово. Прежде всего стало ясно, что поэтическая «лучинушка», о которой часто упоминается в народных песнях, равно как сменившие ее керосинки, отжили свой век. Избы, хозяйственные постройки, словом, все здания в колхозе освещаются электричеством. А в этой комнате, где мы находились, к потолку была привешена красивая люстра. А сам потолок? Он бревенчатый, закоптелый? Нет, он белый, гладкий, а к тому же украшен чем-то вроде лепного узора, скромного, но приятного рисунка. Комнату украшал и телевизор. Диван был пружинный, сидеть было удобно. Печь стояла почти посередине комнаты в виде колонки, доходившей до потолка, что, между прочим, очень разумно в смысле отопления. За печью была спальня хозяев. Там стояли две широкие пружинные кровати с никелированными спинками. Белоснежные покрывала и кружевные накидушки. На стене - за постелями - большой красивый плюшевый ковер. Я бегло осмотрел все это. Но моя спутница проявила большое внимание, наблюдательность и интерес. Ее привлек высокий буфет с посудой и большое зеркало-трюмо. И еще было зеркало трехстворчатое - трельяж. Между прочим, я тоже посмотрелся в это зеркало. Эти зеркала хорошие, отличной шлифовки, прямые, честные зеркала. Они сказали мне правду о том, что я уже не старик, а старец. Но я подумал не об этом, а о том, что рядом с честными зеркалами бывают и кривые зеркала, которые искажают действительность, и что таковых особенно много в политике. Моя спутница обратила внимание, что стол покрыт вышитой скатертью и что на ней изящная фарфоровая пепельница с золотым рисунком. Она взяла ее в руки, чтобы рассмотреть поближе. - Это из Ленинграда, - тихонько сказала хозяйка дома. - Я там ее купила. На пепельнице было выпуклое изображение одного из четырех коней, стоящих на Аничковом мосту, известная скульптура Клодта. Они - моя спутница и хозяйка- стали говорить между собой. Это была молодая женщина с типично русским лицом, миловидная блондинка. Одета она была со вкусом, по-городски. В ней невозможно было угадать крестьянку небольшой великорусской деревни, если бы я познакомился с нею где-нибудь в городе. Манеры, мимика, одежда говорили за то, что это культурная женщина. Но она была все же самая настоящая крестьянка, родилась в этой деревне и дочь крестьянина. Она кончила тут школу и после школы уехала в город продолжать образование в институте. Она хотела быть учительницей в родном селе, в той самой школе, где училась. Но этому помешала болезнь голосовых связок. Преподавать она не смогла, но все же вернулась в родной колхоз, получила там работу в канцелярии правления. Ее муж тоже крестьянин этой деревни, потерял ногу на войне. Работать в поле он больше не мог и работает теперь на электрической пиле. Хорошо зарабатывает и получает инвалидную пенсию. У них дочь, молодая девушка, кончающая сельскую школу. Живут в своем доме. Ничего, все у них пока благополучно. Знать, что будут на Руси и такие колхозы, было бы нам полезно, когда мы в эмиграции рассуждали о колхозах вообще. Но надо принять во внимание и то, что в 30-х годах таких колхозников и колхозниц в этой деревне еще не было. Председатель колхоза рассказал нам, что его колхоз пережил в прошлом печальные дни, было время, когда он был накануне развала, что-то, наконец, даже развалилось и отделилось от главного ядра. Потом опять спаялись воедино, люди поняли, что им легче и жить, и работать сообща, чем порознь. Таких условий жизни, такого заработка, такого усовершенствования хозяйства они не могли бы достигнуть, работая единолично на не особенно плодородной владимирской земле, требующей хорошего удобрения. Удобрения здесь, в этом колхозе, много благодаря большому поголовью скота. Теперешний заработок колхозника или колхозницы не ниже, а часто выше заработков служащих и рабочих в городских предприятиях. Свою зарплату они получают авансом в зависимости от выполняемой работы, почему они заинтересованы выполнять ее как можно лучше. Есть несколько категорий в смысле оплаты труда. В конце года при окончательном подсчете доходов колхоза они получают добавочное вознаграждение, если колхоз ведется хозяйственно и рационально. Когда-то мужчины из этой деревни уходили «в отхожий промысел». Не на что было прокормиться семье. Они организовывались в артели каменщиков, плотников, маляров, уходили на строительные работы в город, но осенью возвращались ни с чем, «с рублем», как говорилось, проев и прожив в городе все свои заработки. В деревне оставались женщины, дети и старики, которые жалко ковыряли неблагодарную землю. Была беда. А теперь? Теперь земля начала благодарить за организованный труд и удобрение. Жизнь пошла по-новому. И если этим людям, я имею в виду колхозников, еще чего-нибудь да хочется от жизни, то только не того, чтобы уйти из хорошо поставленного и дающего доход колхоза, который обеспечивает им человеческие условия жизни и материальное благосостояние. Все это я рассказываю в память о наших беседах и суждениях в эмиграции. Рассказываю для того, чтобы русские эмигранты узнали кое-что новое и, может быть, стали и думать по-новому.