Читаю книгу советского дипломата Андрея Михайловича Александрова-Агентова
"От Коллонтай до Горбачева". Оценки, даваемые автором событиям и людям, далеко не бесспорны. Чего стоит, например, следующий пассаж:
И в таком очень важном для нашей страны вопросе, как решение НАТО о размещении в Западной Европе американских ядерных ракет средней дальности, линию советской дипломатии начала 80-х годов никак не назовешь ни гибкой, ни эффективной. Сначала - полный отказ от предложенных США переговоров, потом - начало переговоров, но с весьма жестких позиций, а затем (когда началось размещение «першингов» и крылатых ракет) - демонстративный уход с переговоров. Понадобился совершенно иной, гораздо более гибкий подход, выработанный Горбачевым и Шеварднадзе, чтобы решить эту проблему и избавить Европу от одного из грозных видов ядерного оружия.
Знаем мы, к чему привёл столь гибкий подход. И всё же есть в книге интересные моменты. Ими, как обычно, и хочу поделиться. Первый из них касается Вячеслава Михайловича Молотова.
...его отличали довольно широкий культурный кругозор (по крайней мере по сравнению с другими его коллегами из ближайшего окружения Сталина), скрупулезная тщательность, любовь к точности формулировок, стремление как можно основательнее вникнуть в вопросы, с которыми он имел дело. Сам он писал четко, ясно, немногословно. В представляемых ему документах не терпел фактических неточностей и халтуры, не выносил выспренности и краснобайства. Помнится, на одной из записей бесед с иностранцами своего заместителя С. А. Лозовского, отличавшегося необычайной многословностью, Молотов крупными буквами начертал размашистую резолюцию: «Когда вы, наконец, научитесь говорить по делу, а не болтать попусту?»
С подчиненными, как уже видно из этого примера, Молотов бывал груб и резок, хотя в общем по-своему справедлив. Больше всего ненавидел подхалимство. Импонирующих ему работников выделял со свойственной ему суховатой сдержанностью. Один из его помощников как-то сказал мне: «Ты знаешь, Вячеслав Михайлович нередко разносит в пух и прах за какие-нибудь ошибки докладывающих ему заведующих отделами и даже своих заместителей, но я ни разу не слышал, чтобы он повысил голос на Громыко. Самое большее, если скажет: „А вот как товарищ Громыко мог такое пропустить, я не понимаю"». Видимо, тут было какое-то созвучие характеров. Недаром и много лет позже, уже будучи давно в отставке, Молотов с одобрением говорил: «Громыко - мой выдвиженец».
Под руководством Молотова в МИД было работать нелегко. Царила своеобразная атмосфера сурового гнета. Доклад ему лично каких-либо материалов требовал всегда большого напряжения нервов. И тем не менее я отчетливо помню, с каким облегчением вздохнул многочисленный и всякое повидавший на своем веку аппарат МИД, когда в коридоре седьмого этажа высотного здания на Смоленской площади вновь появилась в марте 1953 года коренастая, плотная фигура Вэ Эм (как его звали сотрудники).