Томаш Ржезач о Солженицыне - III
Фрагменты книги Томаша Ржезача "Спираль измены Солженицына", не вошедшие в прошлые выпуски журнала.
[Ознакомиться]Солженицын обнаружил удивительную вещь: быть жертвой выгодно. Много можно заработать, если ценой боли или временных неприятностей (при условии, разумеется, что они не опасны для жизни) примешь венец мученика. Отличный математик, Солженицын сумеет сообразить, что стоит многое потерять, чтобы затем приобрести, и эту «формулу» он будет не раз виртуозно применять в жизни.
...
Как писатель, Солженицын не наделен умением ждать. Или, говоря языком его второй профессии - математика, он хочет интегрировать уравнения, не усвоив тройного правила; не знает, сколько будет дважды два, а берется за теорию больших чисел.
Казалось бы, что у литературы есть еще одно преимущество: она прощает промахи, непростительные в других областях знания. Но это не так. Образно говоря, литература - мстительная дама. Она беспощадна к тем, кто стремится проникнуть к ней через черный ход.
Не простит она этого и Солженицыну. Нежелание Александра Исаевича изучить формы, которые казались ему «мелкими» или неважными, станет для него авторской катастрофой. Солженицын никогда не овладеет литературной композицией, не научится точному видению, не постигнет искусства замечать деталь и вплетать ее в ткань повествования. Нет, Солженицын «не разлагает форму», как сегодня модно говорить, потому что любое разложение означает точное знание предшествующей ступени и, более того, владение ею, - Солженицын же никогда не освоит форму. Его книги были и останутся неорганичным и неупорядоченным нагромождением материала, о котором тем не менее Солженицын в данный момент думает, что оно само по себе вознесет его на вершину мировой литературной славы.
Короче говоря, самолюбие и мания величия, побудившие Солженицына взяться за тему, на которую у него не хватало сил, привели его как писателя к полному краху… Солженицын обладает достаточным умом, чтобы понять это. Поэтому, решив спустя годы получить Нобелевскую премию, он вынужден был обойти литературу окольными тропами.
...
«…С Солженицыным мы критиковали объективные трудности первого периода войны, - скажет мне Николай Виткевич. - Но прежде всего мы критиковали Сталина за ошибки, которые он допустил из-за своего личного произвола и ощущения абсолютной власти. Сегодня наши взгляды - хотя теперь уже, разумеется, о них можно писать - были бы, вероятно, смешными. Короче, нам не нравилось, что Сталину все можно и что зачастую он действовал по-дилетантски. Я всегда полагал, что то, о чем мы с Саней говорили, останется между нами. Никогда и никому я не говорил и не писал о наших разговорах. Я считал их более или менее академическими словопрениями».
Бедный Виткевич! Он даже не мог и предположить, что в тот момент, когда он откровенно высказал Солженицыну свое мнение о его литературном таланте, он уже подписал свой приговор. А их беседы лишь подтвердят это. Однако приговор будет вынесен только тогда, когда это будет более всего выгодно Александру Исаевичу Солженицыну.
Но в одном Николай Виткевич заблуждался. Их взгляды на способности И. В. Сталина сегодня действительно смешны. Это действительно была ярко выраженная «лейтенантская краснуха». Человек, гораздо более компетентный и одаренный, видел вещи иначе, чем лейтенанты Виткевич и Солженицын. Маршал Советского Союза А. М. Василевский, во время Великой Отечественной войны начальник Генерального штаба, военачальник, разгромивший японскую Квантунскую армию, пишет, что было просто поразительно, как быстро росли стратегические познания Сталина, его способность четко оценивать обстановку и принимать правильные, весьма неожиданные решения…
...
В 1943-1944 годах, если судить по всем доступным источникам, Солженицыну в армии нравится. И как бы противоречиво это ни выглядело, короткий период службы в действующих войсках в определенном смысле - самый спокойный и уравновешенный в таинственной и сумбурной жизни Солженицына. Ведь никогда или почти никогда его жизнь не находилась под непосредственной угрозой. Во всяком случае, он подвергался риску не больше, чем автомобилист, мчащийся со скоростью 150 километров в час по современной автостраде.
А что еще? Солженицын писал жене, что едва он успевает съесть свой обед, как уже несколько пар рук тянутся к его миске. Она возвращается к нему вычищенная до блеска; ему не приходится чистить сапоги, а если он пожелает надеть шинель, ему тут же ее подают услужливые руки.
«Он жил, как барин», - напишет Наталия Алексеевна, которая посетила Солженицына в прифронтовой зоне. Он жил в блиндаже, где каждый вечер топилась печь. Это казалось Наталии Алексеевне невероятно приятным и романтичным. Один из подчиненных был «адъютантом по чаю». Другой переписывал литературные опусы неутомимого Солженицына, ныне капитана Красной Армии. Третий заботился об интеллектуальных развлечениях своего командира - в спокойные дни он часами беседовал с ним о литературе и особенно о политике, которой Александр Исаевич интересуется все больше и больше. Кроме того, был еще личный ординарец командира батареи - Голованов. Его землянка рядом, и он в любое время дня и ночи должен быть у шефа под рукой. Наталия Алексеевна Решетовская напишет потом, что ее пугало, как быстро Солженицын привыкал к ощущению власти.
Итак, говоря строго по-военному, у Солженицына «пижонская служба». Вдалеке от непосредственной опасности, окруженный услужливыми адъютантами, которых он сам себе назначил, Солженицын и впрямь живет, как барин. Под рукой у него сразу четыре помощника.
Что могло породить такие привычки у вчерашнего ростовского студента, проводившего самые счастливые часы у себя дома, под портретом своего отца в форме царского офицера? Чувство удовлетворенности? Полноты жизни? Или же страстная мечта, порожденная самолюбием и ставшая основным мотивом всех поступков Солженицына, - жажда власти?
Все три довода вполне правдоподобны. И более того, они еще найдут подтверждение в жизни Александра Исаевича Солженицына.
...
Наталия Алексеевна, чтобы быть ближе к мужу, переехала из Ростова-на-Дону - прекрасного, но все же провинциального города - в Москву.
Я помню, как в мае 1974 года в Цюрихе Александр Солженицын сказал мне:
«Вы должны понять, что, как только кто-либо бывает арестован, советские органы государственной безопасности запрещают ближайшим родственникам въезд в крупные города, особенно в Москву. Те, кто до ареста их родственника проживал в Москве, Харькове или другом подобном большом городе, немилосердно выселялись. В Казахстан. В Сибирь. На Дальний Восток…»
Наталию Алексеевну Решетовскую не преследовали, не заставили в Москве работать уборщицей или кондуктором троллейбуса. Она, как того сама хотела, поступила в аспирантуру при Московском государственном университете.
Если пользоваться терминологией Солженицына, Решетовская не простой Ч. С. Ее собственный муж дал о ней показания во время следствия, обвинил в антисоветской деятельности и полагал, что она будет арестована. Это подтверждает в своей книге и сама Наталия Алексеевна.
...
По словам Решетовской, он то с восторгом сообщает, что особенно увлечен чтением романа Анатоля Франса «Восстание ангелов», то сетует на то, как он медленно одолевает третий том «Войны и мира» Льва Толстого, лениво разжевывая шоколад, который присылает ему жена. Так он с барским капризом жалуется на свою «трудную» арестантскую жизнь.
Между тем в Цюрихе он со слезой в голосе, то артистически простирая руки вверх, то грубо хватая меня за пуговицу, рассказывал о тех «муках», которые он пережил, о лагерном «аде», куда забросила его судьба.
«Вы должны понять, - говорил он мне, - что различие между советскими и гитлеровскими лагерями было совсем незначительно. Оно заключалось только в том, что мы не имели такой техники, какая была у немцев; поэтому Сталин не мог установить в лагерях газовые камеры».
Скажите, читатель, в каком гитлеровском лагере - Освенциме или другом - заключенный имел возможность с наслаждением читать романы Анатоля Франса или Льва Толстого, при этом лениво разжевывая шоколад?..
...
...солженицынская смелость - это смелость человека, первым вступившего на разминированное поле...
...
На странице 40 Солженицын рассказывает, что в первые годы после революции в Советском Союзе будто бы царил произвол. Он пишет:
«После 30 августа 1918 года (то есть после покушения эсерки Фанни Каплан на Владимира Ильича Ленина. - Т. Р.) НКВД призвал свои отделения сразу же арестовать всех социалистов-революционеров и взять заложниками большое число представителей буржуазии и офицерства. (Да, вот если бы после покушения на царя, организованного группой Александра Ульянова (брат Ленина), были арестованы не только ее члены, но и все студенты в России и большое число деятелей земства!)».
Это очень серьезное утверждение. На первый взгляд оно доказывает, что для революции не была важна жизнь людей. Такое утверждение необходимо документально подтвердить. И Солженицын делает это. В сноске он указывает источник, из которого черпал данные: «Вестник НКВД, 1918, №21/22, с. 1». Я заинтересовался этим источником. Но, как оказалось, такого источника в природе не существует.
В 1918 году НКВД вообще не было, он был создан только 10 июля 1934 года. В 1918 году служба безопасности молодого Советского Союза называлась ВЧК. После нее в 1922 году было ГПУ, в тридцатые годы - ОГПУ, и лишь затем - как было сказано - возник НКВД! А в 1918 году, как мне удалось установить, никакой «Вестник НКВД» не выходил.
И в этом весь Солженицын. Он занимается выдумыванием исторических цитат, исторических источников, будучи уверен, что люди, которые в своих политических целях используют заведомого предателя и лжеца, не будут проверять, правду говорит он или нет. Ибо цель оправдывает средства. А кто на Западе - швейцарский, западногерманский, французский, английский, американский гражданин - знает историю органов безопасности СССР? Важно произвести эффект.
Далее, Солженицын утверждает, что Прагу освободили войска генерала Власова.
В 1945 году мне было 10 лет. Я помню события тех лет достаточно четко. И все мои земляки, которые в то время были способны понимать, что вокруг них происходит, могут так же, как и я, засвидетельствовать: танки, сохранившие Прагу от уничтожения, были с пятиконечными звездами - знаком отличия Красной Армии. Правда, власовцы пробивались через Прагу в американский плен и несколько раз встречались с фашистами, но Чешский национальный совет - высший орган Пражского антифашистского восстания - отказался сотрудничать с ними и предоставить им возможность приобрести политический капитал.
Солженицын в своей книжке «Архипелаг ГУЛаг» судит историю Советского Союза, причем с невероятной предвзятостью.
Так, например, он утверждает, что в исходе Сталинградской битвы решающую роль сыграли штрафные роты!
«Штрафные роты стали цементом фундамента сталинградской победы», - заявляет он.
Однако рассмотрим проблему подробнее.
Может быть, капитан Красной Армии Александр Исаевич Солженицын не знает, что штрафные роты были вооружены лишь легким оружием, а отнюдь не автоматами? Как же с карабинами они могли прорвать фронт отборных немецких частей? Или немецкая армия была так слаба, что на нее стоило только ногой топнуть? Или, может быть, Солженицын не знает того, что содержится во всей исторической литературе, а именно что основные силы нацистов на равнинах между Волгой и Доном были разбиты могучим ударом артиллерии и бронетанковых войск? Город Сталинград отстояли не штрафные роты, а 62-я гвардейская армия под командованием генерала Чуйкова. Это известно всему миру. Это факты, которые трудно опровергнуть. Солженицыну эта фальсификация понадобилась для своей схемы, чтобы доказать, что Советский Союз - полицейское государство и положительной силой в нем являются лишь те люди, которые попали в заключение.
Вот еще один пример, свидетельствующий о мошенническом подходе при описании исторических фактов.
Солженицын утверждает, что в городке Бузулук находилось тридцать тысяч интернированных чехословаков.
Это может произвести впечатление. Если пренебречь исторической правдой. Так, из Бузулука в начале 1943 года выступил первый самостоятельный чехословацкий батальон под командованием подполковника Людвика Свободы (будущего Президента ЧССР). Об истории этого батальона написаны обширные исследования и художественные произведения. Наиболее солидным из них по сей день остается книга Людвика Свободы «Из Бузулука до Праги». Этот батальон численностью почти в 1500 человек по просьбе воинов был впервые введен в бой на советско-германском фронте в деревне Соколово в тот момент, когда назревал кризис под Харьковом. После соколовской битвы командующий батальоном был награжден высшей советской наградой - орденом Ленина, а один из командиров рот - капитан Отакар Ярош - посмертно, первым среди иностранных граждан в истории СССР, был удостоен звания Героя Советского Союза.
Многие чехословацкие солдаты и офицеры получили советские ордена и медали. Разве дают награды интернированным? Конечно же, нет.
Солженицын ведет очень простую и - не побоимся сказать - подлую игру. Кто на Западе будет проверять, что произошло более тридцати лет назад в далеком городке Бузулуке? А Солженицын сделал здесь ставку на свой престиж человека «сведущего», «компетентного». Однако схема опять разваливается - исторические факты не совпадают с тем, что сообщает А. И. Солженицын.
...
День спустя после приезда Солженицына директор фирмы Баукнехт (Швейцария) господин Якоб Г. Бэхтольд сказал мне: «Ах, эти проклятые русские - хитрые бестии! Так элегантно покончили с Солженицыным! Теперь он для нас не имеет никакого смысла».
Генрих Бёлль не смог долго выдержать трудного гостя.
Солженицын переселился в Швейцарию. В шикарном частном учебном заведении «Атенеум» в Базеле, где учатся отпрыски лишь самых богатых людей, преподаватели спрашивали своего коллегу, преподавателя истории средних веков, латыни и греческого, чешского писателя-эмигранта Карела Михала (настоящее его имя Павел Букса): «Что он у нас ищет? Низких налогов? Конечно, у нас нейтральная страна, и наш долг - предоставить политическое убежище эмигранту. Однако Солженицын - несколько опасная фигура. Что, если русские разозлятся?»
Чешский эмигрант вступился за изгнанника Солженицына.
Нужно учесть, что этот обмен мнениями проходил в тот момент, когда печать, радио и телевидение открыли кампанию, прославляя Александра Солженицына, так что он вполне мог считать себя центром вселенной.
Фердинанд Пероутка на прибытие Солженицына реагировал весьма отрицательно и всячески пытался подчеркнуть превосходство людей Запада над «простым русским» - превосходство тех, кто ведет себя тихо, пьет виски, умеет молча целыми часами слушать других, - над молодцем, который громко хлебает чай с блюдечка, топает как слон и при малейшей возможности извергает потоки бессвязных слов. Он хотел также доказать «своим рядам», что все приходящее с Востока является по меньшей мере сомнительным. Такая реакционная настроенность не нова, а ветха, как и сам восьмидесятилетний Пероутка.
Якоб Г. Бэхтольд ко всему подходит как реалист. Он сам прошел нелегкий жизненный путь и, как некогда говорили, выбился в люди благодаря своему усердию. Якоб Г. Бэхтольд - коммерсант, а не политик, о которых он с презрением говорит: «Это марионетки в наших руках - мы их водим». Он трезво смотрит на вещи и на все имеет свое мнение. О Солженицыне он сказал: «Запад приобрел дефектный товар, который не найдет сбыта». Невольно он еще раз подтвердил известную истину, что человек, от которого отказалась его Родина, теряет в цене, если даже он лауреат Нобелевской премии и если на его счету в банке шесть миллионов швейцарских франков (1974). И опытный коммерсант Якоб Г. Бэхтольд многозначительно добавил: «Для антисоветизма и антикоммунизма Солженицын имел значение, пока он выступал с заявлениями в Советском Союзе; на Западе его слова быстро утратят свой вес и свою привлекательность». Таким образом, Якоб Г. Бэхтольд, сам того не подозревая, подтвердил опыт американских руководителей радиостанций «Свобода» и «Свободная Европа»: новые эмигранты «изнашиваются» через два года. После этого их практическое применение становится нецелесообразным.
И вот еще одно утверждение преподавателей «Атенеума», базельской школы для избранных. Оно самое любопытное из всех. Александр Солженицын в своей лекции в связи с присуждением ему Нобелевской премии сказал, что норвежские писатели и деятели искусств приготовили для него кров. Он не обманывал. Для него уже после высылки на самом деле был приготовлен «кров» в Норвегии. И не какой-нибудь, а вилла Сигрид Ундсет, действительного лауреата Нобелевской премии в области литературы. Солженицын отказался.
Он опасался похищения, убийства, как он говорил, - «судьбы Троцкого». (Ведь Норвегия слишком близко от Советского Союза.) На нелогичность подобного утверждения я уже указывал. Но было ли это истинной причиной? Нет. Преподаватели «Атенеума» - швейцарцы. Это означает, что они экономны, расчетливы и скаредны. Они смотрят на все сквозь голубую стофранковую банкноту. И потому они вскрыли настоящую причину отказа Солженицына от «крова», предложенного ему норвежскими друзьями: в Норвегии подоходный налог прогрессивный, и Солженицыну пришлось бы платить, возможно, более 50 процентов от своего дохода.
Короче, преподаватели базельской частной школы весьма точно определили, что Солженицын искал в Швейцарии. Как и многие другие миллионеры, он искал «налоговый оазис».
...
Вот что говорит один из «соратников» Солженицына, комментатор чешской редакции радиостанции «Свободная Европа» Карел Ездинский: «Эту глупость («Архипелаг ГУЛаг». - Т. Р.) мы, конечно, должны были дать в эфир. Шефы (американцы. - Т. Р.) этого хотели, лично я тоже не имел ничего против того, чтобы вызвать у большевиков головную боль. Хотя я сомневаюсь, что у них будет болеть голова из-за этой чепухи. Солженицын нам сам навязывался. Мы не могли заплатить ему много, и он согласился на гонорар в тысячу долларов. Это, в сущности, ничто. Ну ладно, и то хлеб. Мне даже жаль было тех ребят, которым пришлось эту муру читать по радио. Ничего не получилось. Ни по-русски, ни по-немецки, а я эти языки достаточно хорошо знаю. Это можно делать только по долгу службы».
...
Александр Солженицын решил установить связь с теми эмигрантами, которые, как он полагал, будут ему полезны. Сделал он это по-своему, с высоты своего величия. А потому неудачно, и представление о Солженицыне как о лидере чешской и словацкой эмиграции на Западе мгновенно растаяло в швейцарской голубой дымке.
В издательстве «Конфронтацион» в Цюрихе вышел в свет его памфлет «Жить не по лжи». В нем, помимо всего прочего, говорится о «чехословацкой нации». Бестактность и необразованность Солженицына оскорбили чехов и словаков (как представителей двух наций) в их лучших чувствах. Чехи и словаки в эмиграции очень на него разозлились.
Самолюбие и поверхностные знания завели его опять в тупик.
Из среды чешских эмигрантов с Солженицыным остались лишь люди двух типов: ему полезные и в него влюбленные. Первых он использует, (вторых либо открыто презирает, либо игнорирует.
Прежде всего обращала на себя внимание преданная ему Валентина Голубова. Она всячески его опекала, заботилась о нем, стремилась беречь время «маэстро». Попасть к Солженицыну было, пожалуй, труднее, чем на прием в Букингэмский дворец, или Фонтенбло, или на Даунинг-стрит, 10, или в Кремль. Тот, кто хотел связаться с Солженицыным, должен был сначала позвонить супругам Голуб, затем подождать два-три дня, а то и неделю. Еще раз позвонить… После чего Голубова отвечала, что Александр Исаевич сейчас не располагает временем или что он сейчас занят «творчеством». Когда наконец наступал час приема, то встреча назначалась только на квартире доктора Голуба. Важно. Таинственно. Лаконично.
Время измерялось в секундах. В помощь Валентине Голубовой были выделены чемпионы по каратэ, личный врач Солженицына доктор Прженосил, а также переводчики и издатели, которые строили друг другу козни, борясь за сомнительную честь издания «произведений» Александра Солженицына.
Короче, это был типичный мелкий и скучный балаган.
...
Важно - и потому интересно - то, что на примере Александра Солженицына прекрасно видно, как глубоко может пасть человек, если его с радостью использует самое болезнетворное начало в современном мире - антикоммунизм.
[Ознакомиться]Солженицын обнаружил удивительную вещь: быть жертвой выгодно. Много можно заработать, если ценой боли или временных неприятностей (при условии, разумеется, что они не опасны для жизни) примешь венец мученика. Отличный математик, Солженицын сумеет сообразить, что стоит многое потерять, чтобы затем приобрести, и эту «формулу» он будет не раз виртуозно применять в жизни.
...
Как писатель, Солженицын не наделен умением ждать. Или, говоря языком его второй профессии - математика, он хочет интегрировать уравнения, не усвоив тройного правила; не знает, сколько будет дважды два, а берется за теорию больших чисел.
Казалось бы, что у литературы есть еще одно преимущество: она прощает промахи, непростительные в других областях знания. Но это не так. Образно говоря, литература - мстительная дама. Она беспощадна к тем, кто стремится проникнуть к ней через черный ход.
Не простит она этого и Солженицыну. Нежелание Александра Исаевича изучить формы, которые казались ему «мелкими» или неважными, станет для него авторской катастрофой. Солженицын никогда не овладеет литературной композицией, не научится точному видению, не постигнет искусства замечать деталь и вплетать ее в ткань повествования. Нет, Солженицын «не разлагает форму», как сегодня модно говорить, потому что любое разложение означает точное знание предшествующей ступени и, более того, владение ею, - Солженицын же никогда не освоит форму. Его книги были и останутся неорганичным и неупорядоченным нагромождением материала, о котором тем не менее Солженицын в данный момент думает, что оно само по себе вознесет его на вершину мировой литературной славы.
Короче говоря, самолюбие и мания величия, побудившие Солженицына взяться за тему, на которую у него не хватало сил, привели его как писателя к полному краху… Солженицын обладает достаточным умом, чтобы понять это. Поэтому, решив спустя годы получить Нобелевскую премию, он вынужден был обойти литературу окольными тропами.
...
«…С Солженицыным мы критиковали объективные трудности первого периода войны, - скажет мне Николай Виткевич. - Но прежде всего мы критиковали Сталина за ошибки, которые он допустил из-за своего личного произвола и ощущения абсолютной власти. Сегодня наши взгляды - хотя теперь уже, разумеется, о них можно писать - были бы, вероятно, смешными. Короче, нам не нравилось, что Сталину все можно и что зачастую он действовал по-дилетантски. Я всегда полагал, что то, о чем мы с Саней говорили, останется между нами. Никогда и никому я не говорил и не писал о наших разговорах. Я считал их более или менее академическими словопрениями».
Бедный Виткевич! Он даже не мог и предположить, что в тот момент, когда он откровенно высказал Солженицыну свое мнение о его литературном таланте, он уже подписал свой приговор. А их беседы лишь подтвердят это. Однако приговор будет вынесен только тогда, когда это будет более всего выгодно Александру Исаевичу Солженицыну.
Но в одном Николай Виткевич заблуждался. Их взгляды на способности И. В. Сталина сегодня действительно смешны. Это действительно была ярко выраженная «лейтенантская краснуха». Человек, гораздо более компетентный и одаренный, видел вещи иначе, чем лейтенанты Виткевич и Солженицын. Маршал Советского Союза А. М. Василевский, во время Великой Отечественной войны начальник Генерального штаба, военачальник, разгромивший японскую Квантунскую армию, пишет, что было просто поразительно, как быстро росли стратегические познания Сталина, его способность четко оценивать обстановку и принимать правильные, весьма неожиданные решения…
...
В 1943-1944 годах, если судить по всем доступным источникам, Солженицыну в армии нравится. И как бы противоречиво это ни выглядело, короткий период службы в действующих войсках в определенном смысле - самый спокойный и уравновешенный в таинственной и сумбурной жизни Солженицына. Ведь никогда или почти никогда его жизнь не находилась под непосредственной угрозой. Во всяком случае, он подвергался риску не больше, чем автомобилист, мчащийся со скоростью 150 километров в час по современной автостраде.
А что еще? Солженицын писал жене, что едва он успевает съесть свой обед, как уже несколько пар рук тянутся к его миске. Она возвращается к нему вычищенная до блеска; ему не приходится чистить сапоги, а если он пожелает надеть шинель, ему тут же ее подают услужливые руки.
«Он жил, как барин», - напишет Наталия Алексеевна, которая посетила Солженицына в прифронтовой зоне. Он жил в блиндаже, где каждый вечер топилась печь. Это казалось Наталии Алексеевне невероятно приятным и романтичным. Один из подчиненных был «адъютантом по чаю». Другой переписывал литературные опусы неутомимого Солженицына, ныне капитана Красной Армии. Третий заботился об интеллектуальных развлечениях своего командира - в спокойные дни он часами беседовал с ним о литературе и особенно о политике, которой Александр Исаевич интересуется все больше и больше. Кроме того, был еще личный ординарец командира батареи - Голованов. Его землянка рядом, и он в любое время дня и ночи должен быть у шефа под рукой. Наталия Алексеевна Решетовская напишет потом, что ее пугало, как быстро Солженицын привыкал к ощущению власти.
Итак, говоря строго по-военному, у Солженицына «пижонская служба». Вдалеке от непосредственной опасности, окруженный услужливыми адъютантами, которых он сам себе назначил, Солженицын и впрямь живет, как барин. Под рукой у него сразу четыре помощника.
Что могло породить такие привычки у вчерашнего ростовского студента, проводившего самые счастливые часы у себя дома, под портретом своего отца в форме царского офицера? Чувство удовлетворенности? Полноты жизни? Или же страстная мечта, порожденная самолюбием и ставшая основным мотивом всех поступков Солженицына, - жажда власти?
Все три довода вполне правдоподобны. И более того, они еще найдут подтверждение в жизни Александра Исаевича Солженицына.
...
Наталия Алексеевна, чтобы быть ближе к мужу, переехала из Ростова-на-Дону - прекрасного, но все же провинциального города - в Москву.
Я помню, как в мае 1974 года в Цюрихе Александр Солженицын сказал мне:
«Вы должны понять, что, как только кто-либо бывает арестован, советские органы государственной безопасности запрещают ближайшим родственникам въезд в крупные города, особенно в Москву. Те, кто до ареста их родственника проживал в Москве, Харькове или другом подобном большом городе, немилосердно выселялись. В Казахстан. В Сибирь. На Дальний Восток…»
Наталию Алексеевну Решетовскую не преследовали, не заставили в Москве работать уборщицей или кондуктором троллейбуса. Она, как того сама хотела, поступила в аспирантуру при Московском государственном университете.
Если пользоваться терминологией Солженицына, Решетовская не простой Ч. С. Ее собственный муж дал о ней показания во время следствия, обвинил в антисоветской деятельности и полагал, что она будет арестована. Это подтверждает в своей книге и сама Наталия Алексеевна.
...
По словам Решетовской, он то с восторгом сообщает, что особенно увлечен чтением романа Анатоля Франса «Восстание ангелов», то сетует на то, как он медленно одолевает третий том «Войны и мира» Льва Толстого, лениво разжевывая шоколад, который присылает ему жена. Так он с барским капризом жалуется на свою «трудную» арестантскую жизнь.
Между тем в Цюрихе он со слезой в голосе, то артистически простирая руки вверх, то грубо хватая меня за пуговицу, рассказывал о тех «муках», которые он пережил, о лагерном «аде», куда забросила его судьба.
«Вы должны понять, - говорил он мне, - что различие между советскими и гитлеровскими лагерями было совсем незначительно. Оно заключалось только в том, что мы не имели такой техники, какая была у немцев; поэтому Сталин не мог установить в лагерях газовые камеры».
Скажите, читатель, в каком гитлеровском лагере - Освенциме или другом - заключенный имел возможность с наслаждением читать романы Анатоля Франса или Льва Толстого, при этом лениво разжевывая шоколад?..
...
...солженицынская смелость - это смелость человека, первым вступившего на разминированное поле...
...
На странице 40 Солженицын рассказывает, что в первые годы после революции в Советском Союзе будто бы царил произвол. Он пишет:
«После 30 августа 1918 года (то есть после покушения эсерки Фанни Каплан на Владимира Ильича Ленина. - Т. Р.) НКВД призвал свои отделения сразу же арестовать всех социалистов-революционеров и взять заложниками большое число представителей буржуазии и офицерства. (Да, вот если бы после покушения на царя, организованного группой Александра Ульянова (брат Ленина), были арестованы не только ее члены, но и все студенты в России и большое число деятелей земства!)».
Это очень серьезное утверждение. На первый взгляд оно доказывает, что для революции не была важна жизнь людей. Такое утверждение необходимо документально подтвердить. И Солженицын делает это. В сноске он указывает источник, из которого черпал данные: «Вестник НКВД, 1918, №21/22, с. 1». Я заинтересовался этим источником. Но, как оказалось, такого источника в природе не существует.
В 1918 году НКВД вообще не было, он был создан только 10 июля 1934 года. В 1918 году служба безопасности молодого Советского Союза называлась ВЧК. После нее в 1922 году было ГПУ, в тридцатые годы - ОГПУ, и лишь затем - как было сказано - возник НКВД! А в 1918 году, как мне удалось установить, никакой «Вестник НКВД» не выходил.
И в этом весь Солженицын. Он занимается выдумыванием исторических цитат, исторических источников, будучи уверен, что люди, которые в своих политических целях используют заведомого предателя и лжеца, не будут проверять, правду говорит он или нет. Ибо цель оправдывает средства. А кто на Западе - швейцарский, западногерманский, французский, английский, американский гражданин - знает историю органов безопасности СССР? Важно произвести эффект.
Далее, Солженицын утверждает, что Прагу освободили войска генерала Власова.
В 1945 году мне было 10 лет. Я помню события тех лет достаточно четко. И все мои земляки, которые в то время были способны понимать, что вокруг них происходит, могут так же, как и я, засвидетельствовать: танки, сохранившие Прагу от уничтожения, были с пятиконечными звездами - знаком отличия Красной Армии. Правда, власовцы пробивались через Прагу в американский плен и несколько раз встречались с фашистами, но Чешский национальный совет - высший орган Пражского антифашистского восстания - отказался сотрудничать с ними и предоставить им возможность приобрести политический капитал.
Солженицын в своей книжке «Архипелаг ГУЛаг» судит историю Советского Союза, причем с невероятной предвзятостью.
Так, например, он утверждает, что в исходе Сталинградской битвы решающую роль сыграли штрафные роты!
«Штрафные роты стали цементом фундамента сталинградской победы», - заявляет он.
Однако рассмотрим проблему подробнее.
Может быть, капитан Красной Армии Александр Исаевич Солженицын не знает, что штрафные роты были вооружены лишь легким оружием, а отнюдь не автоматами? Как же с карабинами они могли прорвать фронт отборных немецких частей? Или немецкая армия была так слаба, что на нее стоило только ногой топнуть? Или, может быть, Солженицын не знает того, что содержится во всей исторической литературе, а именно что основные силы нацистов на равнинах между Волгой и Доном были разбиты могучим ударом артиллерии и бронетанковых войск? Город Сталинград отстояли не штрафные роты, а 62-я гвардейская армия под командованием генерала Чуйкова. Это известно всему миру. Это факты, которые трудно опровергнуть. Солженицыну эта фальсификация понадобилась для своей схемы, чтобы доказать, что Советский Союз - полицейское государство и положительной силой в нем являются лишь те люди, которые попали в заключение.
Вот еще один пример, свидетельствующий о мошенническом подходе при описании исторических фактов.
Солженицын утверждает, что в городке Бузулук находилось тридцать тысяч интернированных чехословаков.
Это может произвести впечатление. Если пренебречь исторической правдой. Так, из Бузулука в начале 1943 года выступил первый самостоятельный чехословацкий батальон под командованием подполковника Людвика Свободы (будущего Президента ЧССР). Об истории этого батальона написаны обширные исследования и художественные произведения. Наиболее солидным из них по сей день остается книга Людвика Свободы «Из Бузулука до Праги». Этот батальон численностью почти в 1500 человек по просьбе воинов был впервые введен в бой на советско-германском фронте в деревне Соколово в тот момент, когда назревал кризис под Харьковом. После соколовской битвы командующий батальоном был награжден высшей советской наградой - орденом Ленина, а один из командиров рот - капитан Отакар Ярош - посмертно, первым среди иностранных граждан в истории СССР, был удостоен звания Героя Советского Союза.
Многие чехословацкие солдаты и офицеры получили советские ордена и медали. Разве дают награды интернированным? Конечно же, нет.
Солженицын ведет очень простую и - не побоимся сказать - подлую игру. Кто на Западе будет проверять, что произошло более тридцати лет назад в далеком городке Бузулуке? А Солженицын сделал здесь ставку на свой престиж человека «сведущего», «компетентного». Однако схема опять разваливается - исторические факты не совпадают с тем, что сообщает А. И. Солженицын.
...
День спустя после приезда Солженицына директор фирмы Баукнехт (Швейцария) господин Якоб Г. Бэхтольд сказал мне: «Ах, эти проклятые русские - хитрые бестии! Так элегантно покончили с Солженицыным! Теперь он для нас не имеет никакого смысла».
Генрих Бёлль не смог долго выдержать трудного гостя.
Солженицын переселился в Швейцарию. В шикарном частном учебном заведении «Атенеум» в Базеле, где учатся отпрыски лишь самых богатых людей, преподаватели спрашивали своего коллегу, преподавателя истории средних веков, латыни и греческого, чешского писателя-эмигранта Карела Михала (настоящее его имя Павел Букса): «Что он у нас ищет? Низких налогов? Конечно, у нас нейтральная страна, и наш долг - предоставить политическое убежище эмигранту. Однако Солженицын - несколько опасная фигура. Что, если русские разозлятся?»
Чешский эмигрант вступился за изгнанника Солженицына.
Нужно учесть, что этот обмен мнениями проходил в тот момент, когда печать, радио и телевидение открыли кампанию, прославляя Александра Солженицына, так что он вполне мог считать себя центром вселенной.
Фердинанд Пероутка на прибытие Солженицына реагировал весьма отрицательно и всячески пытался подчеркнуть превосходство людей Запада над «простым русским» - превосходство тех, кто ведет себя тихо, пьет виски, умеет молча целыми часами слушать других, - над молодцем, который громко хлебает чай с блюдечка, топает как слон и при малейшей возможности извергает потоки бессвязных слов. Он хотел также доказать «своим рядам», что все приходящее с Востока является по меньшей мере сомнительным. Такая реакционная настроенность не нова, а ветха, как и сам восьмидесятилетний Пероутка.
Якоб Г. Бэхтольд ко всему подходит как реалист. Он сам прошел нелегкий жизненный путь и, как некогда говорили, выбился в люди благодаря своему усердию. Якоб Г. Бэхтольд - коммерсант, а не политик, о которых он с презрением говорит: «Это марионетки в наших руках - мы их водим». Он трезво смотрит на вещи и на все имеет свое мнение. О Солженицыне он сказал: «Запад приобрел дефектный товар, который не найдет сбыта». Невольно он еще раз подтвердил известную истину, что человек, от которого отказалась его Родина, теряет в цене, если даже он лауреат Нобелевской премии и если на его счету в банке шесть миллионов швейцарских франков (1974). И опытный коммерсант Якоб Г. Бэхтольд многозначительно добавил: «Для антисоветизма и антикоммунизма Солженицын имел значение, пока он выступал с заявлениями в Советском Союзе; на Западе его слова быстро утратят свой вес и свою привлекательность». Таким образом, Якоб Г. Бэхтольд, сам того не подозревая, подтвердил опыт американских руководителей радиостанций «Свобода» и «Свободная Европа»: новые эмигранты «изнашиваются» через два года. После этого их практическое применение становится нецелесообразным.
И вот еще одно утверждение преподавателей «Атенеума», базельской школы для избранных. Оно самое любопытное из всех. Александр Солженицын в своей лекции в связи с присуждением ему Нобелевской премии сказал, что норвежские писатели и деятели искусств приготовили для него кров. Он не обманывал. Для него уже после высылки на самом деле был приготовлен «кров» в Норвегии. И не какой-нибудь, а вилла Сигрид Ундсет, действительного лауреата Нобелевской премии в области литературы. Солженицын отказался.
Он опасался похищения, убийства, как он говорил, - «судьбы Троцкого». (Ведь Норвегия слишком близко от Советского Союза.) На нелогичность подобного утверждения я уже указывал. Но было ли это истинной причиной? Нет. Преподаватели «Атенеума» - швейцарцы. Это означает, что они экономны, расчетливы и скаредны. Они смотрят на все сквозь голубую стофранковую банкноту. И потому они вскрыли настоящую причину отказа Солженицына от «крова», предложенного ему норвежскими друзьями: в Норвегии подоходный налог прогрессивный, и Солженицыну пришлось бы платить, возможно, более 50 процентов от своего дохода.
Короче, преподаватели базельской частной школы весьма точно определили, что Солженицын искал в Швейцарии. Как и многие другие миллионеры, он искал «налоговый оазис».
...
Вот что говорит один из «соратников» Солженицына, комментатор чешской редакции радиостанции «Свободная Европа» Карел Ездинский: «Эту глупость («Архипелаг ГУЛаг». - Т. Р.) мы, конечно, должны были дать в эфир. Шефы (американцы. - Т. Р.) этого хотели, лично я тоже не имел ничего против того, чтобы вызвать у большевиков головную боль. Хотя я сомневаюсь, что у них будет болеть голова из-за этой чепухи. Солженицын нам сам навязывался. Мы не могли заплатить ему много, и он согласился на гонорар в тысячу долларов. Это, в сущности, ничто. Ну ладно, и то хлеб. Мне даже жаль было тех ребят, которым пришлось эту муру читать по радио. Ничего не получилось. Ни по-русски, ни по-немецки, а я эти языки достаточно хорошо знаю. Это можно делать только по долгу службы».
...
Александр Солженицын решил установить связь с теми эмигрантами, которые, как он полагал, будут ему полезны. Сделал он это по-своему, с высоты своего величия. А потому неудачно, и представление о Солженицыне как о лидере чешской и словацкой эмиграции на Западе мгновенно растаяло в швейцарской голубой дымке.
В издательстве «Конфронтацион» в Цюрихе вышел в свет его памфлет «Жить не по лжи». В нем, помимо всего прочего, говорится о «чехословацкой нации». Бестактность и необразованность Солженицына оскорбили чехов и словаков (как представителей двух наций) в их лучших чувствах. Чехи и словаки в эмиграции очень на него разозлились.
Самолюбие и поверхностные знания завели его опять в тупик.
Из среды чешских эмигрантов с Солженицыным остались лишь люди двух типов: ему полезные и в него влюбленные. Первых он использует, (вторых либо открыто презирает, либо игнорирует.
Прежде всего обращала на себя внимание преданная ему Валентина Голубова. Она всячески его опекала, заботилась о нем, стремилась беречь время «маэстро». Попасть к Солженицыну было, пожалуй, труднее, чем на прием в Букингэмский дворец, или Фонтенбло, или на Даунинг-стрит, 10, или в Кремль. Тот, кто хотел связаться с Солженицыным, должен был сначала позвонить супругам Голуб, затем подождать два-три дня, а то и неделю. Еще раз позвонить… После чего Голубова отвечала, что Александр Исаевич сейчас не располагает временем или что он сейчас занят «творчеством». Когда наконец наступал час приема, то встреча назначалась только на квартире доктора Голуба. Важно. Таинственно. Лаконично.
Время измерялось в секундах. В помощь Валентине Голубовой были выделены чемпионы по каратэ, личный врач Солженицына доктор Прженосил, а также переводчики и издатели, которые строили друг другу козни, борясь за сомнительную честь издания «произведений» Александра Солженицына.
Короче, это был типичный мелкий и скучный балаган.
...
Важно - и потому интересно - то, что на примере Александра Солженицына прекрасно видно, как глубоко может пасть человек, если его с радостью использует самое болезнетворное начало в современном мире - антикоммунизм.