Чуковский о Пастернаке
Из дневников Корнея Ивановича Чуковского.
24 февраля 1932 г.
При Пастернаке невозможны никакие пошлые разговоры, он весь напряженный, радостный, источающий свет. Читал свою поэму «Волны», которая, очевидно, ему самому очень нравится, читая, часто смеялся отдельным удачам, читал с бешеной энергией, как будто штурмом брал каждую строфу, и я испытал такую радость, слушая его, что боялся, как бы он не кончил.
12 февраля 1935 г.
Когда вышел Пастернак, ему так долго аплодировали, что он махал по-домашнему (очень кокетливо) руками, чтобы перестали, а потом энергически сел. И читал он стихи таким голосом, в котором слышалось: «я сам знаю, что это дрянь и что работа моя никуда не годится, но что же поделаешь с вами, если вы такие идиоты». Глотал слова, съедал ритмы, стирал фразировку.
10 сентября 1946 г.
Вчера вечером были у нас Леоновы, а я в это время был на чтении у Пастернака... Роман его я плохо усвоил, т. к. вечером я не умею слушать, устаю за день к 8-ми часам, но при всей прелести отдельных кусков - главным обр., относящихся к детству и к описаниям природы - он показался мне посторонним, сбивчивым, далеким от моего бытия - и слишком многое в нем не вызвало во мне никакого участия. Тут и девушка, кот. развращает старик-адвокат, и ее мать, с которой он сожительствует, и мальчики Юра, Ника, Миша, и какой-то Николай Николаевич, умиляющийся Нагорной проповедью и утверждающий вечную силу евангельских истин.
Потом Юра - уже юноша сочиняет стихи - в роман будут вкраплены стихи этого Юры - совсем пастернаковские - о бабьем лете и о мартовской капели - очень хорошие своими «импрессионами», но ничуть не выражающие душевного «настройства» героя.
[Читать далее]1 сентября 1956 г.
Был вчера у Федина. Он сообщил мне под большим секретом, что Пастернак вручил свой роман «Доктор Живаго» какому-то итальянцу, который намерен издать его за границей. Конечно, это будет скандал: «Запрещенный большевиками роман Пастернака». Белогвардейцам только это и нужно. Они могут вырвать из контекста отдельные куски и состряпать: «контрреволюционный роман Пастернака».
9 сентября 1958 г.
У меня с Пастернаком - отношения неловкие: я люблю некоторые его стихотворения, но не люблю иных его переводов и не люблю его романа «Доктор Живаго», который знаю лишь по первой части, читанной давно. Он же говорит со мной так, будто я безусловный поклонник всего его творчества, и я из какой-то глупой вежливости не говорю ему своего отношения.
27 октября 1958 г.
История с Пастернаком стóит мне трех лет жизни. Мне так хотелось ему помочь!!! Я предложил ему поехать со мною к Фурцевой - и пусть он расскажет ей все: спокойно, искренне. Пусть скажет, что он возмущен такими статейками, как те, которые печатают о нем антисоветские люди, но что он верит (а он действительно верит!!), что премия присуждена ему за всю его литературную деятельность. Пусть скажет, что он стал жертвой аферистов, издавших его роман против его воли, как он говорит.
Это написано для показа властям.
[Дописано позже другими чернилами. - Елена Чуковская].
27 января 1959 г.
Был Пастернак. Он встревожен, что на 21-м съезде опять начнут кампанию против него - и потребуют изгнать его из отечества. Он знает, что было заседание идеологической комиссии.
Я сказал ему:
- Вы можете считать меня пошляком, но, ради бога, не ставьте себя в такое положение: я, Пастернак, с одной стороны и Советская власть с другой. Смиренно напишите длинное письмо, заявите о своих симпатиях к тому, что делает Советская власть для народа, о том, как вам дорога Семилетка - и т. д.
- Нет, этого я не напишу. Я сообщу, что я готов быть только переводчиком и отказываюсь писать оригинальные стихи.
- А им какое до этого дело? Они ни в грош не ставят ни то, ни другое. Вам надо рассказать подробно о том, при каких обстоятельствах вы отдали свой роман за границу, осудить этот свой поступок.
- Ни за что. Скорее пойду на распятье.
23 апреля 1959 г.
…виделся с Пастернаком…
Месяца три назад он дал мне свои стихи о том, что он «загнанный зверь». Я спрятал эти стихи, никому не показывая их, решив, что он написал их под влиянием минуты, что это не «линия», а «настроение». И вот оказывается, что он каким-то образом переслал «Зверя» за границу, где его и тиснули!!!
Так поступить мог только сумасшедший - и лицо у П-ка «с сумасшедшинкой».
Переписывается с заграницей вовсю.
31 мая 1960 г.
…я помню, как уязвило его, что он - первый поэт СССР - неизвестен никому в той больничной палате, куда положили его, -
И вы не смоете всей вашей
черной кровью
Поэта праведную кровь.
28 июня 1962 г.
П-к, умирая, сказал: «как я рад, что ухожу из этого пошлого мира. Пошлятина не только здесь, но и там (за рубежом)».
24 февраля 1932 г.
При Пастернаке невозможны никакие пошлые разговоры, он весь напряженный, радостный, источающий свет. Читал свою поэму «Волны», которая, очевидно, ему самому очень нравится, читая, часто смеялся отдельным удачам, читал с бешеной энергией, как будто штурмом брал каждую строфу, и я испытал такую радость, слушая его, что боялся, как бы он не кончил.
12 февраля 1935 г.
Когда вышел Пастернак, ему так долго аплодировали, что он махал по-домашнему (очень кокетливо) руками, чтобы перестали, а потом энергически сел. И читал он стихи таким голосом, в котором слышалось: «я сам знаю, что это дрянь и что работа моя никуда не годится, но что же поделаешь с вами, если вы такие идиоты». Глотал слова, съедал ритмы, стирал фразировку.
10 сентября 1946 г.
Вчера вечером были у нас Леоновы, а я в это время был на чтении у Пастернака... Роман его я плохо усвоил, т. к. вечером я не умею слушать, устаю за день к 8-ми часам, но при всей прелести отдельных кусков - главным обр., относящихся к детству и к описаниям природы - он показался мне посторонним, сбивчивым, далеким от моего бытия - и слишком многое в нем не вызвало во мне никакого участия. Тут и девушка, кот. развращает старик-адвокат, и ее мать, с которой он сожительствует, и мальчики Юра, Ника, Миша, и какой-то Николай Николаевич, умиляющийся Нагорной проповедью и утверждающий вечную силу евангельских истин.
Потом Юра - уже юноша сочиняет стихи - в роман будут вкраплены стихи этого Юры - совсем пастернаковские - о бабьем лете и о мартовской капели - очень хорошие своими «импрессионами», но ничуть не выражающие душевного «настройства» героя.
[Читать далее]1 сентября 1956 г.
Был вчера у Федина. Он сообщил мне под большим секретом, что Пастернак вручил свой роман «Доктор Живаго» какому-то итальянцу, который намерен издать его за границей. Конечно, это будет скандал: «Запрещенный большевиками роман Пастернака». Белогвардейцам только это и нужно. Они могут вырвать из контекста отдельные куски и состряпать: «контрреволюционный роман Пастернака».
9 сентября 1958 г.
У меня с Пастернаком - отношения неловкие: я люблю некоторые его стихотворения, но не люблю иных его переводов и не люблю его романа «Доктор Живаго», который знаю лишь по первой части, читанной давно. Он же говорит со мной так, будто я безусловный поклонник всего его творчества, и я из какой-то глупой вежливости не говорю ему своего отношения.
27 октября 1958 г.
История с Пастернаком стóит мне трех лет жизни. Мне так хотелось ему помочь!!! Я предложил ему поехать со мною к Фурцевой - и пусть он расскажет ей все: спокойно, искренне. Пусть скажет, что он возмущен такими статейками, как те, которые печатают о нем антисоветские люди, но что он верит (а он действительно верит!!), что премия присуждена ему за всю его литературную деятельность. Пусть скажет, что он стал жертвой аферистов, издавших его роман против его воли, как он говорит.
Это написано для показа властям.
[Дописано позже другими чернилами. - Елена Чуковская].
27 января 1959 г.
Был Пастернак. Он встревожен, что на 21-м съезде опять начнут кампанию против него - и потребуют изгнать его из отечества. Он знает, что было заседание идеологической комиссии.
Я сказал ему:
- Вы можете считать меня пошляком, но, ради бога, не ставьте себя в такое положение: я, Пастернак, с одной стороны и Советская власть с другой. Смиренно напишите длинное письмо, заявите о своих симпатиях к тому, что делает Советская власть для народа, о том, как вам дорога Семилетка - и т. д.
- Нет, этого я не напишу. Я сообщу, что я готов быть только переводчиком и отказываюсь писать оригинальные стихи.
- А им какое до этого дело? Они ни в грош не ставят ни то, ни другое. Вам надо рассказать подробно о том, при каких обстоятельствах вы отдали свой роман за границу, осудить этот свой поступок.
- Ни за что. Скорее пойду на распятье.
23 апреля 1959 г.
…виделся с Пастернаком…
Месяца три назад он дал мне свои стихи о том, что он «загнанный зверь». Я спрятал эти стихи, никому не показывая их, решив, что он написал их под влиянием минуты, что это не «линия», а «настроение». И вот оказывается, что он каким-то образом переслал «Зверя» за границу, где его и тиснули!!!
Так поступить мог только сумасшедший - и лицо у П-ка «с сумасшедшинкой».
Переписывается с заграницей вовсю.
31 мая 1960 г.
…я помню, как уязвило его, что он - первый поэт СССР - неизвестен никому в той больничной палате, куда положили его, -
И вы не смоете всей вашей
черной кровью
Поэта праведную кровь.
28 июня 1962 г.
П-к, умирая, сказал: «как я рад, что ухожу из этого пошлого мира. Пошлятина не только здесь, но и там (за рубежом)».