В первые месяцы режима Колчака произошло несколько рабочих восстаний: в Омске 22-23 декабря, в Кольчугино 6-7 апреля 1919 г. и др. Областной Сибирский комитет (он переехал из Томска в Омск после второй партийной конференции) тщательно готовил восстание в Омске. Заранее назначили срок и город разбили на четыре района. Но к моменту выступления власти обнаружили две конспиративные квартиры и арестовали 33 человека, которых сразу же расстреляли. Восстание решено было отложить, но предупредить всех не успели. В одном районе сообщению об отсрочке не поверили, в другой район информация об отсрочке не дошла. Восставшие захватили тюрьму и освободили политических заключенных. В числе освобожденных были не только коммунисты, но и эсеры и меньшевики (учредиловцы). Взято было в плен около 400 чехов. Рабочие предместья Куломзино захватили станцию и обезоружили железнодорожную милицию. По железнодорожной линии были посланы отряды подрывников для того, чтобы отрезать Омск от внешнего мира. Это восстание было жестоко подавлено. По приговору военно-полевого суда расстреляно было около 170 человек, убито во время подавления восстания около 250 человек. Это официальные цифры, но в действительности количество жертв, как говорят очевидцы, доходило до 1000 человек. Между прочим, освобожденные меньшевики и эсеры по призыву начальника омского гарнизона вернулись обратно в тюрьму. При переводе их из суда в тюрьму вся партия на льду реки Иртыша была расстреляна, причем в числе расстрелянных оказались не только приговоренные военно-полевым судом к смертной казни, но и те, которые были приговорены к тюремному заключению или оправданы, и даже те, которые не были еще на суде. Среди расстрелянных было несколько членов Учредительного собрания, в том числе эсер Н. Фомин. Это тот самый Фомин, который вместе с Гайдой 26 мая 1918 г. отправил шифрованный телеграфный приказ через правление «Закупсбыт» по всем сибирским городам о выступлении чехословаков и подпольной контрреволюции. Поистине можно сказать словами русской пословицы: «Поделом вору и мука».[Читать далее] ...
В «бунтующие» уезды были посланы многочисленные команды для усмирения. Картина усмирения, как правило, типична. Прибывший в село отряд собирает сельский сход. Если заранее заготовленные списки большевиков отсутствуют, предлагается собравшимся выдать зачинщиков и большевиков. Достаточными признаками для обвинения в большевизме служила солдатская шинель, которую носил демобилизованный, отсутствие креста на шее и икон в доме и даже большая, чем обычно, грамотность заподозренного. Вот некоторые отдельные случаи расправ. В селе Озеро-Курейском, Бийского уезда, на Базарной площади были повешены члены и секретарь волостного земства за то, что в Земской управе был найден красный флаг с надписью «Да здравствует Учредительное собрание», в той же волости повешены все бывшие солдаты запасных полков за то, что начальник отряда капитан Андрушкевич заявил, что он «не любит этот сорт товарищей». В селе Крутик, Каменского уезда, отрядом Гольдовича в сентябре 1918 года расстреляно несколько крестьян за то, что они не сумели спеть «Боже, царя храни». В селе Шимонаевском, Змеиногорского уезда, выпорота и расстреляна целая крестьянская семья за обед, приготовленный из мяса больной свиньи для карательного отряда. В селе Чумае, Мариинского уезда, повешены сотни крестьян за то, что редко посещали церковную службу, а также расстреляно несколько человек за отказ пороть своих односельчан шомполами. Количество этих примеров можно умножить до бесконечности - в одном только Славгородском уезде было расстреляно более 5000 человек. Осенью 1918 г. крестьянские восстания произошли в Павлодарском, Атбасарском, Тарском, Татарском, Тюкалинском и других уездах. И здесь повторяется картина расправы карателей, поголовные порки, расстрелы, зарывание людей заживо и т. п. ...
...разница между подпольем царским и колчаковским оказалась огромной. В царские времена работать было легче. Партийное подполье в царское время было окружено заботой, околопартийными людьми и организациями. Профессиональные организации, кооперативы, студенческие землячества, левые интеллигенты, чем могли, помогали подполью. Нелегальный партиец жил в среде, сочувствующей ему и готовой помочь всеми средствами. Совершенно не то было в колчаковском подполье. На сочувствие интеллигенции надеяться было нечего. Большей частью она была враждебна или равнодушна (это в лучшем случае) к Советской власти и коммунистам. Усилился и изощрился в борьбе с подпольем господствующий режим. Взамен одной охранки возникли с десяток охранок: колчаковская милиция, русские и иностранные контрразведки. Каждая воинская часть имела свою контрразведку. Колчаковское офицерье, обозленное советским режимом, вымещало свои прошлые обиды. Такой жестокости пыток, какие были в контрразведках, не знала царская охранка. ... Если раньше принадлежность к партии большевиков каралась ссылкой и каторгой до 8 лет, то теперь за принадлежность к партии большевиков и даже за сочувствие ей можно было легко заработать верёвку или пулю. ... 17 ноября во Владивостоке Гайда поднял восстание против Колчака. К нему примкнули владивостокские грузчики. Восстание оказалось неудачным. Колчаковское командование учебно-инструкторским батальоном и гардемаринами разгромило небольшие силы Гайды. Помогли и японцы, которые в решающий момент стали обстреливать с миноносцев вокзальную площадь, где сосредоточились восставшие. Гайда попал в руки Розанова, но по требованию американцев был выдан иностранной миссии. Розанов сорвал злобу на грузчиках, расстреляв их поголовно.